Вера полюбила Марка… Какова её любовь, мы, я надеюсь, поговорим позднее. А вот какова любовь Марка?
К предыдущей статье я получила очень интересный комментарий, где сказано, что «порой из личины адского нигилиста выглядывает мальчик Трилли из "Белого пуделя" - недобрый и в край избалованный». Комментатор предположил, что истоки поведения Волохова – в его «богатом детстве». Весьма вероятно! Гончаров ни одним словом не намекает на происхождение Марка, сам он нигде не упомянет о необходимости зарабатывать на хлеб насущный – очень возможно, что действительно избалован был донельзя и испорченным ребёнком остался до сих пор.
Во всяком случае, его отношение к очень многому похоже на то, о чём расскажет дворник в «Белом пуделе»: «Чего захотелось, так весь дом перебулгачит. Подавай — и всё тут», - с той только разницей, что не «подавать» требует, а сам берёт (вспомним его слова, зачем берёт деньги «в долг», не собираясь возвращать: «Мне нужны они, а у вас есть»).
Мне кажется, именно так он стремится и получить Веру. Любит ли он по-настоящему? Мне кажется, что его «любовь» - чисто чувственное влечение, подогреваемое тем, что он никак не может получить желаемое («Хорошенькая рука, — сказал он, целуя несколько раз и потянулся поцеловать ее в щеку, но она отодвинулась. — Опять нет! Скоро ли это воздержание кончится?»)
Меня взгляды Марка на любовь заставляют вспомнить об известной «теории стакана воды» (кстати, впервые слова Жорж Санд: «Любовь, как стакан воды, даётся тому, кто его просит» - были упомянуты примерно в то же время, когда писался «Обрыв»). Вера напомнит ему: «"Что это за заглядыванье в даль? — твердили вы, — что за филистерство — непременно отмеривать себе счастье саженями да пудами? Хватай, лови его на лету, и потом, после двух, трёх глотков беги прочь, чтоб не опротивело, и ищи другого! Не давай яблоку свалиться, рви его скорей и завтра рви другое. Не кисни на одном месте, как улитка, и не вешайся на одном сучке. Виснуть на шее друг друга, пока виснется, потом разойтись..." Это всё вы раскидали по своим проповедям. Стало быть, у вас это сделалось убеждением». Да он и сам скажет: «Я думал, что мы скоро сойдёмся и потом разойдёмся, — это зависит от организмов, от темпераментов, от обстоятельств. Свобода с обеих сторон — и затем — что выпадет кому из нас на долю: радость ли обоим, наслаждение, счастье, или одному радость, покой, другому мука и тревоги — это уже не наше дело».
Но Вера с таким взглядом на отношения мужчин и женщины смириться не может. Марк будет упрекать её, что она хочет только брака («Вы барышня, замуж хотите!»), что ей нужны лишь красивые слова, - но ведь это не так! А при этом он, на словах выступая против старых понятий о семье и браке, которые назовёт «мёртвым воздухом», на деле требует полного подчинения себе, заставляя вспомнить чуть ли не «Домострой»: «Во-первых, я люблю вас и требую ответа полного... А потом верьте мне и слушайтесь! Разве во мне меньше пыла и страсти, нежели в вашем Райском, с его поэзией? Только я не умею говорить о ней поэтически, да и не надо. Страсть не разговорчива... А вы не верите, не слушаетесь!..» И вполне закономерен её ответ: «Посмотрите, чего вы хотите, Марк: чтоб я была глупее самой себя! Сами проповедовали свободу, а теперь хотите быть господином и топаете ногой, что я не покоряюсь рабски...»
Марк добьётся своего… И случится это в тот момент, когда, казалось бы, уже всё было кончено, когда «он одолел воображение, пожалуй — так называемое сердце Веры, но не одолел её ума и воли», притом что «одна материальная победа, обладание Верой, не доставило бы ему полного удовлетворения, как доставило бы над всякой другой».
Да, Вера, которая перед этим высказала уже все причины необходимости их расставания, в последнюю минуту не выдержала, поддалась минутной слабости («"Взглянуть один раз... что он — и отвернуться навсегда..." — колебалась и она, стоя у подъема на крутизну»).
«Боже, прости её, что она обернулась!..» Восклицание, завершающее сцену их последнего объяснения, говорит само за себя. «Она была у него в объятиях. Поцелуй его зажал её вопль. Он поднял её на грудь себе и опять, как зверь, помчался в беседку, унося добычу...»
Но сумел ли Марк победить по-настоящему?
Вера поддалась порыву страсти, она сама скажет Райскому: «Я будто спала; всех вас, тебя, бабушку, сестру, весь дом — видела как во сне, была зла, суха — забылась!..» - а наутро проснулась и горько страдает…
А он шлёт письма и думает, что будет услышан. Но вчитаемся! «Уехать тебе со мной, вероятно, не дадут, да и нельзя!... Следовательно, мне надо принести жертву, то есть мне хочется теперь принести её [поразительная поправка!], и я приношу. Если ты надеешься на успех у бабушки — обвенчаемся, и я останусь здесь до тех пор, пока... словом, на бессрочное время. Я сделал всё, Вера, и исполню, что говорю». Можно ли поверить ему? Что ждёт Веру, если она согласится на его предложение? Ведь перед этим было сказано: «Ты хочешь бесконечной любви: многие хотели бы того же, но этого не бывает...», «Я отныне не трогаю твоих убеждений; не они нужны нам, — на очереди страсть. У неё свои законы; она смеётся над твоими убеждениями, — посмеётся со временем и над бесконечной любовью». А кое-что звучит вообще сверхцинично: «Помни, что если мы разойдёмся теперь, это будет походить на глупую комедию, где невыгодная роль достанется тебе, — и над нею первый посмеётся Райский, если узнает».
Что стоит за этими письмами? Гончаров пояснит: «Он знал и прежде её упрямство, которого не могла сломать даже страсть, и потому почти с отчаянием сделал последнюю уступку, решаясь жениться и остаться ещё на неопределённое время, но отнюдь не навсегда, тут, в этом городе, а пока длится его страсть. Он верил в непогрешимость своих понятий о любви и предвидел, что рано или поздно она кончится для обоих одинаково, что они будут "виснуть один другому на шею, пока виснется", а потом... Он отдалялся от этого "потом", надеясь, что со временем Вера не устоит и сама на морали бабушки, когда настанет охлаждение». В общем-то, снова обман. Ведь он и прежде собирался «обмануть её, увлечь, обещать "бессрочную любовь", сидеть с ней годы, пожалуй — жениться...»
Он так и не понял её. Когда-то он переживал, что «она уходит, не оставив ему никакого залога победы, кроме минувших свиданий, которые исчезнут, как следы на песке. Он проигрывал сражение, терял её и, уходя, понимал, что никогда не встретит другой, подобной Веры». Но «теперь и эта его жертва — предложение жениться — оказалась напрасною… Он не опасен, и даже не нужен больше. Его отсылают. Он терпел в эту минуту от тех самых мучений, над которыми издевался ещё недавно, не веря им».
Уходя, он вроде бы осознает случившееся и сначала будет «снисходительно обвинять себя», а потом сделает горький вывод: «"Волком" звала она тебя в глаза, "шутя", — стучал молот дальше, — теперь, не шутя, заочно, к хищничеству волка — в памяти у ней останется ловкость лисы, злость на всё лающей собаки, и не останется никакого следа — о человеке!»
Так и уйдёт он со страниц романа в никуда: «Козлов видел его и сказал Райскому, что теперь он едет на время в Новгородскую губернию, к старой тётке, а потом намерен проситься опять в юнкера, с переводом на Кавказ»…
**************
Помню постановку «Обрыва» в «доронинском» МХАТе. В финале спектакля, когда страсти вроде бы улеглись, за сценой вновь слышались выстрелы (ведь именно так Марк вызывал Веру на свидание). Нет, это был не он, а просто напоминание, сколько ещё Волоховых есть на свете и как они опасны.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
"Оглавление" по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь