Мы продолжаем знакомить читателей с воспоминаниями князя Виктора Барятинского (начало было опубликовано в номерах от 27 февраля и 5 марта). Рукопись хранилась в Риме, где Виктор Иванович, много лет проживший в Курской губернии, провёл последние 12 лет. Она опубликована в конце прошлого года под редакцией кандидата исторических наук, гида-переводчика Валентины Олейниковой и кандидата исторических наук Михаила Талалая.
Виктор Барятинский – младший сын Ивана Ивановича Барятинского, основателя усадьбы Марьино под Рыльском. Современник Пушкина, он видел Дантеса в день роковой дуэли и склонялся над гробом убитого поэта. Но самые незабываемые воспоминания тех лет связаны со временем, проведённым в курском имении, где он появился на свет. Виктору Ивановичу было 7 лет, когда его мать, овдовевшая княгиня Мария Фёдоровна Барятинская, вместе с детьми покинула Марьино и перебралась в Москву.
Представление Николаю I и пышная свадьба в Марьино
Виктор Иванович вспоминает, как впервые дети были представлены Николаю I с императрицей, прибывшим из Петербурга: «Матушка ездила ко Двору, и Их Величества выразили желание видеть её детей. Она повезла нас в назначенный день в Кремль Когда уведомили матушку, что Их Величество сейчас пожалует в залу, она нас всех семерых поставила в ряд в порядке возраста каждого, начиная с сестры Ольги и кончая мною. Государь и Императрица подошли и были очень любезны и ласковы. Государь ставил разные вопросы старшим моим братьям о их занятиях, призвании и сказал несколько слов моим сестрам (Ольге тогда уже было 16 лет). Нас, маленьких мальчиков, он потрепал по щекам. Императрица же нас целовала и с нами шутила».
В Москве Барятинские прожили два года. Как особое событие князь вспоминает помолвку и свадьбу своей сестры Ольги. Торжество проходило в усадьбе Марьино в Ивановском.
«Весной 1832 года мы все отправились в Ивановское. Там всё ещё существовало по-прежнему: оркестр ещё не был упразднён, и моей памяти живо представляются события и праздники по случаю свадьбы. Было приглашено много соседей, помещиков, местных властей. Между прочим, был курский губернатор Павел Демидов, известный своим богатством... Бракосочетание происходило в селе Ивановском в большой церкви. Стечение народа было огромным. В этот день был дан праздник и мужикам: на большом дворе в Марьино, пред главным подъездом, были поставлены «мачты» с призами (на них взбирались за подарками, – ред.), длинные столы на несколько тысяч человек по обе стороны аллеи, ведущей от дворца к селу; размещено было тоже вокруг дворца множество подарков для более нуждающихся: лошади, коровы, повозки и т. п.; для женщин и девушек – головные уборы и ленты, раздача коих новобрачными делалась при помощи нас, детей; были также для молодых парней и девушек разные игры».
Автор мемуаров вспоминает, что под звуки оркестра пили шампанское и кричали «Ура!». В тот же вечер новобрачные уехали в Груновку Суджанского уезда и там провели медовый месяц. Гости же, приехавшие на свадьбу, оставались ещё день или два, в том числе и курский губернатор.
После свадьбы Ольги Барятинские вернулись в Москву и оттуда поехали в Петербург, где окончательно поселились. Там наняли дом Нарышкина на Дворцовой набережной на углу Мошкова переулка.
Виктор Иванович вспоминает, что «матушка, как и все дамы в то время, ездила в карете на висячих рессорах четверкою с форейтором и двумя лакеями в голубых с серебром ливреях в треугольных шляпах, стоящих на запятках». Кучер Антон был из Груновки «с чёрною бородою и необыкновенно красивый».
В Марьино сыграли и свадьбу сестры Леониллы. Это было в октябре 1834 года. Князь отмечает, что торжество было менее пышное, чем два года назад, когда замуж выходила сестра Ольга.
Леонилла Барятинская вышла замуж за своего двоюродного дядю Льва Витгенштейна, который был на 17 лет старше. Его отец Петр Витгенштейн – герой Отечественной войны 1812 года, считавшийся в высшем свете лучшим русским военачальником. Кутузову ставили его в пример.
Первая жена Льва Петровича Стефания Радзивилл умерла в 22 года, оставив ему двоих детей. Любопытно, что их свадьба была в Зимнем дворце и в числе почётных гостей был Пушкин.
Видел Пушкина в книжном магазине и Дантеса перед дуэлью
Зимой 1836–1837 годов Барятинские жили в Петербурге на Большой Морской. Там 13-летний Виктор встречал на улице разных известных людей. «В числе литераторов были Пушкин, Жуковский, Крылов и прочие Живо ещё помню, как зашёл я со своим гувернёром в Английский книжный магазин на углу Казанской площади и Невского проспекта и увидел там Пушкина, разговаривающего с хозяином магазина. Его слава достигла тогда апогея, и он пользовался большой популярностью. Черты лица его были знакомы, портреты его продавались во многих магазинах столицы. Крылова тоже можно было часто увидеть на улицах, разъезжающего в санях или на высоких дрожках, в какой-то странной шапке меховой или шляпе с широкими полями. Он был очень толст и отличался своим подбородком «в несколько этажей». В течение этой зимы много говорили (доходило и до меня) о том, что Дантес ухаживает за женою Пушкина, и ходили разные толки о свирепой ревности великого поэта.
Вдруг, к удивлению всего общества, узнали, что Дантес просил руки девицы Гончаровой, родной сестры госпожи Пушкиной, и вслед за тем они скоро обвенчались. Казалось, это должно было положить конец всяким подозрениям и ревности Пушкина. Но африканская его кровь и пылкие страсти не успокоились, и он не смог скрывать даже после этого события своей ненависти к молодому кавалергарду».
Барятинский вспоминает, как однажды днём «находился на ледяных горах на даче графа Лаваль на Островах», куда съезжалось всё высшее общество. Подъехал Дантес, дамы подошли и стали уговаривать его выйти из саней и принять участие в катаниях, но он отказался. Был очень грустен и мрачен, чем удивил тех, кто знал «его постоянно весёлый и беззаботный характер». Уехал через несколько минут, «сопровождаемый увещеваниями знакомых и насмешками за его угрюмый вид».
На следующий день по всему Петербургу пронесся слух, что Пушкин смертельно ранен на дуэли, произошедшей накануне между ним и Дантесом.
По словам князя Барятинского, в день дуэли Дантес заезжал на дачу Лаваля проститься со всем петербургским обществом, «среди которого он провёл несколько счастливых лет и в коем он был очень любим».
У гроба поэта
«Вскоре все узнали о смерти Пушкина, Дантес же был легко ранен», – вспоминает князь. Роковая весть разнеслась с неимоверной быстротой.
«Было заметно в столице большое волнение. На улицах только о том и говорили. Толпа стояла целыми часами около дома на Мойке, в котором жили Пушкины. Полиция пускала публику, и я – среди прочих – вошёл с гувернёром в комнату, где лежал бездыханный труп. Я подошёл и смотрел долго в столь знакомые черты его лица. Множество народа прикладывались к его руке, стояли на коленях и молились».
В это же время пронеслась молва, что собирается толпа желающих разнести квартиру Дантеса. Вскоре его арестовали, император приказал ему покинуть службу и навсегда удалиться из России. К нему приставили жандарма и разрешили перед выездом за границу посетить своих знакомых.
«Я хорошо помню, как он был у нас и прощался с моим семейством. Надобно сказать, что в высшем обществе, и особенно между дамами, Дантес внушал скорее симпатию, и многие старались доказать, что он во всём этом деле не мог действовать иначе, употребив все усилия для отвращения развязки, к которой он был вынужден странным поведением Пушкина. Большинство же публики и народ вообще не могли простить приезжему молодому иностранцу и пустому человеку поступок, лишивший всю русскую нацию человека, которым она гордилась и который мог бы одарить своё отечество многими бессмертными творениями».
Тосковал по жизни в курском имении
Лето и осень 1838 года Виктор Иванович с матерью и сестрой Марией провёл в Ивановском. Вместе с сестрой, которая была замечательной наездницей, часто ездил верхом. Двоюродный брат Александр Толстой, проживавший в Нижних Деревеньках Льговского уезда, подарил Виктору Ивановичу привезенную из Турции лошадь, «взятую во время кампании 1828–1829 годов, в которую он служил в звании флигель-адъютанта».
«Эта лошадка была очень горяча; на ней я выучился ездить верхом и сделался впоследствии довольно смелым ездоком».
Дом в Ивановском, отмечает мемуарист, находился в том же виде, в каком был в прежние времена. «Много прислуги, лошадей. Но оркестр, театр и швейная мастерская были упразднены».
В это лето Мария Фёдоровна перевела ланей из Марьиной рощи в парк перед дворцом. И его пришлось окружить частоколом. У сестры Марии было несколько ручных молодых ланей, поражавших всех своей грациозностью.
Зимой 15-летний князь был вынужден вернуться в Петербург. Покидать родные места ему не хотелось. Вот что он пишет по поводу возвращения в столицу: «В декабре того же года я должен был к величайшему своему горю оставить Ивановское и приятную семейную жизнь, чтобы ехать в Петербург и готовиться к экзамену для поступления на следующий 1839 год в университет».
В Петербурге юноша тосковал по жизни в Марьино: «В течение зимы самые приятные и занимательные для меня известия заключались в письмах матушки и сестры, получаемых из Ивановского: рассказы о ледяных горах, устроенных в саду (по ту сторону пруда), о катании в санях, о театральных представлениях... Я рвался туда, но не мог оставить своих занятий, даже на самое короткое время съездить в Ивановское. В те времена путешествие из Петербурга до Курска было дело серьёзное и занимало не менее 10 или 12 дней».
Князь рассказывает, что вскоре узнал о рождении в Ивановском племянницы Антуанетты. Это дочь Леониллы Барятинской и Льва Витгенштейна.
«Её восприемниками (крестными, – ред.) были фельдмаршал Витгенштейн и моя матушка, но так как он сам не мог приехать, то его заменил почтенный старый мужик из села Ивановского, которому по этому случаю Витгенштейн подарил почётный шитый кафтан. Мужик гордился тем, что представлял лицо фельдмаршала Русской армии», – вспоминает князь.
Продолжение следует.
Подготовила Анна КОРШУНОВА
Постоянный адрес статьи на сайте «Друг для друга» ~ https://dddkursk.ru/number/1534/new/019038/.
Архив статей газеты ~ № 11 (1534) 12 марта ~ 2024 год.