Каждый раз, когда Люба выходила на прогулку, мы с Сашкой просили, а иногда даже заставляли её, брать с собой Машу. Естественно, ей это не нравилось, у неё были свои друзья и им с трёхлетней Машкой было неинтересно. Но мне гулять с детьми было некогда, а их отец предпочитал провести выходные на диване.
На дворе стояла глубокая осень. Деревья скинули свои пожухшие одежды, и теперь беззащитно мёрзли на холодном ветру, качая голыми ветками. Свинцовые тучи нависали на городом, до конца не определившись, пролиться ли им дождём, или присыпать грязь колючей белой крупой.
Впрочем, ребятишкам на детской площадке было всё равно. В любую погоду они носились, как оголтелые, между деревьев, скакали по горке, играя в салки. То вдруг, запыхавшись, забирались кто-куда повыше, и рассевшись как воробушки играли в "выше ноги от земли".
В выходные дни двор всегда был полон детей разного возраста. Совсем малютки копались в песочнице или катались на качелях. Чаще всего за ними, а заодно и за всеобщим порядком на вверенном им участке, приглядывали бабушки, сидя где-нибудь рядышком на лавочке с вязанием или газетой в руках.
В наше время выпустить погулять трёх-четырёхлетних детей под присмотром старших братьев или сестёр, было обычным явлением.
Поясню, что уже с пяти-шести лет ребёнку разрешалось гулять самостоятельно, при строгом условии, что он не покинет приделы двора. Детям школьного возраста давалась свобода передвигаться по всему городу, с оговоркой предварительного предупреждения об этом родителей. Это правило соблюдалось далеко не всеми, поскольку отследить эти передвижения родителям было довольно затруднительно. Всё держалось на честном слове.
Подростки лет с четырнадцати, считались почти взрослыми и практически никаких ограничений по передвижению не имели.
В тот злополучный день, Любашка рассерженно схватила младшую сестру за руку и бурча под нос всевозможные приличные ругательства вышла с ней во двор.
В свои три с половиной года Маша была ниже Любашки всего на голову, и потому выглядела старше. Однако, разговаривала ещё не отчётливо, была неуклюжей и не слишком активной. Их обеих приглашали в игры, но из-за Машки они частенько проигрывали, отчего Любашка и злилась, не желая "выгуливать эту малявку".
Вот и в этот раз все уже сидели, кто на перекладинах лестницы, кто на ракете, а Машка всё никак не могла забраться даже на самый низкий турник. Все ждали только её. Уже уставшая Манюня попросила Любу помочь. Та подсадила её на турник. Для Машки это была страшная высота. Сидеть неудобно, руки замёрзли и уже не держали.
Конечно, она тут же попросила спустить её обратно. Но Люба заупрямилась:
- Прыгай, тут не высоко!
- Я боюсь!
- Тогда сиди, не надо было проситься!
- Я хочу вниз!
Люба демонстративно отвернулась и отошла.
В этот момент у Маши, видимо, закружилась голова, и она рухнула вниз.
Когда Люба повернулась, её взору предстала страшная картина: сестра лежала на песке, окрашенном кровью, и не шевелилась. Ребята вокруг начали кричать:
- Машка убилась!
Какая-то женщина, сидящая на лавочке возле подъезда, побежала вызывать скорую.
Испуганная Любашка кинулась прочь со двора! Сейчас приедет милиция и её заберут в тюрьму, ведь это она убила Машку!
Соседский мальчишка сообразил, что нужно сообщить родителям, побежал и позвонил в нашу дверь.
Даже не дослушав его до конца, я схватила с вешалки пальто и как была, в домашних тапочках, бросилась во двор. Увидев лежащую на песке Машу, с разбитой, как мне показалось, головой ноги мои подвернулись и я рухнула на колени рядом с дочерью.
- Машенька, доченька, что с тобой?
Машка зашевелились, приподняла голову и, увидев меня, улыбнулась. Тут уж я не выдержала и зарыдала, то ли от счастья, что Машка жива, то ли от ужаса. Лицо дочери было перепачкано в кровавом песке, нос и левая бровь разбиты, изо рта текла кровь..
Продолжение следует...