1.2
- Знаешь, - задумчиво глядя в боковое окно автомобиля, вспоминая невеселые моменты своей достаточно продолжительной жизненной истории, глубоко опечалилась малиновая старушка, трогательно сложив редкие бровки домиком, и, страдальчески поджав тонкие, подкрашенные светлой помадой, губки. - Был период, когда папа заинтересовался другими водоразделами нашего Края и мы активно обыскивали своими пристально настойчивыми взглядами новые для нас реки. На тот момент еще бывшими для нас совершенно неизведанными. Те, что в центральной части Приморья.
Дальняя. Тигринка. Валинку. Большая Уссурка. Арму. Не-про-хо-дные. Как он их называл. Не транзитные. Так он их классифицировал. То есть, не имеющие свободного доступа к морю. Со своими определенными законами, отличиями и видами рыбы, обитающей в непроходных реках.
Потом опять вернулись на самое восточное побережье Края. Но тем не менее, какое-то время проезжали эту долину транзитом, даже не останавливаясь на короткий отдых. Всегда очень торопились. Работали. И время поездки на Север, на рыбалку, всегда было строго ограниченно наличием выходных и праздничных дней. Необходимостью в понедельник с утра быть на рабочем месте в приличном и выспавшемся рабочем состоянии. Необходимостью учета времени в пути. Восемьсот километров туда, и столько же в обратную сторону. Это самый минимум!
Всегда транзитом. И уезжали дальше на север. Сначала к истокам, а потом и к устьям Максимовки, Амгу. И все дальше, и дальше. Все выше. На Светлую, Кабанью, Зеву.
Мы рыскали по всей огромной территории Приморья, как волки, которых ноги кормят. В поисках добычи. В поисках впечатлений. Изучая новые, красивейшие для нас, территории. Мы откровенно наслаждались красотой нашей Природы и общением с Ней. Она была нашим спасением от постоянных производственных передряг того жизненного периода. Пусть даже и на очень короткий период времени.
У меня сложилось впечатление, что папа, действительно, что-то напряженно искал. Но даже сам не давал себе в этом отчета. Не находил. Не понимал. Не осознавал.
Иногда даже посещали Колумбе. Микулу. Уссури, Иман. Журавлевку, Малиновку, Ореховку. Павловку. Извилинку. Милоградовку. И все другие реки, встречавшиеся на нашем пути. Мда, - улыбнулась своим размышлениям и воспоминаниям старушка. - Много у нас красивых рек в Приморском крае, маленьких и больших.
А потом ... Наконец ... Совершенно внезапно ... Папа влюбился в Обильную и отдал ей все свое сердце без остатка. И все наше время. Нашу жизнь. Мне она тоже очень нравится. Эта величественная спокойная ласковая девочка.
Хотя, конечно, будучи на Обильной, мы иногда уделяли некоторое, к слову сказать, совсем небольшое внимание и Арму, и Валинку. Но, надо признать, крайне незначительное. По сравнению с теми периодами нашей жизни, которые мы проживали на Обильной.
"НАнцы". Такое имя она носит на удэгейском. Как тебе? Необычно, правда? Для нашего слуха, - хитренько взглянула престарелая пассажирка на своего серьезного уже тоже немолодого водителя. -
- "ТУнанцы". Так местные жители зовут нашу рыжую красавицу Армушу.
"СИбичи" - тоже красиво ведь, правда? Зачем реки с таким красивым именем переименовали в Дальнюю и Тигринку, даже и представить не могу!
А Тигринка ведь очень хороша! Зеленовато-золотистая красавица! Дно у нее такое, из светло-желтых камушков, которые на полуденном ярком солнце сверкают золотыми искорками.
И в сочетании с низко склоненными зелеными ветвями деревьев и кустов, отражающихся в прозрачной воде, создается невероятное впечатление зеленоватого золота. Или золотистой зелени. Хмм ... , это уже каждый сам выбирает для себя. Каждый, кто способен эту Красоту увидеть.
Мда ...
Но ... тогда время такое было. Все удэгейские и китайские названия в срочном порядке меняли на русские, и наносили их на новые советские карты.
Видимо, нельзя было оставлять нерусские названия. Руководство чувствовало в этом какую-то опасность. Хотя, не знаю ... Ну, вот, ты мне скажи! - опять кинула короткий взгляд бабулька на свою сумрачно нахмуренную дочь. - Какая красота в названии "Кабанья" ? А? Ну, какая? Наверняка, ведь, у этой красивейшей милой реки есть свое, исконное, хоть и трудно произносимое, но очень впечатляющее имя. Родное. А мы его уже не знаем ... , - старушка печально вздохнула, продолжая делиться милыми сердцу воспоминаниями с родным человеком.
- Так продолжалось лет пятнадцать - двадцать. Папина любовь к Обильной крепла изо дня в день. Честно говоря, я тоже ее полюбила. И она нас. Она стала нашим вторым домом.
- А когда мы совершенно случайно, опять же, проездом, второпях, транзитом, сюда вернулись, в эту долину, долину Кемы, оказалось, что когда-то знакомые нам деревья подросли метров на десять-пятнадцать. Можешь себе представить подобное чудо? Мы знали их тонкими хлыстами, в их далеком зеленом детстве, а теперь они превратились в огромные взрослые дерева.
И вообще, я припоминаю, что все деревья в нашей жизни росли вместе с нами. У нас на глазах. У меня никогда не было такого расхожего впечатления, что "все деревья в детстве кажутся большими". Нет! Мы были маленькими, потом молодыми. И деревья были такими же молодыми. Теперь мы постарели. А они рядом с нами стали величественно огромными, - изумленно хмыкнула старушка, высоко подняв светлые бровки, и, анализируя свои необычные наблюдения.
Серьезная тетка с коротким светлым бобриком на голове, напряженно вцепившись в руль, и, горестно поджав губы, внимательно слушала бабульку, ни на миг не отвлекаясь от дороги. И ... , ни звуком, ни жестом не нарушая неспешного тихого повествования старой женщины, спокойно текущего, как журчащий прозрачный ручеек по весне.
- Я даже и не подозревала, - искренне удивляясь, продолжала бабулька, - Что в Приморье могут расти такие величественные, такие огромные деревья. Я была поражена и очарована. И старая любовь вспыхнула с новой силой. Я всегда скучала по Кеме. Не просто скучала. Тосковала. Особенно зимой. Особенно ночами. Особенно в те периоды, когда было непросто. Ты же знаешь, это моя любовь с первого взгляда на "Березы". Помнишь, как я рыдала в первый день знакомства с ними?
С первого взгляда. И навсегда. На всю жизнь. Но приходилось жертвовать собой ради папы. Своими интересами. Своими желаниями. Я, ведь, всего лишь только пассажир в нашей команде. А ему, как рыбаку, было отдано на откуп безраздельное право выбирать, где ему рыбачить и, соответственно, где мне отдыхать в его ожидании.
А теперь я осознала, вернее, уже в который раз укрепилась в том мнении, что это моя Долина. Это мой Дом. Это мой Мир. С которым я хочу остаться навсегда. Чтобы жить здесь в другой жизни. И защищать Реку с рыбами. Тайгу со зверьем. Деревья, скалы. От тех, кто может нанести непоправимый вред.
Старушка грустно хмыкнула, на мгновение понуро опустив ярко-крашенную голову вниз.
- Самое горькое и смешное заключается в том, что теперь папа у меня спрашивает : "А если бы мы сразу начали ездить только на Кему, наверное, лучше бы было?" - Она с улыбкой взглянула на угрюмую дочь, и сама себе ответила.
- Это о чем говорит? О том, что все мои жертвы зря … Самопожертвование редко доводит до добра. Хотя, знаешь, трудно сейчас судить о том, чего уже не изменить. О том, что не произошло. Тебе ведь всегда будет казаться, что то, что не сделано, должно быть гораздо лучше того, как ты фактически прожила свою жизнь. Всегда о чем-то сожалеешь. А доподлинно знать о том, было бы лучше или нет, и в каком именно случае, нам не дано.
Дорога потихоньку забирала на восток и на восток. Прямые, весьма продолжительные, прогоны только на север.
Ну вот и первый приток Такунджа или Секунджа, пересекающий проселочную дорогу, показался впереди.
Бурлящий, страшно стремительный, зеленовато-серебристый поток перехватывал тонким хлипким пояском невзрачный дряхленький мостик, сделанный из когда-то могучих цельных, а теперь уже почти истлевших подгнивших бревен, и сверху просто засыпанный грунтом с ближайших обочин.
Осторожно перебравшись через единственно возможную переправу, путешественницы продолжили свой нелегкий путь.
- Это еще не самый плохой мост, - заметила бабулька, многозначительно подняв тонкий сморщенный пальчик вверх, привлекая внимание водителя. - Будут и похуже.
- А справа уже течет река, - продолжала пассажирка, не прерывая беседу ни на минуту. Только, конечно, не беседу, монолог. - Правда, не видно ее за деревьями и молодой листвой. И пока еще совсем не слышно. Но она уже здесь, совсем рядом с дорогой.
И верно! Вскоре дорога и река сомкнулись. И пошли рядом, впритык, как родные сестры. Теперь бабулька могла свободно наблюдать за бурной рекой из окна стремительно движущегося вперед автомобиля.
Бурлящие водопады с грохотом и ревом прорывались между узких ущелий, острые скалы и зеленовато-жемчужные россыпи брызг создавали неповторимый портрет Кемы.
Кема. Каменная река. На берегах то тут, то там появлялись туристические лагеря, уже занятые, и пока свободные. Летом, как обычно, Кема была очень густо населена туристами, рыбаками и просто транзитниками.
Даже и, не заехав на первое, горячо любимое "Камазовское" место, где когда-то давным-давно парковались и отдыхали огромные грузовые машины-лесовозы и их трудяги-водители, путешественницы, не останавливаясь, поехали дальше. Бабулька внимательно ловила в окне быстро мелькающие пейзажи реки, кивала им, как хорошим знакомым, здоровалась.
Бросив взгляд на следующую транзитную стоянку около еще одного разрушенного моста, в непосредственной близости от основной проезжей части, так же приветственно кивнула ярко-малиновой головой.
- Потом заедем. На обратном пути! Сейчас некогда!
Серьезная тетка, низко склонившись к рулю, молча внимала размышлениям старушки, стараясь даже не вздыхать громко, чтобы не отвлекать собеседницу от ее плавно текущих мыслей. Сейчас, как никогда раньше, она понимала, что мама ведь разговаривает не с ней. Мама разговаривает сама с собой. И со своей любимой Кемой.
Ну вот и "Кемовский" перевал! Наконец-таки! Добрались! Черный Патрол мягко пошел вверх по плавному затяжному подъему. Справа вплотную к таежной трассе подступала высоченная гора, обрывистая скала, ощерившаяся острыми осколками, как результат взрыва в период строительства дороги. Слева узкую, всего около трех метров шириной, дорогу ограничивал крутой, страшный, метров триста, а то и более, обрыв вниз. В реку. Усыпанный острым скальником и более крупными обломками скал, поросший молодыми елками, маленькими березками и нежным ольшанником.
Патрол остановился на самом верху перевала, вплотную прижавшись справа, у отвесной скалы, чтобы как можно больше высвободить узкое дорожное полотно для проезжающих мимо водителей. Не мешать движению другого автотранспорта.
Водитель вышла первой и помогла бабульке спуститься с высокой подножки джипа. Осторожно повела ее через дорогу к крутому обрыву. Туда, где далеко внизу в лучах яркого полуденного солнца ослепительно блестела могучая река.
На самом краю обрыва лежала огромная плоская серая каменная плита. Как она здесь оказалась, и откуда взялась, бабулька не знала. Видимо, дорожные строители устроили себе здесь импровизированное место отдыха во время взрывных работ. Тогда, когда дробили неприступные скалы огромной сопки, освобождая проход, место для будущей дороги.
- Стол, - говорила старушка и использовала его по назначению, когда останавливались здесь в своих рыбацких поездках-путешествиях.
Муж, будучи азартным рыбаком, в то далекое время, когда еще были жизненные силы, сразу же бежал с отвесного склона вниз к реке, рыбачить. Не терпелось ему.
А она со своими маленькими песиками ждала его наверху. Охраняя домашний очаг. ДОМ, роль которого играл в тайге автомобиль.
Застилала серый каменный стол веселенькой цветастой скатеркой, угощалась нехитрой походной едой. Прогуливала собак, оберегая их от проезжающего мимо автотранспорта. Сама прогуливалась, с удовольствием рассматривая знакомые таежные пейзажи. Читала. Не обращая ни малейшего внимания ни на нестерпимую жару, усиливающуюся многократно от раскаленных на полуденном летнем солнце голых серых скал, ни на пыль и шум от проезжающих мимо огромных лесовозов. Которые, как муравьи, натужно тащили деловой лес через высокий перевал в свои производственные муравейники.
Но время ушло. Безвозвратно. И жизненные силы рыбака закончились. А старушка привезла сюда дочь, чтобы еще раз показать и рассказать, что нужно будет сделать в недалеком будущем.
Дочь помогла бабульке взойти на каменный стол. Та осторожно переставила тонкие ножки в черевичках и почти выпрямилась, радостно улыбаясь. Прикрыв глаза ладонью, как козырьком, окинула счастливым взглядом расстилающуюся далеко впереди долину реки. Знакомые высокие сопки в отдалении очерчивали контуры огромного речного пространства, подчеркивая границы, создавая иллюзию стен впереди, справа и слева. Мохнатые зеленые верхушки елок, сосенок и кедрачей, как ковер с длинным изумрудным ворсом, заполняли все свободное пространство, делая пейзаж уютным и, по истине, домашним. Солнце, встав высоко и прямо над головой, озарило своими яркими длинными горячими лучами каждое дерево, каждый кустик, маленькую травинку, дотянувшись тоненьким солнечным ласковым щупальцем до каждого растения.
А внизу Река. Сильная. Непокорная. Неусмиримая. Река, как жизнь. Еще не до конца прОжитая.
Бабулька умиротворенно вздохнула.
- Ну, вот я и пришла, Кемушка! Девочка моя ... Привет, моя хорошая! Давно не виделись? Я с тобой. Ты со мной. Я - твоя. Ты - моя. Вот я и дома …
Дочь молча замерла рядом, осторожно оберегая бабульку от возможного падения, голова на такой огромной высоте могла закружиться в любой момент.
- Ну, вот, доча, смотри! - плавно провела худенькой рукой старушка в сторону Долины, раскрывающейся далеко внизу. - Прямо сюда и привезешь. Отсюда рассыплешь пО ветру в сторону Реки.
Дочь, молча сглотнув, тихонько шмыгнув носом, согласно кивнула головой.
- А теперь давай на «Березы» съездим. Я кагора с Кемушкой попью. Поболтаем по-девичьи. Как в старые добрые времена. Видимо, уже в последний раз!
Дочь коротко моргнула, скрывая выступившие слезы, придерживая мать за худенькую руку. Помогла старушке сойти с высокой серой плиты. Медленно перевела через дорогу все время оглядывающуюся в сторону Реки пассажирку, и осторожно подсадила ее в машину.
"Березы" были недалеко, можно сказать, совсем рядом, минут десять-пятнадцать быстрой езды от перевала.
Не решившись проехать к самой поляне по заболоченной дороге с огромной разбитой колеей, в любое время года дОверху наполненной густой болотно-глинистой жижей, машину оставили у обочины.
Пошли напрямик через высокий кустарник, осторожно пробираясь по размякшей почве, поросшей густой травой.
Старушка, довольно прищурившись, с удовольствием наслаждалась свежими таежными запахами. Медленно перебирала тонкими ножками в испачканных землей черевичках, ощутимо наваливаясь на надежное плечо дочери, бережно поддерживающей ее сбоку.
Воздух был густо насыщен лесными ароматами прелой прошлогодней листвы, свежей травы, хвои, ранних летних цветов. Толстые елки и высоченные березы заслоняли голубое небо, смыкаясь своими кронами высоко вверху. Выйдя из чащи на сухую наезженную тропинку, дамы пошли более свободно и комфортно. Но так же тихо, неспешно. Осторожно. Возраст, знаете ли, обязывает к осторожности и неспешности.
Удивительно, но туристов не было! Это очень странно. Видимо, именно огромная колея с болотной жижей отпугивала желающих отдохнуть, не давая возможности подъехать к желанному месту. Ведь, именно Оно, "Березы", как называла его бабулька, является одним из самых красивейших мест для отдыха на Кеме.
Обширная открытая светлая поляна в окружении березовой рощи на высоком обрыве с невероятно красивым видом на реку далеко внизу.
Огромные скалы, образуя выступающий вверх остров по середине реки, делили стремительный поток на две части. Смыкаясь за островом, стремнины с огромной скоростью падали в глубочайшую яму, вскипая, вырываясь на поверхность воды серебряной россыпью жемчужин-бусинок, производя впечатление громадной хрустальной вазы, доверху наполненной превосходным отборным жемчугом.
С высокого обрыва вниз на скалистый берег вели две узенькие, утоптанные тропинки, переплетенные выступающими корнями деревьев.
Скалистый берег образовывали плоские каменные плиты, наползающие одна на другую. Неравномерность поверхности создавала глубокие ямы, в которых река сформировала затоны. В периоды тайфунов и наводнений вода в затонах обновлялась и очищалась. В периоды затишья водичка прогревалась на солнце до температуры парного молока и играла роль теплых ванн для отдыхающих и лягушек.
Место было идеальным для комфортного и очень приятного отдыха большой компании.
Однако мемориальные доски в память погибших сплавщиков, установленные на острове безутешными родственниками, превратили светлое возвышенное место отдыха, в банальное кладбище. Мемориал. Уничтожив на корню всякое желание здесь останавливаться, отдыхать. Как это было ранее. До их гибели. Какой уж тут отдых? Какое умиротворение? Никакого спокойствия. Только сопереживание горю матерей и жен. И сострадание погибшим. А это уже не отдых. Это не то, ради чего люди выезжают в тайгу отдыхать. Отвлечься от собственных и чужих страданий и проблем.
Ну, может, это и стоило того, чтобы уберечь других безбашенных сплавщиков от экстремального спорта. От сплава по каменной реке. В период полноводья.
Кема, дно которой сплошь состоит из больших и маленьких, огромных и невидимых скал и камней, торчащих острыми зазубринами вверх, берега которой смыкаются в узкие горла и трубы, не предназначена для сплавов даже супер-опытных сплавщиков.
Кема не прощает ошибок, вольностей, легкомыслия и пренебрежительного к себе отношения.
С трудом усевшись на каменную плиту скалистого берега, и, с наслаждением окунув босые ноги в ледяную прозрачную воду, бабулька, не оборачиваясь, протянула руку к дочери, стоявшей за ее спиной. Дочь подала ей открытую бутылку кагора и высокий розовый пластиковый стакан. Бабулька, не отрывая влюбленного взгляда от каменной чаши, наполненной зеленовато-серебряными жемчужинами, причудливо, с огромной силой и скоростью, выбрасываемых с каменистого дна глубочайшей ямы на самый верх, трясущейся рукой осторожно налила терпкого сладкого вина в розовый стакан и подняла его вперед и вверх, приветствуя свою Подругу. Как будто сидела с Ней за столиком в уютном кафе.
- Девочка моя, Кемушка, выпьем за нас с тобой, - тихо пробормотала старушка, даже не стараясь заглушить шум бьющегося о скалы стремительного потока, и, слегка наклонив дрожащую руку, осторожно выплеснула бОльшую часть вина из стакана в бурлящую реку. Оставшуюся часть по крохотному глоточку отпивала сама, со счастливой улыбкой внимательно оглядывая свою подругу уже плохо видящими слезящимися глазами. Потом опять немного сладкого темного вина вылилось в реку. И еще.