1894 год
«Ростов-на-Дону. Того же числа у мирового судьи 1-го участка судились передравшиеся торговцы рыбного крытого рынка. На суде выяснилось, что бой разыгрался из-за одного покупателя, которого один из торговцев, Раит Портный, «отбивал» у своего коллеги Ш. Остроножского, причем сначала перепалка произошла между женами рыботорговцев, а уж впоследствии вмешался в нее один из супругов, Остроножский, при энергичном содействии своей нежной половины так уходил Раита Портного, что, в виде трофеев победы, в руках его осталось полбороды последнего, а на месте боя остались осколки, бывшей в руках жены Остроножского полутора-шинной доски. За такую воинственность супруги Остроножские приговорены к аресту на 1 месяц». (Приазовский край. 77 от 23.03.1894 г.).
1896 год
«Таганрог. Городских училищ в Таганроге очень мало, но зато они находятся в хороших руках. Можно спокойно спать, когда знаешь, что главнейшую воспитательную роль играют в школе сторожа. И обширный состав педагогов, и многочисленный состав училищного совета, и всякая иная училищная администрация – вс это лишь для вида. На самом же деле главный администратор, и руководитель, и воспитатель в школах – училищный сторож. Ясно теперь, почему наши школы дают столь блестящие образовательные результаты, почему большинство, так называемых, таганрогских «фараонов» с гордостью показывают свои школьные дипломы, а весьма многие «эти дамы», пристраивающиеся с левой руки у местных хлебных папенькиных сынков и крупных экспортеров, не совершенно безграмотны: они прошли науку под строгим наблюдением училищного сторожа.
Еще в прошлом году у нас вышла довольно скандальная история, вследствие разоблачения порядков в женских начальных училищах. За разоблачение ретиво тогда принялся член училищного совета господин Зарудный. В своем докладе училищному совету он нарисовал довольно мрачную картину существующего порядка в школах. В этой картине на сером фоне ярко вырисовывались: учительницы-деспотки, доводящие несчастных девочек до обморока, страдальцы ученицы и, наконец, школьные сторожа, фигурировавшие, как главные свидетели, во всех допросах. Показания сторожей, твердо отстаивающих училищное status quo одержали победу над показаниями члена училищного совета господина Зарудного, и последний вынужден был отказаться как от должности члена совета, так и от обязанностей гласного думы.
Заволновавшиеся было обыватели очень скоро успокоились и долгое время ничего не слышали ни о порядках школьных, ни о том, как поживают школьные сторожа.
Не так давно из «Приазовского Края» я узнал, что в городском 4-классном училище сторожа устроили нечто вроде обязательной для всех учеников лотереи. Они разыгрывали, ручки, перья, карандаши, главным образом, марафеты и прочее, и в розыгрыше обязательно должны были принимать участие все ученики, под страхом наказания, всяческих претензий и наказаний, всяческих притеснений и наказаний. Дети, преимущественно из среды беднейшего населения, надсаживали все свои силенки, чтобы угодить суровым церберам. Они всяческими способами добывали деньги и представляли их в полное распоряжение сторожей, чем приобретали их благоволение. Им не были страшны педагоги и разные науки, когда сторожа брали ребятишек под свое могущественное покровительство.
Наконец, последняя история в женском городском 4-классном училище окончательно убеждает, что училищный сторож является несокрушимой силой, настолько несокрушимой, что слуху необыкновенному, в высшей степени невероятному, о вопиющих в школе преступлениях – о том, будто училищный сторож систематически в течение нескольких лет растлевает учениц, охотно поверили, поверили на слово, так как обыватель давно уже приучен думать, будто школьный сторож всесилен, и что-что ему заблагорассудится, то он и делает. Захочет устроить лотерею – устроит, захочет за косы потаскать – потащит, захочет школу превратить в турецкий горем – и в этом препятствий не встречает.
Однако же, тщательное расследование, к счастью, не подтвердило веры обывателя во всемогущество школьного сторожа. Оказалось, что почтенный старец только «заигрывал» с ученицами, правда, не без некоторых вожделений, но все-таки далее этого дело не пошло. Таким образом, слухи о вопиющих преступлениях – пустой вымысел, так как «заигрывания», хотя бы и невинные, ни в каком случае преступлением не могут быть названы. Какое же, в самом деле, преступление, если школьному старичку иное время благожелательно сбросить с себя величие и побаловаться с детьми, к тому же не принадлежащими к таганрогскому привилегированному сословию? Но, с другой стороны, что же это будет, если и впредь главным руководителем школьного воспитания будет являться какой-то сторож из отставных фейерверкеров, нагоняющий страх на мальчиков и девочек, держащий из в ежовых рукавицах и расточающий то ласки, то наказания по своему личному усмотрению? Какая же тогда будет роль педагогов в училище, роль училищного совета?
Едва ли все это можно отнести к «отрадным фактам» из нашей общественной жизни, но что же делать? Не я их выдумал, они стали общественны, о них говорят неустанно в течение последнего месяца. И как бы они не были безотрадны, я не имею права замалчивать их». (Приазовский Край. От 23.03.1896 г.).
1897 год
«Ростов-на-Дону. В течение прошлой недели погода несколько раз резко изменялась и лишь с пятницы, 21 марта, она, по-видимому, установилась. Вчера был, в полном смысле слова, летний жаркий день. Термометр показывал утром 14 градусов и в полдень 25 градусов в тени. В шестом часу пополудни над Ростовом разразилась, с небольшими громовыми раскатами, первая в этом году гроза, после которой начал накрапывать теплый дождь. К вечеру температура понизилась до 18 градусов». (Приазовский край. От 23.03.1897 года).
1898 год
«Ростов-на-Дону. 20-го марта в камере мирового судьи 6-го участка разбиралось дело по обвинению местного торговца Г. П. Проскурякова в изготовлении и продаже недоброкачественных сельдей. При разборе дела выяснилось далеко не привлекательные тайны «превращения сельдей из негодных к употреблению в вполне хорошие». Для этого Проскуряковым испортившиеся сельди клались в особый состав из прокипяченного с разными специями уксус. Мировой судья приговорил Проскурякова к штрафу в 75 рублей, а при несостоятельности – к аресту на три недели».
«Александровск-Грушевский. 18-го марта на руднике Шушпанова, вблизи Александровска-Грушевского, имел место следующий несчастный случай. Во время очистки и укрепления хода в шахте, после произведенного взрыва, обрушилась большая каменная глыба, около ста пудов весом, и упала на двух рабочих-крестьян: Мефодия Клименко и Даниила Колесникова. Первый был убит на повал, а Колесников спасся только благодаря случаю: одним краем глыба уперлась в лежавший около него кусок дерева и лишь слегка придавила. Прибежавшие на крик Колесникова шахтеры вытащили из-под камня Колесникова и его несчастного товарища. Задавленный Клименко – человек еще не старый, лет 40. После него остались трое малолетних детей и жена без всяких средств к жизни». (Приазовский край. 78 от 23.03.1898 года).
1899 год
«Ростов-на-Дону. Стать свидетелем какой-нибудь тяжелой уличной сцены, в которой участвовал бы душевнобольной, в нашем городе, где, как известно, не существует никаких приютов для этого рода больных, очень легко. Так, 19-го марта, в полдень, на Николаевском переулке имел место следующий случай. Из гостиницы Черных вбежал взволнованный чем-то, прилично одетый господин, а вслед за ним прислуга, требовавшая уплаты денег за потребованную бутылку вина. Господин отбивался от прислуги, крича, что он не намерен разменять 100 рублей для уплаты ничтожной суммы, что он не позволит никому говорить себе «ты» и т. д. Его задержали. Собралась толпа народа, явилась и полиция. Оказалось, что странный субъект – «генерал-лейтенант», получающий до 500000 рублей в год дохода, что он близкий родственник виднейшего из областных начальников, что не сегодня-завтра его самого призовут на такой-то важный пост и прочее. Страдающего манией величия «генерал-лейтенанта» свели в 3-й полицейский участок, откуда, конечно, через некоторое время отпустили на свободу».
«Ростов-на-Дону. В ночь на 19-е марта внимание стражника, бляха № 212, по Покровскому переулку, привлечено было следующим обстоятельством. С остановившегося невдалеке извозчика раздался крик «грабят». Поспешно приблизившись на крик, стражник увидел, что на извозчике № 311 ездоки мужчина и две женщины. Мужчина, с виду пьяный, заявил, что сию минуту обе женщины придушили его и отняли все имеющиеся у него деньги. Женщины оказались проститутками и отрицали совершение грабежа. Извозчик отговаривался полным непониманием всего, что за несколько минут пред этим произошло на его глазах. Все четверо были отправлены в 3-й полицейский участок. По доставлению туда, выяснилось следующее. Заявивший об ограблении оказался мещанином города Острогорска Иваном Михайловым Черноивановым, возвращавшимся на родину с заработков на Кавказе. Остановившись в Ростове, он загулял, стал перекочевывать из трактира в трактир по Большому проспекту, где встретился с проститутками и, наконец, отправился по их приглашению на извозчике в какой-то загородный трактир. На Покровском переулке одна из спутниц схватила его за горло, а друга, пользуясь этим, вытащила из кармана его брюк кошелек с деньгами, которых, по его мнению, было около 150 рублей; обе женщины отрицали взведенную на них Черноивановым «напраслину». Самый тщательный обыск не обнаружил у них никаких денег. Точно также ни гроша денег не оказалось и при Черноиванове. Между тем, опрос половых тех гостиниц, в которых кутил потерпевший, показал, что у последнего все видели деньги. В одном, например, трактире ему после выпитой ½ бутылки водки дана была сдача с 25 рублей. Женщины арестованы».
«Ростов-на-Дону. На днях городовой 1-го участка Лысенко, стоя на посту на Новом поселении поздно ночью, заметил, что какой-то субъект на дрогах, запряженных парой лошадей, разъезжает по одной из улиц поселения, разыскивая, по-видимому, какой-то забытый двор. Городовой заподозрил драгиля и обратился к нему с вопросом: кого он разыскивает. Тот ответил, что двор знакомого, у которого он, как приезжий, хотел бы переночевать. Лысенко пустился на хитрость: не надеясь, в случае сопротивления, справиться с заподозренным на глухой и пустынной улице, он стал уговаривать его отложить поиски знакомого до утра, а сейчас отправиться на ночлег на постоялый двор, который и вызвался показать заподозренному. Последний не согласился было сразу на предложение городового, но тот стал так красноречиво расписывать удобства находящегося недалеко, всего лишь за углом, постоялого двора, что драгиль, наконец, сдался на его увещевание. Оба поехали, ведя дружескую беседу, по направлению к 1-му полицейскому участку. По пути городовой призвал к себе на помощь первого встречного стражника и таким образом доставил драгиля в участок. Подозрения Лысенко оказались не безосновательными. Выяснилось, что задержанный, вначале назвавшийся Марченковым, а затем оказавшийся крестьянином В. Елисеевым, украл лошадей и дроги в посаде Азове. Кроме того установлено, что Елисеев скрывается от отбытия полуторагодичного тюремного заключения за предшествовавшее конокрадство. Задержанный конокрад отправлен по месту совершенного им последнего преступления». (Приазовский край. 78 от 23.03.1899 года).