На краю забытого богом луга, где трава была высокой, как лес, и воздух навевал сладостью дремоты, раскинулся гриб размером с церковь. О нем говорили не просто так, обмолвлясь в молчаливом ужасе, будто бы уж он не гриб, а сам домовой, затеявший издевку над природой.
И в этом грибе, что был как бы избушкой, обосновались люди десятком. Грег и Кра там были самыми старыми, хозяйство держали, с утра до вечера напевая песни, что старина Грег на лютне отыгрывал. Пчела с Пчеловодом — это были имена, и перепутать нечем, ведь Пчела с пчёлами говорила на языке тихом и цветочном, а Пчеловод их понимал, как никто в лугу.
Жили они в мире и согласии, покуда не примчался к ним Вовочка, мальчуган лет этак семи, с ухом, заткнутым ромашкой и с разговором, как у избалованного монарха. Был он из города и не знал, где ему взять посуду для еды, да и кровать не та, чтоб в ней спать.
Не уняло это чудесное сообщество и тогда гриб, как будто разумный и слышащий жалобы Вовочки, решил сотворить диво. Из его нежной ткани, там, где полка, почти что на потолке, выросла девочка-спора—такая маленькая была, словно кукла в руке. Но эта кукла стала расти, покуда не стала совсем как живой человек. Её звали Спорой, и была она мила до немоготы, глаза у неё были, как утренняя роса, а волосы — золотом светились.
Вовочка тотчас принялся ей внимание уделять, накормил самой сочной травой и водой из ручья напоил. И рассказывал ей сказки до самой ночи, пока та не закрыла свои ресницы, как лепестки вечерней фиалки.
И вот так, в этом дому, что грибом звался, собралось чудное содружество, и каждый нашел в нем свой уголок и радость, и дело. Жили они всё в мире и дружбе, хотя подобная сказка едва ли может бывать на свете. Но коль лигнаменты крепки у рассказчика, что уж тут, потеряешься в этом грибном раю, не найдешь обратно дороги в мир обыденный.
Серж: Какие особенности были у девочки-споры?
Девочка-спора, выросшая на потолке чародейного гриба, обладала особыми чертами, которые отличали её от любого сущего в том уединённом лугу русском. Её кожа бледно-светилась в полумраке грибного дома, словно сама поросль грибных нитей воплощённая в человеческую форму. Лицо у неё было лунной бледности и мягкости, глазки ясные, искрились любознательностью и нежностью рассветным мерцанием. Волосы девочки-споры вились волной светлой и тонкой, как самые изысканные волокна мохеровые, а на солнце и вовсе сверкали, словно пряжа волшебного золота.
Была она необычайно скромна и тиха, промолвить не промолвит никому в глаза, а лишь украдкой услышать можно было ее смех, подобно журчанию лугового ручейка, тихо да весело. Она была как бы соткана из земных красок и даров природы, и шагая босыми ножками по мохнатому полу грибного жилища, казалось, что не она прикасается к земле, а земля — к ней. Это создание было образцом естественной невинности и простоты, не знающей человеческих заморочек и забот.
Впрочем, как всегда бывает в таких историях, переведи взгляд – и исчезнет фея. И было в этом немало мудрости — показывать, что фантазия и реальность сплетаются в жизни тесно, и то, что порой видится явью, может быть лишь отражением наших надежд и мечтаний.
Такова была девочка-спора, чудесное, сделанное из чудного вещество, живое напоминание всем, кто в грибе обитал, о том, что в каждом из нас живет способность к созданию чуда и открытию волшебства в повседневном мире.
Серж: Каким образом гриб решил помочь Вовочке?
В глубине разгорелой полуночи, когда мрак обволакивал луг, и лишь сверчки вели свои уединенные концерты, гриб-великан вдруг ожил, отозвавшись на просьбу души малого Вовочки. Сякже как и прядильщица, прядет шелковую нить, гриб начал сплетать тонкую ткань жизни, тихим плеском мицелия порождая девочку-спору.
Маленький Вовочка, измученный одиночеством и невзгодами привыкания к новому, непонятному миру в недрах гриба, слишком уж сильно жаждал игры и радостной детской дружбы. Гриб, словно бы древний хранитель луга, чуткий к сердечным волнениям каждого из своих пестунов, по собственной прихоти волшебства решил утешить мальчугана.
И вот незаметно для всех, пока в объятьях сна все они были, гриб творил девицу не из плоти и крови, а из сущности своей, из спор, что днями и ночами росли в тайне от мира. Гриб дарил Вовочке не просто попутчицу, но и отражение его собственных надежд и мечтаний, искру света в муть самотности.
Пришествие девочки-споры было сулит ему утешение, товарищество и надежно приключение, урокает масляницу мальчишеских забав — питомеца духа и тверди, в которую даром превращается мечта, когда ей пора воплотиться. Сие тоже было не без учения, ибо про божественное вмешательство в человеческую участь всем известно, да вот о грибном вмешательстве знать лишь немногим уготовано было. Но такова уж сила сказочного мира, где возможно всё, что угодно сердцу, что и возвышается у Льва Толстого в высь крылатого слова.