По светло-зеленому ковру, извиваясь, ползли серые тени. Приглушенный свет ночника не спасал — наоборот, делал их гуще, темнее. Очень хотелось включить настоящий свет — яркий, желтый, спасительный. Но Артур не разрешал. Он всегда рассказывал страшные истории в темноте, либо при зыбком свете крошечного ночника-панды, от которого почти не было толку.
— Камень по морю плывет, открывает камень рот — Он во сне к тебе придет, и на части разорвет…
Губы пятилетней Людки жалобно задрожали, голубые глазки налились слезами.
— Хватит, не рассказывай… боюсь!
Двоюродный братишка зло улыбнулся и замогильным голосом продолжил:
— Плачь — не плачь — ему одно. К рыбам ты уйдешь, на дно!
Заколдует царь морской, станешь гадкой и кривой…
Вдохновенную страшилку прервала трель звонка. Маленькая Людка со всех ног кинулась к двери, напрочь позабыв все свои страхи. С радостным визгом она повисла на шее у мамы, вдыхая вкусный запах ее духов и зимнего морозца.
— Соскучилась, милая? — мама бережно разжала цепкие ручонки, поправила на дочке голубое платьице. — Меня на работе задержали, поздно в наш магазин овощи привезли… как вы тут, поужинали уже? Артурчик, ты извини, пришлось тебе опять нянькой поработать. Хорошая новость - с завтрашнего дня я в отпуске, больше дергать не буду!
— Ничего страшного, теть Света, — равнодушно бросил племянник, снимая с вешалки куртку. — Уроки я еще вчера сделал. А погулять и в следующие выходные можно. Мелкой кашу сварил, поужинали вместе. Я побегу, а то поздно уже…
— Может, такси вызвать? — тетя виновато тронула его за руку. — Темень ведь на улице, да и скользко…
— Неа, тут недалеко, дойду за двадцать минут. Пока, малявка! До свиданья, теть Света, — Артур махнул рукой, и, не оборачиваясь, выскользнул в подъезд.
Промерзший асфальт напоминал стекло, ледяной ветер пробирался под куртку, резал глаза. Не спасал и плотно завязанный капюшон. Перчатки Артур не признавал, и озябшие пальцы на руках уже почти не гнулись. Хотелось горячего чаю, а лучше — чашку какао, с маленькими зефиринками.
Жаль, что уже так поздно; не получится ни почитать спокойно, ни сыграть с Митяем в танчики. Мать начнет квохтать, причитать — потом побежит жаловаться Руслану. А у него разговор короткий — либо откладываешь телефон и планшет в сторону, либо и то и другое летит в стену. А на новые гаджеты копить — ой, как долго!
А все из-за тети Светы и ее драгоценной Людочки! С тех пор, как сестра матери обрела статус разведенной, на Артура немедленно повесили должность няньки. Ладно бы, раз-два — но не каждую же неделю! Сильно возмущаться он даже не пытался, опасаясь отчимового подзатыльника, а то и ремня. Покорно отсиживал с мелкой выходные, пока тетя бегала на подработки, варил ей кашу и травил страшилки, собственного сочинения. Удивительно, но пугливая сестрица ни разу не пожаловалась матери на его вдохновенные байки. Или ей они, на самом деле, нравятся? Фиг эту мелюзгу поймешь.
Как же холодно, все-таки; надо было брать с собой перчатки. На день рождения мама подарила ему — пушистые, серо-голубые, с какой-то дурацкой вышивкой. Были быть хоть черные, или коричневые — а так, натуральный зашквар! Даже на улице с такими не покажешься. Голубые… тьфу. Артур вспомнил, как недавно смотрел, напару с Людкой, старый мульт про Голубого щенка и невесело усмехнулся.
«Голубой-голубой — не хотим играть с тобой...»
Щену из мульта очень повезло не родиться в нынешние времена, когда за голубой чубчик могли не просто задразнить, а запинать насмерть, в первой же подворотне. Шагая в сторону дома, подросток сочинял сказку для будущих посиделок с сестрицей. Группа нехороших ребят ловит на улице собачонка, странного окраса, и бьет его палками, до смерти. А потом бедный щенок оживает, и, хрипя разорванными легкими, мутирует в громадное синее чудовище. Он сжирает своих обидчиков, ядовитая слюна с шипением капает на замерзший асфальт… в общем, хеппи-энд, все, как и полагается!
Артур так увлекся выдуманным сюжетом, что не сразу расслышал осторожные шаги, у себя за спиной. А расслышав, поначалу не испугался. Мало ли, кому приспичило в такой час прогуляться по морозцу! До дома оставалось — всего-ничего — только за угол повернуть, когда шаги стали чуть громче. И чуть ближе. И еще ближе… подросток замедлил шаг и оглянулся. За спиной никого не было.
А шаги — были. Совсем близко — цок-цок-цок — по замерзшему асфальту, толстой ледяной корке.
Страх. Артур давно ничего не боялся. Почти ничего, кроме толстого отчимова ремня — ни страшных фильмов, ни больших собак, ни школьной гопоты из старших классов. Но сейчас страх возродился. Он прорастал откуда-то, глубоко изнутри; червивый, ледяной, противно шевелящийся. Снег хрустел по ногами, дыхание вырывалось облачками мутного пара — скорее, к дому, в спасительное тепло родного подъезда! Хорошо, хоть фонари горят, при свете всякая нечисть не нападает…
Над головой с треском лопнуло стекло — блестящее крошево посыпалось на асфальт. Стало чуть темнее. Страх внутри выпустил еще одно щупальце-червяка. Ноги казались ватными, бесполезно скользили по ледяной корке. Надо звонить — матери, Димке, тете Свете… в полицию…
Удар под колени швырнул его на лед — бесполезный сотовый разлетелся обломками. С прощальным звоном взорвался облаком стеклянной пыли еще один фонарь.
Артур лежал на спине, судорожно хватая ртом ледяной воздух, вперемешку со снегом. Ветер стих; сахарно-белые хлопья медленно кружили в зыбком свете далекого фонаря. Рядом не осталось ни одного целого. И ни души вокруг — черничное небо с гвоздиками звезд, белесый, еле видный, серпик луны, желтые окна-глаза домов. Такие близкие, но недостижимые.
«Помогите… — хотелось прокричать это громко, но губы почти не шевелились — получался жалкий сдавленный писк. — Мама… мамочка...»
Страх выходил наружу вместе с дыханием, обретал форму. Нечто, на длинных, слишком тонких ногах, нелепо длинной шеей, глупой широкой улыбкой. Когда-то, в далеком теплом раю, называемом — детство, маленький Артур сидел на потертом коврике, с вышитыми красными маками. И, открыв рот, слушал страшную историю, которую вдохновенно рассказывал ему соседский Женька. В ту пору Женька учился в старших классах и казался очень-очень взрослым. Его часто просили посидеть с вечно болеющим Артурчиком. Вынужденный нянь заставлял малыша съедать полную тарелку гадкого комковатого пюре и перед сном рассказывал ему страшилки. Особенно запомнилась одна — про клоуна Убегайло.
Убегайло ходил по ночным улицам и высматривал тех, кто не успел попасть домой, до прихода тьмы. У него были тонкие, очень длинные ноги и руки, вытянутая, как у жирафа, шея и белое мучное лицо. На лице сочной кровавой раной выделялся рот — Убегайло всегда улыбался. И ждал, пока жертва начнет убегать, услышав его шаги за спиной. А когда до дома оставалось десять шагов, он хватал несчастного своими длинными руками и разрывал на части. И мочил губы в свежей теплой крови, чтобы трещины на них заживали поскорее. Ведь без крови Убегайло высыхал и трескался, как кусок старого мыла.
Сейчас он стоял над почти взрослым Артуром, тер длинным костлявым пальцем красные губы и весело улыбался. По мучнистым щекам бежали тонкие трещины.
— Тебя нет… пошел в задницу… тебя нет! — слезы замерзали на ресницах, дыхание острыми иглами кололо легкие. — Слышишь? Убирайся…
Откуда-то Артур знал — именно тот, давний детский страх породил нелепую тварь, медленно качающуюся на слишком тонких ногах. Страх, зароненный в его сознание байками соседского Женьки. Самого Женьки уже давно не было в живых — мама сказала, что он погиб в аварии, несколько лет назад. Или его тоже нашел давний, угнездившийся в глубинах сознания страх? Нашел и сожрал, как маковую соломку.
Маки на сером коврике были красными, как кровь. Как губы страшного Убегайло.
Артур закрыл глаза. Он снова был маленьким, пятилетним, и завороженно слушал Женьку, глядя на шевелящиеся серые тени в углах спальни. Никаких чудовищ нет на свете, это только дурацкие страшилки, только фантазии, только…
Шершавые пальцы схватили за подбородок и лоб. Сухая, в трещинах, кожа неприятно царапала.
«Не делай мне больно… тебя нет… только не делай больно. Это все сон, глюк, монстров не бывает...»
Артур с трудом, разрывая лед на ресницах, открыл глаза. Убегайло широко улыбнулся, потом с силой дернул. Снег жадно впитал алые соленые капли; полный ужаса и муки крик поглотила морозная тьма.
***
В комнате было душно; влажная от пота пижама неприятно натирала кожу. Люда отбросила одеяло и подошла к окну. Снег укрывал деревья и дома сахарной блестящей глазурью — близился новый год. Был бы сейчас здесь двоюродный братик — обязательно сочинил бы какую-нибудь кровавую гадость: про снеговиков-убийц или плотоядного деда Мороза. Только брата уже давно нет в живых. Люда вздохнула и прислонилась лбом к стеклу. Пять лет назад что-то случилось и он не вернулся домой. Не нашли даже тела, только разбитый сотовый телефон, буквально в десяти шагах от подъезда. Взрослые говорили, его могли затащить в машину злые люди и увезти, далеко-далеко. А ей теперь десять лет и она не боится глупых страшилок. Из всех, рассказанных Артурчиком, ей хорошо запомнилась только одна — про летающий над морем камень, с громадной пастью.
Камень по морю плывет, открывает камень рот…
Он во сне к тебе придет и на части разорвет.
Строки, будто сами собой, выплыли из глубин детской памяти. Люда сердито тряхнула головой, и, забыв задернуть штору, поплелась к кровати. Как глупо бояться летающих камней; если только их не запустили тебе в голову, с десятого этажа!
Засыпая она слышала голос Артура, доносящийся будто из-под ватного одеяла. Или толстого снежного сугроба:
Плачь — не плачь — ему одно: к рыбам ты пойдешь на дно…
Люда крепко спала, подсунув под щеку ладонь. И не видела опустившуюся на ковер нелепую тень.
Нечто, смутно похожее на большой серый валун, ненадолго зависло перед окном. Пучок скользких отростков, то ли червей, то ли водорослей, копошился снизу. Дыра с неровными краями спереди служила глазом Нечто. Глаз смотрел на спящую девочку. Ей снилось вязкое черное море, плещущее внизу и морской царь, весело скалящий остатки давно сгнившего рта. Лицо царя расплывалось, текло, приобретая знакомые черты. Люда спала и видела во сне брата. Он сидел на скользком зеленом валуне и рассказывал очередную жуткую байку.
Небо потихоньку светлело. Нелепый живой камень с дырой-глазом — порождение незрелого детского сознания — медленно растворялся в воздухе.
Он вернется снова, с приходом ночи. Выпьет страх породившей его девочки, как сладкое молоко, до капли, до донышка. Еще и еще, пока не станет настолько большим, чтобы прорвать тонкую преграду, разделяющую их миры.
А пока - пусть Людочка поспит...
Автор: Effi
Источник: https://litclubbs.ru/articles/53858-strashno-ochen-strashno.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: