Бывает, что начинать работать над звучащей речью совсем поздно. Логопедические каноны утверждают: в 7 лет и старше окно повышенной сензитивности к речи практически закрыто. В таких случаях предлагаю родителям альтернативу в виде жестов и развитие, где возможно, внутренней речи через письменную.
В кабинет вошли мама с мальчиком, который прятал лицо в маминой одежде. Сели, мальчик вообще прикрылся полой кофты и затих у мамы под боком. Ну и как мы будет обследоваться!? Начали с мамы. Она подробно рассказала об Андрюше. Рассказ получился длинный, ему же уже 7 лет.
Из интересного для логопеда: несколько раз мальчик пытался заговорить, шла череда спонтанных звуков (спектр весьма ограниченный, скорее вокализации). В 1,5 года начал "петь", как выразилась мама. Прорвался звук, похожий на "А", который Андрюша использовал для общения, к двум годам звук пропал. Потом, после трёх лет, "пение" вернулось, добавились "Э, И". Они продержались около полугода. И после пяти был всплеск вокализаций, при этом ни один согласный звук не пробился даже в непроизвольном варианте.
Осознанное произношение не закрепилось ни в 1-й, ни во 2-й, ни в 3-й раз. И вот уже 1,5 года от Андрея никто не слышал ни одного звука, только когда он плакал, ударившись, голосовые реакции были. Громкий смех тоже не в ходу, Андрюша умел только улыбаться глазами.
Несмотря на такое плачевное состояние артикуляции, понимание речи развивалось. Был уверенный указательный жест, да и другие бытовые жесты мальчик использовал для общения. Дизартрических проявлений не было, ни асимметрии языка, ни обильного слюнотечения. Двигался Андрей свободно, но движения становились скованными, если он оказывался в незнакомом месте. Старался спрятаться за маму.
Вот что тут может предложить логопед? Раз есть жесты, значит можно их совершенствовать. Ну и попробовать научить мальчика читать, судя по всему, внутренняя речь присутствовала.
Но мама так хотела слышать голос Андрюши! Очень просила показать, как можно его вызвать снова, ведь мальчик хотел говорить. Я уступила и показала несколько приемов вызывания звуков речи. Чуда не случилось, голос не включился. Но мама старательно записала, как зажимать нос, как смыкать губы. С этими записями мама с сыном вышли из кабинета.
Прошло 2 месяца. В журнале приемов я снова увидела фамилию мальчика. Подумала, что придут учиться читать. Но не угадала!
Они вошли гордо, иначе не назовешь их появление. Стояли рядышком, Андрюша крепко держался за мамину руку, даже не прятался. Мама без предисловий сказала: "Лариса Геннадьевна, сейчас мы покажем , что у нас получилось. Только не знаю, это то что нужно или нет?"
У меня появилось ощущение, что я сижу в театре, так торжественно готовились эти двое продемонстрировать свои достижения. Мама дала команду: "Андрей, скажи [А]" Мальчик заплакал и сказал звук. "Скажи [Б]" Снова слезы и ясное звучание. Так они наговорили почти весь алфавит. И с тревогой ждали моей реакции. Я же была в редком для себя замешательстве. Ребенок же рыдал, но говорил! Причем он осознанно плакал, чтобы вызвать у себя голос. По-другому Андрей давно уже не умел.
Как специалист по речи, я понимала, что мама использовала единственные рефлекторные голосовые реакции и смогла их закрепить, да ещё и связать с артикуляцией. Что делать дальше, она не знала и пришла за дальнейшими инструкциями.
Я с трудом внутренне собралась. Похожие чувства я испытывала, когда должна была помочь своему первому взрослому пациенту с дизартрией. Тогда мне тоже пришлось сделать над собой волевое усилие, чтобы убрать эмоции и делать свою логопедическую работу. Что тут охать и ахать, от логопеда ждут конкретных результативных действий
"Давайте сделаем так, - обратилась я к маме, - все приемы работы над словом покажу, вы занимаетесь дома месяц и приходите на следующую консультацию. Работать с Андреем в кабинете через рыдания я просто не могу. Психиатр из соседнего кабинета, за тонкой стеночкой из гипрока, тоже должен вести приём. Если у вас есть взаимопонимание с сыном, он хочет заниматься и плачет для дела, пробуйте, у вас точно получается."
Ждёте, что будет дальше? Я тоже ждала, но боялась, что больше они не придут. Пришли, через два месяца, со словами в активе и без рыданий. Для включения голоса Андрею требовалось только дать начальный, пусковой "всхлип" и голосовые складки смыкались. Он "вспомнил", где живут чудесные ноты, которые уже звучали давно, но мальчик не мог сам оформить их в фонемы, апраксия не давала шансов.
Со "всхлипами" уже можно было существовать на территории государственного учреждения. Мы стали трудиться вместе. Оформить слова во фразу маме без специального образования было не по силам.
Ещё два года я работала с Андреем. Ему было почти 10 лет, когда моя жизнь совершила очередной виток. Сменилось не только место моей работы, я уехала жить в другую страну.
На каком этапе развития речи мальчика мы расстались?
Хорошая произвольная речь на уровне ОНР 2. Не думаю, что он смог перерасти в 3-й уровень, но пограничный этап 2-3 вполне был ему в перспективе по силам. И да, Андрею больше не нужно было плакать, чтобы начать говорить. Смеяться в голос он тоже научился. Жаль, что не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Андрюши. Надеюсь, все у него в порядке. Но подвиг мамы, которая вернула голос своему сыну помню вот уже 18 лет.
Это уникальный случай. Сейчас настолько развита ранняя помощь неговорящим детям, что до потери голосовых проявлений дело не доходит. Раньше я встречала такое достаточно часто.
Дети отказывались от спонтанных звуков, если не получалось самостоятельно собрать их в слова и наступал момент, когда из голосовых реакций оставался только плач.
Сейчас, работая с малышами, довольно быстро добиваемся и громкого смеха (мы много хохочем на занятиях, это нужно для развития речи), и произвольных звуков. Этот путь мне нравится.
Всем успехов в развитии речи!