Двадцатый век, флот со 150 тысячами русских солдат и моряков плывёт в Стамбул и готовится к стремительной высадке с занятием города, полуострова Галлиполи и островов неподалёку. Звучит как описание событий из истории об очередных попаданцах, но тут начинают вскрываться детали... Вот мы узнаём что Стамбул - ещё Константинополь, а каждый третий на прибывших кораблях - гражданский. Ну и наконец, выходящие на сушу солдаты в белых формах не держат оружия, они продали его ещё в море, получив взамен еду, питьевую воду и несколько пиастров. Скоро и свою форму они продадут, когда двухдневный голод вынудит съесть хоть одну порцию украинского борща из открывшейся на днях столовой «Кремль». Примерно так выглядел обычный белогвардейский беженец в Константинополе после эвакуации Врангелевской армии из Севастополя, Ялты, Керчи и Феодосии...
Речь сегодня пойдёт не о самой Крымской эвакуации 1920 года, не о предпосылках к ней и даже не о её организации, хоть и происходящее в те дни стоит отдельной заметки. Я поведаю вам о том, что произошло уже после, когда эвакуировавшихся из Крыма пустили на берега оккупированной Турции и в Константинополь. В один день в Царьграде оказалось примерно на 65 тысяч русских больше, чем было до того. Белогвардейцы во главе с генералом Врангелем были высажены на полуостров Галлиполи, остров Лемнос и в Чаталадже, что в 70 км от Константинополя.
Однако самая страшная ситуация сложилась именно в самом городе. Оккупационное правительство Франции продержало долгое время корабли на рейде, прежде чем позволить людям сойти на берег, измотав голодом и без того уставших беженцев. Многие пароходы и военные корабли были перегружены и переполнены, отчего люди в них спали даже на палубах, оставляя лишь узкую дорожку для прохода между ними. Уже тогда к ним подплывали торговцы-турки и выменивали любые ценности на местную валюту, еду и питьё. Лишь немногим тогда удалось получить достаточно денег, чтобы позволить себе жильё под крышей и в четырёх стенах. Иван Бунин писал про это: «...Зато нас вместе с нашим жалким беженским имуществом покидали по чьему-то приказанию на громадный, громохочущий камион и помчали за Стамбул, туда, где начинаются так называемые Поля Мёртвых, и оставили ночевать в какой-то совершенно пустой руине тоже огромного турецкого дома, и мы спали там на полу в полной тьме, при разбитых окнах, а утром узнали, что руина эта ещё недавно была убежищем прокажённых...»
По данным Главного справочного бюро Стамбула, на конец 1920 года в турецкой столице насчитывалось 200 тысяч русских имён. Прокормить стольких людей и дать им жильё было просто невозможно. Бывшие офицеры искали хоть какую-то работу, лишь бы хватило пиастр на ужин. «Мы мечтали о том, что накопим много денег, купим себе фальшивые паспорта и уедем куда-нибудь подальше из этого проклятого города, переполненного оборванными русскими, от всей нестерпимой константинопольской жизни и невыносимого безделья…», — так много лет спустя вспоминал свою жизнь в Константинополе секретарь Ивана Бунина, журналист и писатель Андрей Седых.
Одними из первых на мольбы о помощи ответили Земско-городской комитет и отделение американского Красного Креста. Быстро были организованы столовые по всему городу, в которых бесплатно кормили сотни беженцев, люди ждали в очереди «земского хлеба и земской манной каши». Французская и британская военные миссии снабжали их армейскими пайками, оставшимися после войны. Одно из частных изданий рекомендовало читателям столовые, в которых можно было дешевле перекусить. Так, в столовой «Украина» можно было пообедать и выпить водки за 40 пиастров, а в столовой «Кремль» то же самое обходилось уже в 60 пиастров. Для многих это были почти все деньги, которые удавалось зарабатывать за день.
К середине 1921 года ситуация в Константинополе не стала лучше, и вот уже на заседаниях Лиги Наций начали постоянно звучать возгласы о критическом положении русских в городе. Не без помощи Фритьофа Нансена для застрявших в Турции беженцев стали собираться всё новые гуманитарные миссии, крупные пожертвования, а правительства разных стран были готовы принять некоторых специалистов к себе. Впрочем, далеко не всё было так гладко.
На третьем заседании Лиги Наций выступает Нансен как Верховный Комиссар по делам беженцев, выделяет свои успехи в сборе 30 тысяч фунтов стерлингов для беженцев в Константинополе (изначально их должны были выделить европейские правительства, но в итоге большая часть денег была получена из Америки), а также о расселении около десяти тысяч человек. В своём докладе с того заседания, один из создателей Земско-городского комитета, Н. И. Астров указывает, что русские организации в самом городе возражают против этой цифры. Собранные деньги никак не сдвинули дело расселения, а на просьбы указать хотя бы главные черты плана расселения, говорилось, что плана пока нет. Пропали почти все предложения по заокеанской эмиграции. Стало невозможно расселение в Балканские страны. Чехословакия и Сербия закрыли доступ беженцам, а Болгария, хоть и продолжала их принимать за плату, но их положение там было более, чем печально. Ввиду этого Нансен восклицает: «Что же делать, когда денег мне не дают, беженцев к себе не принимают, положение в Сербии и Болгарии становится все труднее, не говоря уже о положении в Константинополе, малоазиатские беженцы еще более затруднили русскую беженскую проблему».
Однако, вернёмся в сам Царьград и взглянем на лучшую строну происходящего на его улицах, а точнее, на одну конкретную, ту, на которой до сих пор есть заведения, продолжающие традиции своих русских основателей. Гран-Рю-де-Пера ещё с византийских времён была улицей, где селились иностранцы. В 20-ые годы практически в каждом здании там были русские заведения. Объединяясь по несколько человек, предприимчивые русские люди открывали кафе, кабаре, книжные и продовольственные магазины. На той же улице разместились знаменитые «Цветочный пассаж», кабаре «Чёрная роза» и открытый до сих пор ресторан «Режанс». Его, кстати, на некоторое время даже закрывали, когда турки на его месте хотели открыть своё заведение, но в ответ вся стамбульская общественность поднялась в защиту ставшего культовым ресторана.
Ситуация в городе стала улучшаться в 1922 году, когда перед скорой деоккупацией турецкой столицы русские беженцы начали получать сертификаты Лиги Наций, известные также как Нансеновские паспорта, о которых я писал ранее. Многим это позволило наконец покинуть тюрьму при Босфоре. Немало людей воспользовалось возможностью репатриации и вернулось в уже Советскую Россию. К сентябрю в городе оставалось сравнительно немного, 18 тысяч человек. К началу 1926 г. в Константинополе и его окрестностях оставалось 10 тысяч русских эмигрантов, а к концу 30-ых - не более 2-3 тысяч. Многие из них остались и дальше жить в Турции. Подробнее о них и быте русских в городе можно узнать в книге Марины Сигирджи «Спасибо, Константинополь! По следам белоэмигрантов в Турции».
Кстати, судя по рассказам Сигирджи, именно русские беженцы открыли для местных такое развлечение, как посещение пляжа. До их приезда в Турции не было понятия «пляж» и «пляжный отдых». Так что если между Грецией и Турцией не вспыхнет конфликт, а вы захотите посетить «олинклюзив», то можете напомнить наглому турецкому барыге, кому они обязаны своим туризмом.
Автор: Александр Плотников
