Луковский голова назидательно и строго поднял вверх указательный палец:
- Но! Сегодня утром, при тщательном обыске у Емельяна Пугачёва дознавателями, в моём присутствии, была найдена в подкладке тулупа поддельная свинцовая печать Донского казачьего войска… И бумаги фальшивые, ею проштампованные! А за это уже одними батогами твоему приятелю детства никак не отделаться…
- Где он теперь? – угрюмо поинтересовался Макар.
- В Моздокской крепости, - сухо ответил станичный атаман. – На гарнизонной гауптвахте сидит, под стражей. Будем с ним теперь подробно разбираться… Зачем печатью обзавёлся, что замысливал? Может, и ещё какие тайные грехи обнаружатся за хорунжим.
…Уважительно проводив до самой калитки, отказавшегося вместе отужинать, хмурого Павла Татаринцева, так и не сумевшего выведать для себя ничего важного, Макар вернулся в хату. Казак пребывал в глубокой задумчивости. Мда… Видимо, объявившийся приятель многое утаил о себе в их хмельной ночной беседе. Был у Емельяна свой опасный секрет… Точно был! О котором дружок даже словом не обмолвился, несмотря на изрядно выпитое.
Посреди казацкой хаты, у тёплой печи, игрался на земляном полу с котёнком маленький Тимошка. Ребёнку шёл уже четвёртый год. Малыш ползал по большой и лохматой медвежьей шкуре, расстеленной поверх плетённых камышовых циновок. Утрамбованный пол под ними Настя тщательно выметала каждую седмицу.
Тимошка, увлечённый своей живой игрушкой, не обращал никакого внимания на взрослых. На нём были штанишки с помочами и светлая рубашонка с длинными, просторными рукавами. Всё - сшитое матерью из поношенных отцовских одежд.
А рядом с сынишкой, на лавке сидела с рукоделием, наблюдая за чадом одним глазом, беременная Настя... Встревоженная женщина подняла глаза на вошедшего с мороза насупившегося супруга.
Она, хоть и не встревала в не очень-то приятный разговор между луковским атаманом и Макаром, слышала краем уха мужскую беседу. Теперь, когда Павел Татаринцев удалился, женщина осторожно решилась высказать главе семьи и своё мнение по поводу произошедшего.
- А знаешь, Макарушка, - глядя на мрачного едока, энергично работающего деревянной ложкой в глубокой глиняной миске с подостывшей мясной похлёбкой, заметила тихо Настя, - он мне отчего-то сразу не понравился, твой старый знакомец! Глаз у него недобрый. Тяжёлый какой-то... Словно у разбойника с большой дороги. Как взглянул на меня в первый раз – так я со страху и обмерла! И дитё наше не рождённое, под сердцем моим, вздрогнуло от испуга…
***
Видимо, и сам Емельян Пугачёв понимал, что попавшись столь глупо с поддельной печатью Донского казачьего войска, он влип в серьёзную уголовную историю. Ничего хорошего впереди хорунжего не ждало.
Чтобы избежать теперь допроса с пристрастием на дыбе, и не отправиться после расследования на каторгу в кандалах (и это ещё в лучшем случае!), надо было срочно спасаться… Пока он находился в телесной силе и здравии, с несломленной волей. И неспешно взявшиеся за расследование моздокские дознаватели не докопались до всего тёмного прошлого Емельяна Пугачёва.
А скрывать донскому казаку было что… Даже в пьяном и откровенном разговоре с другом детства Макаром Мирошниковым хорунжий оставался начеку, не расслаблялся. И не позволил себе сболтнуть лишнего.
Вот уже более полугода, как Емельян Пугачёв числился в уклонистах от службы и дезертирах в своей донской станицы Зимовейской… Мало того – хорунжий обвинялся в организации побега группы солдат таганрогского гарнизона с места службы.
Все эти дезертиры были рождены вольными донскими казаками. Но по разным жизненным обстоятельствам они оказались на положении простых крепостных крестьян, насильно рекрутированных в солдаты.
Объявившийся в Таганроге, сочувствующий судьбе донцов хорунжий, помог им сбежать обратно, в свои станицы. И сам, оставив воинскую службу, присоединился к дезертирам. А потом он ещё всячески содействовал беглым казакам… Помогал им выправить поддельные документы и обрести легальный статус.
Хорунжего Емельяна Пугачёва уже дважды задерживали на Дону с фальшивыми бумагами. И начинали уголовное расследование... Но оба раза он умудрялся сбегать из-под стражи.
Неграмотный донской казак легко находил общий язык со своими конвоирами... Он обладал удивительным даром убеждения и природной харизмой!
Вот и теперь, на моздокской гарнизонной гауптвахте, доселе никому не известный здесь арестованный хорунжий, всего за несколько дней заточения, умудрился склонить на свою сторону одного из стороживших его солдат - Венедикта Лаптева. Рядовой конвоир полностью доверился и вручил собственную судьбу в руки охраняемого казака. Емельян Пугачёв страстными, убедительными речами легко подбил простодушного караульного на тяжкое воинское преступление.
Оба они сбежали из крепости и исчезли в неизвестном направлении. Хорунжий не просидел в заключении и неделю! Неспешная российская Фемида даже не успела ещё толком и приступить к разбирательствам его дела.
Впрочем, колёсики следственного механизма завертелись… И моздокские дознаватели, распутывая сеть воинских преступлений, связанных с именем сбежавшего из-под стражи Емельяна Пугачёва, задействовав почтовую службу юга России, вскоре выяснили всю подноготную хорунжего. Докопались до самого донышка… Как и предполагал вовремя скрывшийся от правосудия подозреваемый казак.
Разобрались во всём досконально… Педантично присовокупив к прежним преступлениям донского станичника и новые эпизоды незаконной деятельности на Тереке. Следователи надеялись рано или поздно схватить Емельяна Пугачёва… И заставить его сполна ответить за все свои прегрешения.
В случившимся чрезвычайном происшествии командование Моздокской крепости более всего расстроил поступок Венедикта Лаптева. Это был простой и бесхитростный русский солдат. Он так легко и безрассудно, к досаде своих командиров, поддался на преступные уговоры арестанта! В одночасье, дурак, сломал жизнь себе и подвёл товарищей.
Эх… Знали бы тогда негодующие моздокские офицеры, птица какого полёта находилась в их руках! И кого они, все вместе, прозевали...
Что же касается конкретных лиц, отправивших хорунжего Емельяна Пугачёва отстаивать права терских станичников в Санкт-Петербург – расплата им от местного командования последовала незамедлительно. Переселенцев трех новообразованных казачьих общин – Галюгаевской, Ищёрской и Наурской – сочинявших и подписавших прошение на имя государыни, найденное при посланце, выявили и арестовали. Как и всех тех, кто собирал со служивых деньги на дорогу хорунжему.
А после разбирательства и горячего обсуждения случившегося на станичных сходах, состоялись и показательные экзекуции провинившихся... За проявленную излишнюю инициативу, нарушение субординации и воинского устава, все арестованные, по предложению казачьих старшин, были “при собрании народа в своих селениях нещадно батожьем наказаны”.
Глава одиннадцатая. Противостояние
Май, 1773 года. Лесостепь, урочище Мез-догу.
Ещё с конца 1770 года, в связи с уходом многотысячной калмыцкой конницы, командующий кавказской армией фон Медем старался надолго не покидал терскую границу в зоне своей ответственности. Тем более, что ситуация на беспокойной моздокской линии продолжала накаляться…
Очередной виток обострений отношений с владельцами Большой Кабарды случился у русских властей в урочище Мез-догу весной 1773 года. Уж очень многих местных владельцев раздражала и возмущала новая крепость с обширным разноплеменным посадом, выросшая на пустынном берегу Терека всего за каких-то десять лет!
А началась очередная эскалация, пожалуй, с неприятного инцидента в Дарьяльском ущелье… Он произошёл в 1772 году, за много вёрст от Моздокской цитадели.
В ту пору из Грузии, после своих научных изысканий, возвращался на родину известный путешественник, исследователь с мировым именем, академик Иоганн Антон Гюльденштедт. Молодой немец, урождённый Российской империи (сам он был выходцем из Риги - земли, находящейся тогда под властью Екатерины Второй!), изучал на Кавказе почвы и местную растительность.
Как и все большие учёные, академик жил в собственном мире. Он был весьма далёк от полыхавшей вокруг войны и мало внимания обращал на всё, что происходило за границами его профессиональных интересов.
Весной 1772 года Иоганн Антон Гюльденштедт проезжал с сопровождающими людьми через Дарьяльское ущелье, расположенное в верховьях Терека. Академик находился уже в относительной близости от российской границы… И жил в предвкушении недельного, сравнительно безмятежного и комфортного отдыха в моздокском гостином дворе, перед своей дальнейшей дорогой вглубь страны. Но суровая реальность внесла в планы Иоганна Антона Гюльденштедта собственные поправки.
Тагаурцы, северные осетины-иронцы, проживавшие в Дарьяльском ущелье и контролировавшие путь между Моздоком и Грузией, проходящий по их землям, захватили возвращавшуюся научную экспедицию. Горцы надеялись, в практике тех лет и бытовавших взаимоотношений с соседями у кавказских племён, получить богатый выкуп за освобождение академика. А также дополнительную плату за возвращение учёному в целости и сохранности всех собранных им материалов и дорогостоящего снаряжения.
Узнав о произошедшем, командующий кавказской армией фон Медем послал из Моздока на выручку Иоганну Антону Гюльденштедту вооружённый отряд под руководством майора Криднера. В составе летучего воинского подразделения находились грузинские гусары и казаки… А ещё вызволять из плена незадачливого учёного снарядилась ингушская конница.
Эти новые подданные, совсем недавно добровольно вошедшие всем своим народом в состав русской империи, без лишних вопросов примкнули к отправлявшемуся в поход отряду… Едва только командование кавказской армии, испытывавшее без калмыков недостаток во всадниках, попросило ингушских старейшин помочь вооружёнными воинами в освободительной операции.
К счастью, опытный майор Криднер выполнил возложенную на него задачу быстро и без кровопролития. За освобождение академика, его людей и возвращение всего имущества научной экспедиции, офицер выплатил, в качестве «подарков» северным осетинам-иронцам 30 рублей… Чтобы горцы не обижались и не чувствовали себя ущемлёнными.
Но, на всякий случай, и во избежание будущих возможных инцидентов в подобном роде, потребовал у тагаурского владельца Ахмата аманата – малолетнего сына, на воспитание и обучение в Моздокскую крепость, на полный пансион. А по сути дела – юного заложника.
Алдар (осетинский князь), главный виновник захвата академика, глядя грустно на столь быстро примчавшуюся грозную силу от русских, насторожено гарцующую на конях за спиной майора Криднера - с пиками, шашками и ружьями наизготовку, не посмел возражать офицеру... И предпочёл выдать аманата, заверив предводителя нагрянувшего отряда, что случившееся - досадное недоразумение. Отныне и впредь русские путешественники могут беспрепятственно проезжать через Дарьяльское ущелье.
Исследовательская экспедиция была вызволена из плена и благополучно препровождена в Моздокскую крепость... А оттуда, после короткой передышки, Иоганн Антон Гюльденштедт, как и намечал, отправился со всем собранным научным материалом дальше на север.
Конец 40 части...
