Раз побывав в Афганистане ты уже никогда не выбросишь его из своей памяти. Чтобы понять эту страну, выжить здесь, приходится впускать глубоко внутрь себя всё, что видишь, слышишь, чувствуешь. Всё здесь имеет значение и от мелочей иногда зависит твоя жизнь. Даже от запахов…
В тот наш памятный выход как раз запах и привлек моё внимание. Наша разведгруппа 173-го отряда спецназначения вела наблюдение за старой дорогой на Кандагар. В последнее время на ней участились случаи минирования и даже нападений из хорошо подготовленных засад. Бандой, которая организовывала эти взрывы и налёты командовал пользующийся особым авторитетом у моджахедов главарь Абдул-Али. Мы считали его скорее мясником и законченным психом, нежели настоящим воином. Абдулу было мало просто убить пленного шурави-русского солдата, ему важно было, чтобы перед смертью он долго мучился. Так что авторитет этого полевого командира держался скорее на страхе, ведь также беспощаден он был и к своим. Казнил за малейшие подозрения в измене или дисциплинарные нарушения. Говорили также, что у него в банде есть несколько иностранных инструкторов из Великобритании. Через них моджахеды получали с Запада новейшие виды оружия, взрывчатки, средств связи и униформы. Поэтому то, что эта банда появилась на стратегически важной дороге, было очень плохо.
С вечера мы заняли поросший густым кустарником холм и с рассветом начали наблюдение. Совсем недалеко от нас дорога резко уходила влево и это было, прекрасным местом для установки фугаса или организации нападения. С первыми полосками необычайно яркого гранатового рассвета мы увидели, что на дороге стоит верблюд, нагруженный какими-то тюками.
- Наверное, отбился от каравана, – подумал я, – такое иногда случалось. Верблюд - животное упрямое, своевольное, если хозяин с ним плохо обращается, может и уйти. Животное стояло спокойно и флегматично жевало колючки, в обилии растущие вдоль дороги. Скоро здесь должны были проехать наши бочковозы, везущие воду на дальние заставы. Разведчик - прежде всего, наблюдатель. Рассматривая от нечего делать верблюда в бинокль, я обратил внимание, что он всё время поднимает голову и смотрит в направлении развалин старого глиняного дома, от которого сохранились только покрытые красноватой пылью стены. Не успел я задуматься над таким странным поведением животного, как все мы различили сладковатый запах кальяна. Этот запах нам был уже хорошо знаком. Аромат розы, гашиша и каких-то пряностей нам уже приходилось чувствовать в душманских кишлаках. Запах хорошо чувствовался среди рассветной свежести восхитительного Афганского утра, когда ещё не наступила жара и природа радуется первым лучикам солнца.
Судя по всему, кальян курили в развалинах глинобитного дома. Чуть поменяв точку наблюдения, у меня получилось разглядеть в развалинах троих душманов. С внушительными бородами, на головах двоих чалма, у третьего пуштунка, в тёмных шальварах, длинных рубахах и жилетках с виду казались обычными афганскими крестьянами-дехканами… Если бы не самодельные разгрузки, висевшие на их плечах, набитые гранатами и магазинами и автоматы лежавшие рядом. Было видно, что это опытные аскеры-воины и они совсем не случайно оказались здесь. Это точно были боевики Абдула-Али.
Недолго думая, мы решили ликвидировать бандитов. Незаметно к ним было не подобраться, местность сильно открытая. Да к тому же уже стало совсем светло. Решили использовать нашего надежного помощника СВД – снайперскую винтовку. Снайпер группы, Малой, никогда не промахивался. Он стрелял только тогда, когда был уверен, что сможет «достать цель». В этот раз Малой долго возился с прицелом, готовился, цокал языком, мотал головой. Снайпер был хакасом, охотился с детства и к своему военному ремеслу также относился как к охоте. Наконец раздались три выстрела подряд, а затем через мгновение четвертый. Уже потом Малой с улыбкой рассказал, что четвертой пулей он разнес душманский кальян. Просто ради забавы.
Выстрелы СВД, оглушительно громкие, были слышны далеко и прятаться нам больше не имело смысла. Мы перебежками прикрывая друг друга отправилась к развалинам, взглянув на мёртвых духов попытаться понять что они замышляли. На какое-то время я забыл о верблюде, а спустившись с нашей возвышенности, и вовсе потерял его из виду. Обычно, животные боятся звуков выстрела и стараются убежать от них дальше. Так что, по правде сказать, большого верблюда на дороге я потом не рассчитывал увидеть. В развалинах лежали трое моджахедов. Между ними лежали осколки кальяна, автоматы, японская рация. Но меня заинтересовала небольшая коробочка с кнопкой и выдвижной антенной как на радиоприёмниках. С минуту вертел я её в руках и вдруг всё понял.
- Пошли быстро за верблюдом, - скомандовал я разведчикам. – По дороге всё объясню. Мы застали животное на прежнем месте. Едва заметной верёвочкой он был намертво привязан к старой покосившейся айве, растущей на обочине. Двугорбый двухметровый серо-рыжий гигант-бактриан стоял на дороге и заметно нервничал. Хотя возможно зверя бил страх. Во всяком случае глаза верблюда были испуганными глазами беззащитного перед человеком животного. Мы как могли долго успокаивали верблюда, наконец добившись того, чтобы он нас подпустил. Митяй, самый сильный боец нашей группы, прибалт двухметрового роста всегда спокойный и хладнокровный с величайшей осторожностью снял с боков верблюда тяжелые тюки. Как я и предполагал, в них находилась взрывчатка французского производства. Душманы сделали из верблюда смертника-шахида. Они рассчитывали, что наши солдаты-водовозы обязательно остановятся рядом с двугорбым, хотя бы для того, чтобы взглянуть, что у него в тюках. В этот момент один из бородачей нажал бы кнопку на дистанционном устройстве, и верблюд вместе с бойцами и водовозкой взлетели на воздух. В Исламе воины-шахиды идут на смерть за свою веру и убеждения. В этот раз боевики сами умирать не хотели, а послали погибать несчастное животное.
Я погладил мощную шерсть верблюда, и в этот момент мне показалось, что он взглянул на меня с благодарностью.
- Ну что теперь с ним делать? – думал я, вызывая по рации БТР.
Пока "броня" ехала за нами мы все не только успели подружиться с верблюдом, но и придумали ему кличку. Само собой получилось, что его прозвали Шахид. Малой даже решился взгромоздиться верблюду между горбов и с важным видом сидел там какое-то время. Животное в свою очередь тоже прониклось к нам доверием, не пыталось от нас убежать и не подавало никаких признаков агрессии. Пришедшему БТРу верблюд даже обрадовался и с любопытством разглядывал пыльную машину пока мы грузили на нее наши трофеи. Как-то не сговариваясь, мы решили взять верблюда с собой и привязав его к боковой дуге правого борта БТРа попросили мехвода ехать потише. Через несколько часов мы благополучно прибыли на базу отряда. Доложили о результатах и конечно о новой хитрости душманов с верблюдом – смертником.
Всё это время Шахид спокойно стоял пожовывая колючки и с любопытством разглядывая нашу технику – БМП, «буханки», УАЗы и трофейные Тайоты. Может они казались ему железными верблюдами особой породы? Как бы нам ни хотелось оставить Шахида у себя, сделать это было невозможно.
- Только в качестве тушёнки! – категорически заявил командир отряда.
Хотя мы даже предполагали переправить верблюда в Союз в какой-нибудь цирк или зоопарк.
- Он же красавец! - пытался убедить я начальство, но безрезультатно.
На наше счастье танкисты из расположенного рядом полка согласились взять верблюда к себе. У них частенько бывали гости из Союза, артисты, музыканты, писатели и они решили, что экзотическое животное станет развенчиванием для приезжих. Так мы отдали Шахида танкистам. Вновь привязав его к БТРу, они
забрали верблюда в свой полк.
Выходы следовали один за другим. Мы охотились на караваны с оружием, уничтожая их беспощадным огнем из засад. Всякий раз мне бесконечно жаль было погибших верблюдов, этих ни в чем не виновных жертв войны. И каждый раз я вспоминал о нашем Шахиде, говоря себе, что по возвращению обязательно заеду к танкистам. Но как-то не складывалось. К тому же, духи тогда смогли сбить две «вертушки» с нашими ребятами, так что мне было совсем не до верблюда.
Лишь спустя два или даже три месяца я смог попасть в танковый полк. Я ехал не с пустыми руками. Взяв в Кандагаре сладких яблок и больших сочных персиков, я намеревался угостить ими Шахида. Приехать получилось рано утром, и первое, что я увидел - был наш верблюд. Он лежал у шлагбаума на въезде в танковый парк и было очень похоже, что он охраняет большую площадку, на которой рядами стояла вся техника полка.
- Так и есть, - с улыбкой сказал мне подошедший дежурный офицер – всю ночь здесь на посту несёт службу. Даже порядковый номер ему присвоили – он показал на небольшие таблички повешенные на бока верблюда. N:34 - как у легендарного нашего танка. Я подошел к Шахиду. Он неторопливо поднялся с земли и силой несколько раз втянул воздух своими широкими ноздрями. Неожиданно верблюд легонько боднул своей головой меня в грудь, затем ещё и ещё. Стало ясно, что Шахид узнал меня и как будто пытался поговорить со мной, спрашивая – почему я так долго ехал к нему. К удивлению, на моих глазах показались слезы. Я достал угощение, которое Шахид с радостью принялся уплетать, как говорится за обе свои верблюжьи щеки. Я же гладил его мощную шею и думал, как мало мы всё таки знаем ещё о животных. Затем я заглянул в офицерскую столовую, поговорив с танкистами за кружкой кофе и, выходя, вновь увидел Шахида. Он выпрашивал печенье и сахар у солдат, выходивших из своей столовой и многие охотно угощали и гладили его. Было видно, что верблюд за это короткое время стал настоящим любимцем полка.
– А нашу технику он просто обожает, - видя мой интерес- рассказал мне замполит, - от ремонтников не отходит и «коробочки» наши на задания провожает. Вроде бы должен бояться, а вот и нет, верблюду наша броня очень нравится.
В последствии я много раз заезжал к танкистам. У нашего отряда сложились с их полком добрые отношения. И всякий раз я подолгу общался с Шахидом как с добрым другом, привозя ему разные вкусности.
Время выхода наших войск из Афганистана наступило внезапно. В Союзе шли большие перемены, но находясь в совершенно другой стране, живущей ещё в средневековье, этих перемен мы не ощущали и не замечали. Поэтому решение о выводе войск было лично для нас неожиданным.
Наш 173-й отдельный отряд специального назначения уходил «за речку» последним. Мы прикрывали части 40-й армии в спешке выходившие в Союз через Кушку. Я видел, как мы оставили в Афгане всё. Города и посёлки, ставшие для нас почти родными, местных друзей, союзников и братьев по оружию, построенные нами школы, больницы приходилось бросать в одночасье. Особенно страшно было то, что за всё брошенное нами в Афгане была заплачена очень высокая цена. Здесь погибли многие наши друзья… нет, думать об этом не хотелось.
Так получилось что лично для меня, черта всей афганской истории была подведена на дороге, ведущей из зоны Юг, к Кушке. Мы выходили последними и за нами уже никого не было. Представляя, что начнётся, когда наша армия уйдёт, мы сидели на броне и молча курили, глядя по сторонам. То тут то там попадались брошенные Уралы, КамАЗы, «коробочки». Сломавшуюся в пути технику просто сбрасывали на обочину. И тут заметил, как среди этого мёртвого железа войны стоит наш Шахид. «Перед нами по дороге проходил танковый полк, и, похоже, сколько мог верблюд шёл за ним, пока не устал», – решил я. Теперь же животное одиноко стояло на обочине и провожало взглядом проходившую мимо технику.
– Шах, – еле слышно зачем-то позвал я верблюда.
Наверное, мне казалось, что он не услышит мой голос из-за шума моторов, но животные похоже слышат не только ушами. Шахид быстро отыскал меня глазами и побежал догонять наш БТР по краю пыльной дороги. Но колонна шла быстро, и верблюд долго бежал, всё силясь догнать нашу броню, в надежде, что мы то его здесь не бросим. Но технику на марше из-за какого-то верблюда никто останавливать не стал. И скоро Шахид стал все больше и больше отставать от нас. Последнее, что я успел заметить, как верблюд рухнул на передние лапы и в отчаянии заревел, глядя своими большими чёрными глазами на уходящую вдаль колонну. Вскоре рычание нашей «брони» заглушило жалобный рёв Шахида, и облака пыли окончательно скрыли от нас одинокий силуэт брошенного верблюда.