Николай Барановский
Есть одна у лётчика мечта — высота. (Из песни).
Мы лежим, и над нами мчат года, Мы летим, и под нами города…
Денис Майданов.
ОТ АВТОРА
Сколько я себя помню, столько я хотел стать лётчиком. Думаю, это передалось мне от отца Барановского Василия Петровича. В армии он служил стрелком-радистом на бомбардировщике Ил-28. У бабушки Паши в деревне Петровск, а я там часто гостил, в переднем углу рядом с иконой висела фотография моего отца в шлемофоне, из-под которого выглядывал белый подшлемник. Когда я скучал по родителям, подолгу рассматривал эту фотографию. И, конечно, хотел быть похожим на отца, стать лётчиком.
С возрастом эта мечта только усиливалась. Я много читал книги о лётчиках, в том числе Михаила Водопьянова, Анатолия Маркуша. Прочитал почти все книги, которые были в библиотеке. Читал их взахлёб, часто вместо уроков. Мечтал, когда стану лётчиком, напишу книгу о лётчиках. И вот наступил такой момент. 1 августа 2015 года как я ушёл с лётной работы на пенсию. Стал работать руководителем полётов на родном заводе КумАПО, на котором и начинал свою трудовую деятельность. После долгих раздумий решил: пора исполнить ещё одну свою мечту — написать о своих полётах, о друзьях и товарищах, о своих впечатлениях в этой прекрасной, благородной и очень интересной профессии. Посвящаю эту книгу моему отцу Барановскому Василию Петровичу, первому инструктору Уварову Валерию, первому командиру Бакаеву Герману, Оськину Виктору, Артёменкову Валере, Посыльному Владимиру.
ВСТУПЛЕНИЕ
Николай Васильевич Барановский родился в городе Кумертау 20 мая 1959 года. Как моя любимая бабушка Варя говорила: «первенец». У меня есть ещё два брата, средний Сергей тоже лётчик, как и я, прыгал и сейчас прыгает с парашютом. Работал лётчиком-инструктором на реактивном, учебном самолёте Л-29, после окончания Волчанского лётного училища лётчиков. ВАУЛ ДОСААФ СССР, которое и я окончил на год раньше, в 1984 г. Сергей выполнил норматив Мастера спорта, стал чемпионом приволжского округа. В связи с перестройкой ДОСААФ закрыли. Сергей стал летать на вертолёте Ми-8, в Смышляевке и также летал в Гурьев. Теперь в Октябрьске в ДОСААФ бросает парашютистов. Младший брат Андрей строил вертолёты. На КумАПО в 31 цехе работал сборщиком-клёпальщиком. Как впрочем, и я до армии собирал хвостовую часть мотогандолы Ка-26.
В армии я служил с ноября 1977 года по ноябрь 1979 год, командиром БМП. В начале в Тбилиси в учебке в 1-й дивизии, в 1-ом полку и 1-ой роте, правда, в 5-ом взводе. Азербайджанцы, армяне, грузины, понятно русские и украинцы, даже греки дрались каждый день, решали национальные вопросы. Это только в головах политбюро ЦК КПСС существовала дружба народов. Сержанты были сплошь украинцы со Львова, с западной Украины и Киева. Спрашивают: Ты кто? Отвечаю — украинец. Откуда? С Башкирии. Говорят: нет, ты не украинец! Спорить не стал.
После учебки служил в Советашен (Нубарашен) Араратская область южнее окраины Еревана. Хорошо было видно, великую гору Арарат, без всякого преувеличения, она была в 80 км от города, а казалось что не дальше 10 км. Она каждый день была разная, красота неописуемая. Как то раз, наверное, была незаметная лёгкая дымка, снежную вершину видно отчётливо в лучах солнца, а подножие не видно совсем. Такое ощущение, что гора висит сама по себе в воздухе. На самом деле там две горы, большую армяне называют Масис, восточнее поменьше Сис. Зимой снежные границы опускались пониже, весной подымалась выше, летом с маленькой горы снег совсем исчезал. Дембеля говорили, вот когда с маленькой горы снег сойдёт 2 раза и 2 раза снова покроется снегом, тогда дембель.
Отец мой тоже Арарат лицезрел, правда, сверху с самолёта Ил-28, он служил стрелком-радистом в Кировабаде. А службу я закончил в г. Ленинакане (Гюмри). Ленинакан — армянская Сибирь 1550 м над уровнем моря, там зима такая же, как у нас в Башкирии. Демобилизовался я в ноябре 1979 года зам.комвзводом, старшим сержантом.
В Ленинакане у меня был лучший друг Юра Бельский с города Колпино (в 26 км к юго-востоку от исторического центра Санкт-Петербурга), после армии я к нему ездил много раз. Пока служил в армии, два раза пытался поступить в военное лётное училище. На первом году в учёбке наотрез отказали, сказали ещё молодой, послужи вначале. На второй год прошёл медкомиссию, подал документы в штаб, и какой-то майор долго уговаривал меня поступить в Бакинское пехотное училище. Вызов так и не пришёл. В 1-ом полку я служил с земляком Рамазаном Идрисовым. В первый раз в Оренбургское лётное училище, ещё в школе учились, от военкомата возили в Уфу на медкомиссию. Невропатолог придралась на ровном месте, живот мой не так мол дёргался. Диагноз написала карандашом! Я нашёл стёрку, стёр и снова зашёл. Второй раз прошёл, она стала писать в этот раз ручкой и заметила, что там что-то стёрта. Кричала, я тоже в долгу не остался. Говорю, это как так может быть, пятнадцать минут назад не годен, теперь годен?!
Какой-то танкист долго уговаривал поступить в Казанское танковое училище. Вообщем военным лётчиком стать мне было не судьба. Всё что не делается, всё делается к лучшему. Поступил я с пятого раза. После армии ещё поработал техником РЭСОС в АТСК (аэроклубе). Тогда АТСК был в составе ЛИСа (лётно-испытательная станция) 10 цех вертолётного завода КуВЗ. Где и сейчас, после ухода на пенсию с лётной работы, работаю РП (руководителем полётов). Вместе со мной РП работают мои бывшие коллеги с нашего лётного отряда: старший РП Андрей Быков. Мы с ним летали, правда, немного на ЯК-40, пока он не ушёл на ЛИС штурманом-испытателем, Олег Музюкин был старшим штурманом, затем командиром нашего лётного отряда (начальником 38 цеха). С ним я летал на Ан-30, Ан-26, также на ЛИСе работает бортмеханик Ан-30, Ан-26.
Клим Терегулов, мы с ним тоже летали в одном экипаже, Ильдар Вагапов, с ним на Ан-2 в Гуьев летали, Федя Колошин на Ан-12 летал, Володя Матушкин тоже на Ан-12, мы с ним и с парашютом вместе прыгали, с Борей Гизатуллиным на Як-40 вместе переучивались в Москве. Вообщем 38 цех (наш лётный отряд) потихоньку перебирается на ЛИС, 10 цех. На ЛИСе также работали мой отец Василий Петрович Барановский, мать Раиса Даниловна Барановская и младший брат Андрей, после службы работал у нас в АТСКа техником РЭСОС. После АТСКа я ещё работал инструктором парашютистом в ПДС (парашютно-десантная служба) в Волчанском авиационном училище лётчиков. После чего, наконец, и поступил в Волчанское авиационное училище лётчиков ДОСААФ СССР в 1981 году, которое благополучно окончил в августе 1984 г. Освоил Ан-2. Стал лётчиком-инструктором.
Время, проведённое в училище — это самое счастливое время: первые полёты, первый самостоятельный вылет — 14 июля 1982 год — это сбывшаяся мечта! Я — лётчик! В училище у меня было много друзей: Витя Гиль, Андрей Деменков, Володя Четвертаков, Володя Новосёлов, Миша Дятлов, Юра Гончаров, Володя Сапожков, Рамунас Даукас и, конечно, лучший друг Саша Самойленко. Наш командир 5-ой эскадрильи подполковник Владимир Демьянович Цымбал, зам.полётный Слепченко, штурман 5-ой авиационной эскадрильи Недолько, командир звена Виктор Михайлович Блохин и тот, кто конкретно научил и дал путёвку в небо, лётчик-инструктор Владимир Юрьевич Уваров.
Лётное училище — это целая жизнь, про неё надо писать отдельную книгу. А сейчас про МАПовских лётчиков профессионалов высшего класса и разгильдяев одновременно способных работать в нестандартных условиях. По воле обстоятельств, после лётного училища я попал в МАП. Заветная мечта многих лётчиков, в МАПе в советское время хорошо платили, и главное была интересная и разнообразная работа. Мы облетели почти весь Советский Союз, от Мурманска до Ташкента, от Калининграда до Якутска. Утром идёшь на работу и часто не знаешь ещё куда полетишь, но идёшь счастливым в ожидании полёта, зная, что точно полетишь. Летали много. Что и нужно лётчику. С работы счастливый возвращаешься в большую семью. Это и есть счастье!
У меня большая семья, любимая жена Валентина, кстати, тоже много лет отработала на КумАПО. Трое детей, старший сын Виталий, главный редактор газеты «Буфет» и двойняшки: Максим, мастер спорта по дзюдо, многократный чемпион Башкирииё и дочка Марина, окончила пединститут, стала учителем истории. И четыре внука: старший Саша Манаков, Артём Барановский, Полина Манакова, Марк Барановский. Зять Женя Манаков, снохи Алия и Регина. Виталий и Максим тоже прыгали с парашютами, мечтают стать лётчиками-любителями. После лётного училища я освоил Ми-2, Як-40, Ан-26, Ан-30.
МОЙ ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ В МАПЕ
Мой первый командир в МАПе (министерство авиационной промышленности, в данном случае имеется ввиду транспортная авиация МАП) Бакаев Герман Александрович, легендарная личность… На груди выколот АН-2 с номером, на котором он летал последний раз, перед тюрьмой. По его словам, он сидел за то, что его второй пилот, когда они работали на «химии», то есть в колхозе опыляли поля, зарезал в драке человека. Как Герман сам говорил, дали четыре, отсидел два года. Потом долго восстанавливался, работал аэродромным рабочим. Вначале восстановился в ДОСААФ летчиком ЯК-12, таскал планеры, где я с ним и познакомился в далёком 1973 году. Мы, с моим другом Сашкой Никулиным, пробрались сквозь колючую проволоку на аэродром, где шли полёты, летали планеры. Первых, кого мы встретили около самолёта ЯК-12, был авиатехник (мой будущий бортмеханик ЯК-40, 1989 год) Венера КумАПП Алехина (Нуриманова). Она любезно показала самолёт, разрешила посидеть в кабине. Напоследок я спросил, мало надеясь: «А можно прокатиться». Венера пошла спросит. И уже вернулась вместе с моим будущим командиром Германом Александровичем Бакаевым. Мы с другом бросили монетку, выпало мне сидеть рядом с пилотом. Выруливаем, разбег и я первый раз в небе, счастью не было границ!!! Я лечу, после первого разворота летчик решил закурить. «Держи ручку», — говорит, я и не верил своему счастью. Хотя я видел краем глаза, пока он прикуривал, ручку управления придерживал коленями. Это нисколько не умаляло моего счастья. Что меня поразило в первом полёте, так это при разворотах из-за перегрузки казалось, что не самолёт кренится, а земля наклоняется. На втором развороте, к моему удивлению, земля неожиданно оказалась рядом, это была гора, где дорога идёт на Подземгаз. На планировании заходили на посадку со стороны завода и низко пролетели над заводскими корпусами. Так низко, что я непроизвольно подтянул ноги. Яркость эмоций от первого полета сохранились на всю жизнь.
И вот прошло 12 лет, в которые вошли парашютные прыжки, работа клепальщиком на заводе, служба в Советской армии командиром БМП в Закавказье. Работа авиатехником РЭСОС в аэроклубе, на тот момент это было одно из подразделений летно-испытательной службы (ЛИС). Работа инструктором-парашютистом. Учеба в лётном училище. И вот, наконец, летом 1985 года наступил долгожданный день первого полёта на самолете АН-2, в качестве второго пилота. АН-2 № 29111 старше меня, рабочая лошадка. После новеньких, пахнувших краской училищных самолётов, этот АН-2 с устаревшим оборудованием, выглядел, мягко говоря, древним, как колхозный трактор.
Командир соответствовал, как он сам про себя говорил «Я не старый, я древний. Просто морда сшита из старых мудей…» Ещё у него была любимая поговорка: «У матросов нет вопросов». И все мы, молодые летчики, летали по его окуркам в Гурьев, где находился филиал нашего вертолетного завода. Для выполнения плана по сбору вертолётной техники, специально разработали такую технологию, чтобы осуществлять много грузоперевозок между заводом в г. Кумертау и филиалом в г. Гурьев, чтобы возить из Гурьева черную икру! В общем, в город Гурьев (ныне Атырау) мы в основном и летали. Что характерно, запомнились два абсолютно круглых озера, словно их циркулем нарисовали, я думаю, что это кратеры от метеоритов. Одно побольше, около города Уральска пресное, Челкар называется. И другое соленое, Индер около населённого пункта Индерборское. Мы звали просто Индер в 180 км от Гурьева. Что интересно, пресное озеро зимой замерзало и становилось абсолютно белым. А соленое озеро летом высыхало и становилось ослепительно белым из-за соли, которую там добывали. Так они и менялись, то одно белое, то другое, по очереди в соответствие со временем года. Над степью от Уральска до Гурьева кружили многочисленные орлы, от которых иногда приходилось уворачиваться. Летом часто, то тут, то там возникали небольшие смерчи, высотой до 1000 м. Мы летали на высоте 500–600 метров. Было неприятно, когда смерч поворачивает в нашу сторону, и мы напряжённо следили, куда он пойдёт. Обычно мы летали не пристёгнутыми. И как то раз, при ясном небе, болтанки не было. Самолёт летел как утюг, что расслабляло и нагоняло дремоту, как говорится: «Ничто не предвещало…» Неожиданно нас как бросит вверх и резко вниз. Мы головой чуть фонарь не пробили, это ещё руками за штурвал держались. С тех пор я всегда пристегивался.
Также по степи бегали многочисленные стада диких сайгаков. Каждый полёт был интересным и чем-нибудь запоминался. В Гурьев летели через Уральск, с дозаправкой. В Уральске и Гурьеве командир сажал самолет сам, мне штурвал доверял только в горизонтальном полете. В Гурьеве приземлились в старом аэропорту МВЛ, который находится в черте города. Сразу зашли в «Шайбу», так в простонародье назывался местный пивбар, потому что круглый. Там пиво мешали с квасом, иной раз и не поймёшь, пиво пьёшь или квас. Поселились в гостинице «Атырау» на берегу реки Урал. Теперь город называют Атырау. Мы её звали Отрава, за её грязный, неухоженный вид. Номера восьми местные мы называли зал «Чайковского». Водку закусывали чёрной икрой из большой чашки, размером с тазик, ложками. С нами был авиатехник Саня Алексеев (Липисей), маленький такой, а ел за двоих. Пока мужики выпивали по второй рюмке, он успевал съесть всю закуску, сам не пил.
На другой день обратно вылетели сразу после обеда на Кумертау. С нами возвращались мужики из командировки. Также с нами летел пассажиром другой второй пилот (ездил по своим делам), Миша Агиев (Мавлави) единственный башкирский летчик. Все его звали Маугли. В полёте, естественно, командировочные пассажиры, возвращаясь, допили водку и Миша с ними. Командир вначале тревожно оглядывался, потом сказал: «Эй, вы там, мне оставьте!» Но не прошло и часа, как командир не утерпел и вышел в народ. Полёт длился 4 часа. Когда перед посадкой вернулся, то уже не смог держать самолет в горизонте. Говорит: «Коля, сажай, я тебе доверяю». Хотя до этого ни разу не видел, как я сажаю самолёт. Дул сильный боковой ветер, я объявил, что буду сажать без закрылков. Посадил идеально. Миша стоял за спиной, даже воскликнул: «Молодец, хорошо!» Но на транспортных АН-2 справа не было тормозов. Командиру пришлось рулить по земле самому. С РД (рулетная дорожка) на стоянку вырулили на повышенной скорости. Перед нами на стоянке, боком к нам, стоял АН-24. Вначале я начал искать тормоза, но понимая, что их у меня нет, крикнул по СПУ (самолетное переговорное устройство) «Тормози!!!» Командир резко затормозил и ввёл самолет в левый неуправляемый разворот. Я смотрю: наше тряпочное крыло точно попадает в крыло АН-24. В последний момент левое колесо попадает в ямку, правое крыло приподнимается и проходит чуть выше крыла АН-24, но всё равно, что-то блеснуло. Я только подумал: «Слава Богу, крыло целое!». Заруливаем, выключаемся, я выхожу после командира, он встречает меня с полным стаканом водки: «Давай за первый полёт!» Я, конечно, отказываюсь, говорю: «Теперь я точно пить не буду!» Должен напомнить, что шёл 1985 год. Вышел Указ Горбачева о борьбе с пьянством. Выскакиваю из самолёта, подбегаю к крылу самолёта, вижу: крыло целое, но на кронштейне крепления элерона блестит серебристая полоса. Бегу к Ан-24, там, на законцовке крыла небольшая вмятина. Я вздохнул: «Ерунда. Утром скажу техникам АН-24, до вылета исправят». У командира был видавший виды коричневый кожаный портфель, туда как раз вмещалась 10-ти литровая канистра с бензином. И он уходил от самолёта за ангаром, чтобы никто не видел. А мне надо было сдать секретный портфель в БАИ (Бюро аэронавигационной информации). Мы прилетели, когда рабочий день уже закончился, и командира отряда не должно было быть на аэродроме. Иду я с портфелем, а навстречу командир отряда Павленко Алим Николаевич. Спрашивает: «Как дела Коля, как слетали?», отвечаю: «Всё хорошо, нормально слетали». А утром, оказывается, был ранний вылет АН-24 на Москву. Директору завода Палатникову надо срочно быть в Москве, поэтому техники приехали раньше, и я не успел их предупредить. Пока меняли законцовку, вылет задержался. В результате командира АН-2 Германа Александровича Бакаева лишили премии на 100%, а меня за неосмотрительность (якобы, а на самом деле за то, что не доложил) на 50%. Так лёгко мы отделались. Если бы сразу заметили, кончилось бы экспертизой и скорее всего командира бы уволили, в свете последних событий в стране. Ко всему выше сказанному должен оговориться, что это крайне редкий и необычный случай. Это не было нормой, скорее всего исключение, как и другие случаи, о которых я буду рассказывать далее. Но только поэтому они так интересны и поучительны. О нормальных полетах особенно и рассказывать нечего.
ПОЛЁТ В ГУРЬЕВ ДВУМЯ БОРТАМИ
(Сентябрь 1986)
Летели практически строем. Туда долетели нормально. Обратно вылететь — нет топлива. Тогда в советское время существовало такое понятие, как «лимит». То есть топливо физически есть, но был конец квартала и лимит на этот квартал закончился. Никого не заправляют, только пассажирские самолеты и самолеты санитарной авиации. До конца квартала оставалось три дня. Народ скучает, начали пить. Вначале выпили своё, потом принялись за заказное. Тогда в Кумертау был сухой закон, и мы с Гурьева возили ящиками алкоголь на свадьбы и юбилеи. Мы с Германом поехали на рынок. Нас там и нашел представитель филиала. Вызвали нас к директору. Магдалюк долго ругался, потом объяснил задачу: «Пресловутый конец квартала, необходимо срочно сдать отчёт в Москву». Иначе не видать премии. Решили перелить топливо из одного самолета в другой, который более летучий, значит более экономичный. Командиры спорили, кому лететь. Приводили разные доводы. Самый правильный, по моему мнению, кто прилетел на этом самолете, тот и возвращается. Но не все с этим согласились. Герман говорил Оськину Виктору: «Ты, молодой командир, ты и лети». Оськин в свою очередь заявил: «У меня второй пилот с фингалом». Миша Агиев получил синяк ещё в первый день. Как он говорил, на рыбалке его нечаянно ударили веслом и, правда, синяк был заметным. Правда, почему то все полётное задание было в крови, и зачем он его брал на рыбалку непонятно. К общему мнению так и не пришли. Утром просыпаемся от бульканья. Открываем глаза и видим, Герман Александрович уже весь в форме наливает себе полный стакан водки. Витя Оськин кричит: «Тебе же лететь!» Герман выпивает стакана и говорит: «Теперь тебе!» Оськин: «Ах так! И налил себе. Все-таки после обеда собрались. Все четверо пришли в АДП. Буквально прибегает руководитель полетов. Он давно на нас зуб точил, ну не нравились мы ему. МАПовские летчики не подконтрольные ему. Спрашивает:
— В задании кто второй пилот?
— Миша Агиев».
РП так обрадовался, снимает с Миши тёмные очки, ага пошли в санчасть, он думал, что вместо Миши, кто-то другой прошёл. В санчасти врач говорит: «Да, я его осмотрел и разрешил ему перелёт на базу». Получается, Миша на себя внимание отвлёк, а что от обоих командиров перегаром несёт, он не заметил. Долетели до Уральска. Пилотировал, конечно, я, Миша и командиры себя плохо чувствовали. В Уральске заправились топливом, переночевали. Выписали новое задание, в Уральске уже я официально проходил санчасть, Миша в Уральске ни за что бы, ни прошёл. В итоге отчет доставили вовремя, премию за квартал получили!
КОМАНДИР АН-2 ВИТЯ ОСЬКИН
(Работали вместе 1985–1989 гг.)
Большую часть времени я летал с ним. Очень хороший человек, хороший командир. До работы в Кумертау летал на Севере. Даже на СП-22 (Северная полярная станция на льдине) был, у него и печать в паспорте стояла. Мы с ним летали везде. Герман Бакаев категорически не любил летать куда-нибудь, кроме Гурьева. В Гурьев было выгодно летать. Он оттуда возил черную икру, водку, стиральные машинки, лук и многое другое. В Гурьеве не было леса, зато там свободно продавались бензопилы. В Гурьеве в то советское время было полное изобилие. Герман возил товар не за деньги, если бы за деньги, миллионером бы стал. Тогда спекуляция не приветствовалась, а за пресловутые сто грамм.
Ещё у командира были свои приколы. Герман, когда летали в Гурьев, после Индера 180 км от Гурьева, параллельно реке Урал текла небольшая речка с многочисленными изгибами и поворотами. Там снижался до предельно малой высоты и летел над речкой, повторяя все её повороты. У него это получалось мастерски, аж дух захватывало. Витя Оськин был родом из посёлка Маячный, там у него жила мать. Вот он над её домом так же снижался до предельно малой высоты и крутил виражи среди многочисленных труб.
С Витей Оськиным мы первый раз полетели в Ташкент. До Актюбинска мы маршрут знали. В Актюбинске изучили маршрут и тщательно подготовились к полёту на Ташкент. Утром вылетели. Полёт складывался нормально, было интересно лететь по новым местам. Перед Аральским морем я настроил радиокомпас на ШВРС (широковещательная радиостанция), которая находилась в населённом пункте Новоказалинске, на другом берегу моря. Стрелка компаса устойчиво показывала нужное направление. Я предложил срезать, лететь не вокруг моря, а напрямик. Летим, должно быть море, а его нет, я заволновался, стал перепроверять: скорость, время, угол сноса. Витя, глядя на меня и видя моё волнение, тоже занервничал. И уже хотел брать курс на город Аральск, как было у нас по первоначальному плану, но я его убедил, что следующий поворотный пункт, на который и настроен радиокомпас, мы никак мимо не пролетим. Стрелка радиокомпаса по прежнему уверенно показывала в правильном направлении на этот поворотный пункт. Вскоре появилось и море, хотя тогда нам так не показалось. И на этот поворотный пункт на другом берегу Арала мы вышли в расчётное время. Дальше полёт продолжался без приключений. И, только на обратном пути мы поняли, в чём дело. Я предложил: «Давай сядем в Аральске, в море искупаемся». Когда было до города ещё 80 км, море кончилось, хотя на карте, по которой мы летели издания 1963 года, а летели мы в 1989 году, город Аральск находился прямо на берегу моря. Виден был канал, с помощью которого углубляли фарватер и многочисленные корабли, которые раньше сели на мель вдоль канала. В Аральске мы увидели настоящий морской порт, с портовыми кранами и большой морской корабль, который стоял у пирса в небольшой луже. Тогда мы поняли, что это не мы заблудились, а море отступило на 80 км, и получился огромный пляж. В целом полет был во всем необычный и запомнился на всю жизнь своей необычностью.
После Аральского моря мы вначале летели над пустыней, в которой вились многочисленные пересохшие русла рек Сырдарьи и Амударьи, которые так и не дотекали до Аральского моря, неудивительно, что оно высохло. Далее мы увидели зеленые долины и поля, каналы и арыки, которые до капли разбирали эти реки. Вскоре появились скалистые горы, а затем и снежные вершины. Вот и Ташкент. Город нас встретил гостеприимно и тепло. Узбекский лагман — это было нечто, пальчики оближешь, а настоящий плов, вкусный и недорогой шашлык в чайханах под тенью деревьев и в беседках над прохладными, я бы сказал, ледяными арыками. А местные дыни (?) — они так пахнут, аромат угадывался издалека, а какие вкусные!!! Те, которые к нам привозят на продажу, так не пахнут. Похоже, их срывают зелеными, недоспевшими, чтобы довезти. А в Узбекистане они вызревают на полях. Вылетали из Ташкента рано утром по прохладе из-за максимальной загрузки и короткой грунтовой полосы в аэропорту Сергели. (Сергели расположен в пригороде столицы Узбекистана. Это самый старый аэропорт Ташкента. Он был основан в 50-х годах прошлого века. Ранее здесь приземлялись По-2 и Як-18. Но с постройкой Южного Сергели не стал заброшенным. В 2010 году тут была проведена реконструкция полос. Аэропорт функционирует исключительно для местных воздушных перевозок. Также здесь базируются технические вертолёты Ми-8 и самолёты Ан-2). В конце взлётной полосы росли пирамидальные тополя, которые на разбеге казались такими высокими и близкими. И когда они промелькнули у нас под крылом, мы все облегченно вздохнули. Аэропорт Сергели
ПОЛЁТ В АТБАСАРЫ
(Август 1989 год)
В Атбасары летели также через Актюбинск. По маршруту дул сильный боковой ветер. Я это учел при выполнении штурманского расчета. Угол сноса доходил до 15 градусов. После взлета полёт проходил вдоль линейного ориентира, широкая дорога и лесопосадка вдоль неё. Командир Виктор Оськин пилотировал. Видит, как нас сносит относительно дороги, и берёт ещё поправку против ветра на 15 градусов. Я ему кричу: «Стой, давай обратно на прежний курс, я уже учёл ветер!» Это даже как то успокоило при полёте по незнакомому маршруту. Значит, фактический ветер совпадает с прогнозом и угол сноса я рассчитал правильно. Через некоторое время видимость стала ухудшаться. Вначале появилась дымка, вскоре она переросла в туман. Впереди нас летела группа АН2 «Химики». Мы их не видели, только по радио слышали. Они попробовали снизиться, чтобы землю видеть, не видно. Вернулись на свою высоту 500 м. Вскоре им уже друг друга не видно стало. Слышим волнуются. Мы тоже. Старший группы стал их распределять по высотам. Но продолжают лететь впёред. Они и мы знаем, что впереди хорошая погода. И в Целинограде (ныне Астана). А группа летела в Целиноград, и в Атбасарах фактическая погода и прогноз хорошие. У нас запасной — Целиноград. Но мы их нагоняем, у них скорость меньшая из-за химического оборудования, и вообще аэрофлот по маршруту летали на скорости 160 км час, а мы в МАПе на 180 км час, а то и больше. Так как мы их догоняем, а в тумане мы их не видим, мы решаем подняться повыше. Набираем 1200 метров, и мы уже выше облаков. Видно далеко, только землю не видим. Но на этой высоте радиокомпас уже показывает на Целиноград. А вскоре и погода улучшилась. Над Целиноградом мы взяли курс на север, на Атбасары. Нам немножко оставалась. А группа пошла на посадку, нам счастливого пути пожелала. Атбасары городок маленький. В центре города 2х этажный универмаг совершенно пустой. Одни галоши продают. И в углу так скромненько, сиротливый аптечный ларек. 1989 год. Сухой закон, а тут перцовая настойка, копейки стоит. Витя купил всё, что было, флаконов 50. Сложил в авоську (сетка), таких сейчас нет, в общем, все пузырьки на виду. Через площадь по диагонали — гостиница. Идём в форме с этой авоськой. В гостинице Витя перед ужином решил стресс снять. Хотел выпить прямо из пузырька. И началось: слезы, слюни!!! Все горит, ничего не помогает, ни вода, ни хлеб. Я потом понял что это такое, когда врач Чуев мне такой настойкой радикулит лечил. Смотрю, одевает перчатку на руку, думаю зачем?. Накапал немного этой перцовой настойки и спину начал тереть, я так и пополз по кушетке. Радикулит прошёл. Перцовая настойка оказалась для наружного применения. У Вити был уже подобный опыт, как он мне рассказал, когда он кое как смог заесть уже в гостиничном ресторане. Как-то в Ташкенте он обедал с местными аборигенами. Смотрит, они берут зелёный перец, чуть-чуть его макают в суп и вытаскивают. Эх, говорит, думаю, слабаки! Беру перец, подношу ко рту, они и есть перестали, все смотрят на меня. Я откусил… спасали меня всем миром. Только бледнолицый два раза наступает на одни и те же грабли.
Продолжение: https://dzen.ru/a/ZeqW-oMDe1SusQul