Памяти Г. В. Глёкина
Около полудня он приезжает на Кладбище. Стужа и ветер без малого зимние. У России есть один свой родной Океан, подаренный ей судьбой и природой. Она беззащитно открыта ему. Темнобокие валы ледяных облаков накатывают оттуда на распахнутую перед ним Равнину. В нашем Доме растворена настежь, сорвана с петель, унесена прочь дверь.В нашем Доме знобко и беззащитно. В нашем Доме — майский снег.
Десятый участок справа от дороги, видны серебристые кресты над могилами деда и бабушки. Он входит в ограду, оставляет под круглым столиком два кустика анютиных глазок, идет на Девятый участок. Одинокая могилка Марии Георгиевны Павловой, мило опрятная, затерянная, уютная. Он вспоминает, как И. Н. отстаивала ее от смерти, а Та все ходила и ходила кругами, не отступая. Могилы Глёкиных. И дед под сто лет, и младенец, не проживший и года. Вот и объятье роковых дат под именем того, ради кого он и приходит сюда. Осторожно он протискивается между крестом и изгородью. Осматривается. Да, так и есть. Отсюда видны те два серебристых креста. Два года назад там еще стояла Рябина, любимое дедово дерево, но не стало Рябины, спилена она, остался один высокий пень. Не будет больше Солнца среди рябиновой листвы, и золотых ее листьев, тихо опускающихся долу в крепком чайном настое полудня. Отсюда до серебристых крестов едва ли сотня шагов. Да и есть ли расстояние между мертвыми. Есть, но иное, чем на Земле.
Есть Пространство, в котором ты только и живешь по-настоящему - Оно сотворено и твоей душой, и переплетенными с ней душами твоих родных и близких - Они растворяют простор и даль для твоего взгляда, они создают воздух для твоего дыхания, они излучают свет, который обнимает и пронизывает тебя - Они стоят кругом тебя, подобно Атлантам, и держат над тобой Небо твоей души, Небо твоей истинной жизни - И когда они уходят, уводимые прочь, все меркнет свет, все ниже становится небо, все труднее становится дышать, все слабее хочется жить.
Человек приходит Загадкой, уходит Загадкой. Он пытается разгадать свою Загадку, разгадать себя. Он ищет себя, потерянного среди других, неотделимого от них.
Связь, которую я чувствую с ним, необъяснима. Словно солнечное Утро, и мы вместе на нашем Корабле, и над нами взвивается Голубой Парус, и бог, словно босоногий матрос, носится по вантам и улыбается нам сверху - И ты проходишь по чисто вымытой палубе, от борта до борта нашего Корабля, появляешься и исчезаешь, и между этими Словами умещается вся крохотная и огромная Жизнь - Мне не хватает тебя. Небо мое померкло и стало ниже с твоим уходом.
Знаешь, я думаю, у настоящих мужчин — женские души. Твоя милая, благородная душа. Твое милое, наивное благородство. И благородная наивность. Только наивным и может быть настоящее благородство. Золотой самородок, из которого рука не поднимается начеканить монет для обиходной пользы. Он — не для чеканки, он — кусочек души Золота, он — Цельность. Благородство души свидетельствует о бытии Бога. Ибо благородство мало способствует выживанию среди великого множества двуногих тварей. Но ведь и оно — не от земли, не для земли. И гнев твой — ты умел гневаться на подлость и низость — был благороден.
...Под сводами моей души звучит твой голос, светится твоя тихая улыбка - Я не успел сказать тебе. Я не успел сказать тебе, что есть два мира. Мир, в котором одни вопросы, но нет ответа на них. И мир, в котором есть ответ на всё, но в котором не задают вопросов. Наверное, ты знал это и сам. Но теперь ты знаешь это лучше меня. Когда-нибудь, может быть, я приду, чтобы спросить тебя - И, может быть, ты ответишь - И, может быть, я сумею услышать тебя.