Rowana Sol-Sol

Бобр посунулся наружу из теплой надежной берлоги. Повел чуткими ноздрями. Пахло человечьей помойкой и человечьим кладбищем. Вперемешку. Бобр высунул голову и осмотрелся. Окрест простиралась истребленная царем зверей человеком земля. Обращенный в клоаку океан, срубленные леса, зловонные реки, гнилые озера, ядовитый ветер. Здесь упорный Бобр устроил свое жилище, подальше от прожорливых людей и зверей. Подальше от самого страшного своего врага — росомахи. Бобр дважды перекрестился самым сильным косым крестом от плеча до колена. Он выбрался из норы. Присматривал и когтистой лапой выбрасывал на берег снулую рыбу...

На берегу недолгого покоя Очнись, душа, от суеты и лжи, И на одеждах узкого покроя Узлы тугие разом развяжи; Когда спадёт мирское одеянье, Забытая проступит нагота, В глаза блеснёт ужасное сознанье — Что ты сама — и ложь, и суета... 18 марта 1984 года

Четыре величайшие и самые знаменитые трагедии Шекспира: «Гамлет», «Король Лир», «Отелло», «Ромео и Джульета» — все они висят на гвозде глупости. Повторяю, глупости. Гамлет — законный наследник престола, тут и думать нечего, он обязан не мешкая казнить Клавдия как узурпатора (и к тому же цареубийцу) и не медля занять трон. В сущности Гамлет совершает преступление, не восстановив свое законное династическое право, и к тому же предает якобы дорогую для него память отца. Лир просто свихнулся, одурел на старости лет, впал в маразм и ни с того ни сего взял да и отрекся от власти, разодрал и раздал когда-то единое королевство недостойным женщинам...

Ghost: Conceit in weakest bodies strongest works. (Act III, scene IV) Призрак: Воображенье мощно в тех, кто слаб. (Акт III, сцена 4) Упаси бог, это не научная статья по ведомству литературоведения. Убежден, что и вообще гуманитарные изыскания в области истории, искусства, литературы и т. д. не относятся к области наук, не помещаются в их узкие рамки. Наука есть там, где можно путем повторных опытов установить причинно-следственную связь, т. е. вывести закон, управляющий тем или иным процессом. В гуманитарных занятиях, имеющих дело прежде всего с человеческой личностью и человеческой душой, это...

Когда я смотрел версию «Гамлета» с Мелом Гибсоном, я видел, что он сделан с Владимира Высоцкого, вплоть до деталей одежды. Оба они решают роль в духе действия. Между тем Гамлет более-менее доступен для понимания только с точки зрения трагедии человеческого духа, который угнетаем не столько подлыми коллизиями дворцовых интриг (и убийств, конечно), сколько Гнилостью плоти королевства, Распадом самих связующих времен, а главное, Непознаваемостью тайн, превосходящих любые сны убогой философии. Одна сцена в фильме Дзефирелли раскрыла мне все. Во время поединка Гамлета с Лаэртом мучимая жаждой Гертруда берет кубок с отравленным Клавдием вином и отпивает из него...

Версия «Гамлета» с Лоренсом Оливье являет нам традиционную, классическую интерпретацию трагедии. Ее завершающий символ — четыре капитана, возносящие Гамлета на высокую башню. Иннокентий Смоктуновский, надо полагать, видел версию Лоренса Оливье и они в чем-то преемственны при явном превосходстве первого. «Гамлет» вообще вещь – дух – совершенно исключительные. Он на порядок превосходит все другие трагедии Шекспира. Горная цепь, а в ней вдруг – восьмитысячник. И он живет своей непостигаемой мистической жизнью. Живет. Именно так. В пьесе действуют два Треугольника. Офелия – Полоний – Лаэрт. Это треугольник жизни...

Итак, вслед за многими поговорим и мы немножко о Принце Датском. В моей видеотеке их три: Лоренс Оливье, Иннокентий Смоктуновский, Мел Гибсон. Видел Владимира Высоцкого на Таганке, смутно помнится Пол Скофилд (гастроли англичан в 50-х годах), превратившийся у Дзефирелли в Призрака. Лучший из всех, конечно, Иннокентий Смоктуновский, как и сам фильм Григория Козинцева. «Прохождение Призрака» — образ такой силы, что с ним рядом мало что можно поставить. До сих пор – мурашки по коже. У меня сложилось свое представление о тайне Гамлета. Общепринятая версия: злодей Клавдий предательски убивает брата и захватывает его трон с королевой в придачу...

Старый халат становится Другом. В нем мое тепло и его тепло во мне. Он испытан и он не предаст. - Вставать не хочется, но ты встаешь. Впереди день, впереди вся жизнь. Тебя бьет озноб. По коже бегают ледяные иглы. Все твое несчастное тело сжимается от холода жизни.- Вот он, небрежно брошенный накануне на спинку стула. Надень его и он согреет тебя. Он прильнет к твоему дрожащему телу и согреет его. Скоро, скоро тебе станет тепло. - Ты присядешь в уголке кухни, нальешь себе стакан кофе, плеснешь туда молока. Всё, готово, можно тут же пить, жадными утренними глотками вновь брошенного в жизнь человека...

Иволга, иволга, пташенька милая, Что так печально поешь? Или дружка потеряла заветного, Или его уж не ждешь? Не отвечала печальница иволга, Пела о чем-то своем И безответно лилась ее жалоба В чутком затишье лесном. 14 февраля 2025 года

... Просторен День. Зачем Он так просторен? Зачем Ночей отворены Врата? Зачем Любви упрямо непокорен? Зачем ты одинок? Зачем твоя Мечта ? Но Он молчал, себе не отвечая, Улыбкой Знания чуть тронуты уста — Всем ада торжеством, и всем паденьем рая Была исполнена и Тайна, и Мечта... 30 сентября 1998 года...

Михаилу Лермонтову Ничтожество пирует торжество, И подлость жадно требует расплаты — И наведён холодно-злобный ствол, И гибели уже слышны раскаты. — Вся жизнь была — лишь нежности мятеж, И ты стоишь — непобедимо лишний, И дерзко, ненасытно вишни ешь — Сладчайшие, обманчивые вишни... Исполнена повинность...

Аллегория Ночью в замкнутом доме с гневными глазами по стенам дрожит, озираясь, человек, обведя себя крепким кругом, и бормочет из книги и на память, а вокруг носится гроб, и кто-то прекрасный и страшный зовет его, и вся зеленая нечисть ждет лишь знака того, кто может увидеть и указать... Неужто он так любопытен, что взглянет? Зачем ему это? Бормочи свое чур-меня, ведь это ж последняя, третья ночь... В стойло, как в ясли, жуткой ведьмой явилась жизнь, недолго уловляла, пригнула голову, села на плечи и понеслись над миром, страшно стало - окстить, отвяжись, нечистая сила - и палкой по бокам, по голове, и вот уж она подыхает - нет, нет, какой красавицей вдруг обернулась - да поздно...