Привет, с вами Игорь Рабинер.
С удовольствием выкладываю учебный текст слушателя цикла моих лекций и семинаров Дмитрия Петрова. Я просто наслаждался, когда его читал, и надеюсь, что такое же ощущение будет и у вас.
И убежден, что если он с той же свободой сможет писать не только об автобиографических моментах из своей любительской баскетбольной карьеры, но и о профессионалах, то станет одним из ведущих в России авторов, пишущих о баскетболе. Тем более что этот рынок сейчас, скажем так, не перенасыщен.
Итак, вашему вниманию текст Дмитрия Петрова:
Самый важный матч
Автор – Дмитрий Петров
Большая перемена после второго урока всегда проходила в спортзале: звонок еще звенел, а мы с одноклассниками уже неслись в другое крыло чтобы первыми взять баскетбольный мяч «не яйцо».
Играли в «тридцать три», «минус 5» и «как Джордан» закладывали сверху в турники, низко висящие на шведской стенке. Атмосфера в зале тогда − это «что-то с чем-то»: шум-гам вперемешку с проскальзывающим матом старшеклассников, одни играют в волейбол, кто-то пинает футбольный мяч, тут же и «питна», и выбивалы.
Смысл выражений «глаза на затылке» и «сечь поляну» стал ясен мне в момент попадания в мою голову баскетбольного мяча, введенного в игру «Черчесовым» из 6А и сопровожденного писклявым криком «Вышли!». Порой этот гомон разрывал звон осыпающегося стекла и тогда наступала непродолжительная, но полная тишина: все замирали и ждали, когда из каморки появится Юрвас.
Юрий Васильевич был и остается моим любимым учителем. Педагог от Бога, который всегда защищал меня на педсовете, а, бывало, и по-отечески воспитывал в той самой каморке:
«Где она?! Где ты видишь «женщину с пониженной социальной ответственностью»?! Покажи её мне! Нет?! А зачем тогда говоришь ЭТО слово?!», − недоуменно вопрошал Юрвас, звучно рассекая воздух скакалкой.
Урок нравственного воспитания всегда заканчивался одинаково: снося на своем пути козла и планку для прыжков, я со смехом победно выбегал в зал, наивно думая, что я ловчее и быстрее Юрваса.
«Петров, опять ты?! Марш за шваброй! Все вышли из зала чтобы я вас сегодня больше не видел. Ладно, хоть форточку в этот раз − и на том спасибо».
Стекла убирали вдвоем: я тщательно подметал, Юрий Васильевич собирал крупные куски и руководил процессом, по окончании которого я всегда говорил: «Юрий Василич, а давайте «в минус пять» пока перемена?!». «Опять ведь проиграешь, чайник», − отвечал Юрвас, снисходительно улыбаясь, но никогда не отказывал в очередном реванше.
Мечтая стать вторым Ванбастеном или Марадоной, в десятилетнем возрасте я уговорил бабушку отвезти меня в футбольную школу. Как многие начинающие футболисты я хотел забивать голы и быть нападающим, но «благодаря» росту, тренеры «Смены» увидели во мне вратаря и поставили «в рамку».
Два года я пускал «бабочек», сносил нападающих, отважно бросаясь в ноги на выходах, иногда брал пенальти, но, вместе с тем, вратарская стезя тяготила меня: я боялся пропускать голы, совершать ошибки и подводить команду. Во многом поэтому переход и (или) побег в баскетбол был предрешен и не заставил себя ждать – там атаковала и защищалась вся пятерка.
Оказавшись в Калининской СДЮШОР, я попал в команду ребят, многие из которых уже долго занимались баскетболом, поэтому постановка броска осталась для них в прошлом. Время от времени тренеры пытались корректировать нашу технику, но гораздо успешнее это делали «Лучшие матчи НБА» на РТР с Гомельским, которые учили нас бросать как Джордан, Баркли
и Мэлоун.
Подметая в очередной раз разбитые стекла, я не преминул сообщить Юрвасу о том, что футбол остался в прошлом и вот теперь-то я разложу его «в минус 5».
«Без шансов, фантик, ты никогда не выиграешь у меня − сколько бы ты не потел, потому что мертвые не потеют. Давай на десять отжиманий, ты первый».
В тот раз я опять проиграл. И еще несчетное количество раз после того. Редко когда мне удавалось ненадолго повести в счете, победить − никогда. Я тренировался, ездил в лагеря, на сборы, играл на городских и международных соревнованиях, становился выше и мощнее, но выиграть у Юрваса у меня не получалось. Утешало одно: победить Юрия Васильевича не удавалось никому.
Техника броска Юрваса была «академически» идеальной: сначала он несколько раз стучал в пол и не моргая смотрел на кольцо. Не отводя сосредоточенного взгляда, он элегантно брал мяч в руки, прокручивая его меж кончиков пальцев, несколько раз пружинил коленями и затем плавно выводил мяч в положение над правым плечом. Далее вновь эта юрвасовская «пружинка», задержка дыхания, как перед выстрелом, и идеальный бросок с фиксацией кисти. Процент попадания штрафных в «домашнее» кольцо (близ коморки) у Юрваса в ту пору, пожалуй, был лучше чем у Стефа Карри, продолжающего сейчас бить все мыслимые и немыслимые рекорды точности НБА.
Юрия Васильевича любили все. И проигрывали ему все, тщетно пытаясь каждый раз разгадать в чем секрет его меткости: идеальная мышечная память, та самая пружинка или задержка дыхания? Со временем выяснилось, что кроме того, что Юрвас учитель физры, он еще и профессиональный ювелир. Пазл сложился: когда Юрий Васильевич бросал штрафной, отточенность его движений стала у многих ассоциироваться с выверенной работой швейцарских часов. Конечно, с драгоценными камнями.
Со временем мне пришлось поменять школу. Прошли годы беззаботного студенчества; баскетбол уже в меньшей мере, но все же был значительной частью моей жизни. Потом все завертелось еще быстрее: семья, дочь, работа, но баскет, в отличие от футбола, так и не ушел в прошлое, став любовью всей жизни.
Профессиональной карьеры у меня не получилось, главный матч любительской, надеюсь, я еще не сыграл, а вот свой самый важный матч в жизни я сыграл… с Юрвасом, на встрече выпускников.
К педагогическому коллективу осталось много вопросов, поэтому на юбилей школы я шел больше с желанием увидеться с одноклассниками, чем с учителями. Были, конечно же, исключения и главным среди них был Юрий Васильевич.
«Здорово, хулиган», - услышал я, едва переступив порог неродной школы – Юрвас дежурил в фойе и с пристрастием контролировал прибывающих гостей. Мы тепло поприветствовали друг друга, крепко обнялись и посчитали «зимы» − прошло двадцать пять лет как мы не виделись.
«Заходи чуть попозже ко мне в зал», − предложил Юрий Васильевич, посмотрим, научился ли ты бросать – дам тебе реванш».
Происходящее после и до момента, когда я вошел в каморку Юрваса, можно спокойно опустить − все встречи выпускников похожи друг на друга. Стоит лишь отметить, что в тот вечер слегка прилетело завучихе Г. Попадание могло стать судьбоносным для Бахи, но ситуацию спустили на тормозах.
Немного поговорив за жизнь, я, еще один сорвиголова и Юрий Васильевич решили сразиться по старой памяти в «минус 5». Суть игры, напомню, заключается в том, что нужно попасть в кольцо с того же места, откуда попал соперник; промахнулся – получи минус; и так до пяти.
Едва мы начали, я понял, что как будто бы и не прошло четверти века – часы «Yurvas» ходили так же четко: пружинка, задержка дыхания, кисть и разрезающий глухую паузу, хлесткий шикающий звук баскетбольной сетки от чистого попадания.
С самого начала мы с Зеленцовым заработали по два минуса. Юрвас, добродушно называя нас инвалидами, раз за разом рвал сетку ювелирными по точности попаданиями. Во мне проснулось гневное желание во чтобы то ни стало дать бой. Я начал привыкать к кольцу − стал попадать, не давая покончить
с нами быстро. И вот уже Зеля пошел приседать, получив свои пять, мне же удалось привезти Юрвасу один минус, когда у меня уже их было четыре. Более-менее пристрелявшись и меняя точки, я несколько раз попал, но мой визави тоже бил точно и поскольку мы играли «без копилки», счет какое-то время не менялся. Бросая в очередной раз, я досадно промахнулся со средней дистанции – мяч вывалился из кольца, когда оно уже должно было его засосать.
«Скрытый матчбол», − торжествующе прошептал Юрвас, направляясь к своей коронной позиции. «Жим-жим, Петров?! Баскетболом, говоришь, занимался?! Не видно», − иронизировал Юрий Васильевич. Честно признаюсь, я в тот момент уже поплыл капитально, мысленно смирившись с тем, что опять проиграю, а ювелир, тем временем, снова уверенно попал со штрафной.
В голове пронеслось: «Дима, надо забить, еще ничего не кончено».
На третьем курсе института я бросал штрафные «на овертайм» после сирены и тогда мои «два из двух» спасли нас в полуфинале. «Надо делать, Дима!», − уговаривал я себя тогда. «Надо делать»,− опять звучало в моей голове.
Вокруг было всё то же, что и 25 лет назад на большой перемене после второго урока: тот же зал, только отремонтированный, со свежевыкрашенным, но тем же старым паркетом; те же окна, которые можно было ненароком разбить, несмотря на висевшие перед ними защитные сетки; те же люди: Зеля и Юрвас. Я отчетливо вспомнил как с криками «последние секунды матча», а-ля тв-комментаторы, мы швыряли что есть силы мяч с центра зала, надеясь хоть раз попасть в кольцо. Ярко всплыл в памяти и тот неподдельный восторг, единожды испытанный мной, когда мяч, после моего швырка звучным «гвоздем» ударился в щит и каким-то чудом отскочил в корзину. Тогда до конца перемены шумно отмечали все: и герой матча, и комментаторы.
Зеленцовское «соберись» вернуло меня в «здесь и сейчас», я взял мяч, бросил и попал. «Отскочил, негодяй», − с небольшой досадой произнес Юрвас. Свой следующий бросок он промазал, я же решил пойти ва-банк и ушел на «трёху» под сорок пять градусов −, шлепнул оттуда и у меня залетело. Юрий Васильевич тем временем промазал: 2:4. «Откуда летит – оттуда и лупи», − подумал я и снова уложил «три» от щита с подкруткой.
«Заставляет, понимаешь ли, пожилого учителя напрягаться, издали кидать»,− умильно проворчал Юрвас, но было видно, что и он заволновался – с трехи у него в тот день явно не шло.
В следующую секунду счет стал 3:4, а Юрий Василевич, чертыхнувшись, процедил: «Зацепился, злодей». Тем же манером я привез любимому учителю четвертый минус, пульнув еще одну «радиоуправляемую» трешку.
Тем временем в зале появился не совсем трезвый Владик. Зеленцов, воспользовавшись ситуацией, публично забился с ним «на пятихатку», сделав ставку на меня.
Наступил тот самый момент истины. Психологическое преимущество было на моей стороне. Опять бросать издали мне показалось не совсем честным, но, вместе с тем, я был в одном шаге от исторической победы. Подойдя опять к трехочковой, я услышал реплику:
«Еще-то откуда-нибудь можешь?!».
И мне захотелось доказать, что могу. Я направился к точке «слева под девяносто» − прямо напротив окна, из которого ярко било заходящее солнце. Чтобы попасть было еще сложнее я встал чуть за проекцию щита, прищурился, запомнил где колечко, демонстративно сделал юрвасовскую пружинку и бросил
«на победу» практически вслепую. Солнце не позволяло наблюдать как полетел мяч, но вожделенный звук шикнувшей сетки косвенно свидетельствовал о том, что я попал. Владик достал мятую купюру, Зеленцов радовался, но осекся и сказал: «Рано».
Юрвас молча пошел на точку, с которой у меня залетело. Я замер. Он безусловно умел бросать оттуда и десятки раз попадал, но это была задача со звездочкой. Построив в воздухе только ему ведомую траекторию, Юрвас прицелился и бросил. В тот раз не было ни пружинки, ни задержки дыхания, если не считать того, что не дышал я. Мяч полетел к кольцу. Мне всё виделось
в замедленной съемке, как в рубрике красивых повторов «Лучших матчей НБА». Гомельский молчал. Было сразу понятно, что чисто мяч не летит, но кольцо было «домашним» и могло засосать. Мяч стукнулся о душку, потом то ли лизнул ее, то ли погладил, покатался несколько раз вокруг с характерным жужжанием
от собственного вращения под действием центробежной силы и… выскочил.
Зеля забрал у Владика пятихатку. Я начал дышать.
Это случилось – я выиграл у Юрваса. Мой эмоциональный коктейль лился через край.
Юрий Васильевич, улыбаясь, протянул мне руку. «Поздравляю, я знал, что ты когда-нибудь выиграешь. Но, есть над чем работать», − подмигнув, сказал Учитель.