В этот же день, после обеда, околоток, где пропал Борька, оцепили, наводнив его «ментами». Не составило особого труда узнать предполагаемую информацию. Приветливый народ, имеющий представление, как в деревне, о своих соседях, с удовольствием делился откровенными наблюдениями и делал весьма неожиданные выводы. Рассекретили и эти пьяные вечеринки, и дурацкие однополые наклонности собутыльников, и даже то, что в последние дни у Палыча не собираются, а его самого не видать и не слыхать. Вычислили всех его «любовников». Доказали, что, по свидетельству бабушек, ранее жилая изба уже долго пустует, что обитал в ней неженатый гражданин Марочкин, Андрей Трофимович, по тюремному прозвищу – «Пятнашка», действительно имевший на правой руке «унизительную» наколку и отбывший долгий срок за изнасилование. Взломали двери и убедились: жильё было покинуто спонтанно; комнатные цветы – герани – засушены; замоченная в тазу одежда прокисла; продукты питания на столе испорчены; две уличные кошки терпеливо ждали хозяина на крылечке, питаясь крысами; печка не топлена; газовый баллон не перекрыт, словно жилец собирался вернуться; следов борьбы и человеческой крови не выявили, – а именно эти обстоятельства, вместе с подвесными замками, важно определяли брошенный объект как не задействованный в истории загадочного преступления. При обыске понятые засвидетельствовали личные документы убитого Марочкина и, в качестве неоспоримого подтверждения, обнаружили любительские фотографии в фотоальбоме, где были отражены: и позорная символика, и объятия с гражданином Ефимовым, Александром Павловичем, и вся честная компания, пирующая у юбиляра, даже почему-то Мишка Мосеев. Старший лейтенант Петренко доложил: «Семидесятидвухлетняя гражданка Парадеева, мучаясь от бессонницы, видела из огорода, когда выходила по нужде, как на рассвете гражданин Ефимов тяжело катил тележку с каким-то мешком. Сказала, что спустился к воде. Возвратился «впустую». Вот только теперь, сообщил по рации Евгений Сергеевич, можно было ему самому выезжать на операцию, когда убийца засветился. Он с гордостью и уверенностью лично пожелал расколоть высчитанного преступника.
Захват Палыча произошёл, будто пчёлы слетелись на мёд. Хитрый мужичок закрылся. На оповещение милиции не ответил. Окружающие знали, что пьяница дома. Странным было то, что он отказался выйти. О чём он думал, когда принимал это опрометчивое в его положении решение?! Группа захвата окружила избу. Заглядывая в окна сквозь бинокль, преступного элемента ребята не наблюдали. То ли жив, то ли нет, лишь гадали. Входная дверь, при осмотре, запиралась изнутри. Значит, сволочь, боязливо спрятался от правосудия! Майор Юрин рассердился и подал команду: «Ломайте, парни! Живым или мёртвым – надо брать!» Два спеца по законному вторжению на личную территорию быстро выбили двойную оконную раму. Её после серьёзных повреждений имелась возможность намного легче восстановить. В отличие от толстой «дверины», подвешенной на прочные навесы с внутренней стороны. Когда влетели, с табельным оружием на взводе, с криками «Милиция! Стоять! Руки за спину! Стрелять будем!», гражданин Ефимов, словно испарился. Вошедший через парадную, Евгений Сергеевич знаком показал на пол, где должен был в любом случае по деревенскому обычаю располагаться «голбец», или погреб. Походив по кухне, простукали и натолкнулись на «западёнку», под приколоченным к половичной крышке круглым «ковриком». Ещё раз предупредили гражданина Ефимова, который всё равно молчал. Дело притормаживалось ещё и потому, что «голбечное» окно оказалось целенаправленно запертым. Пока оперативники добивались «наглого строптивца», криминалисты обследовали предполагаемые предметы, прямо или косвенно связанные с жестоким убийством. На дактилоскопию, или отпечатки пальцев, взяли: ножи, посуду, мебель, приборы, ручки, топоры, тачку. По рассказам опрошенных женатых компаньонов, кстати, более сговорчивых, чем их якобы предводитель, в бобровой хатке всегда царили грязь и беспорядок. Сейчас же картина кардинально переменилась. В избе стояла чистота. Милиция рассчитывала увидеть разительную мену и во внешности подозреваемого Александра Павловича. Собственно, что и в скором времени удостоверилось. Предстояло проверить помещение на наличие кровяных пятен. Для этого в крохотной комнатке содрали половики, которых, как утверждали «друзья», давно не бывало. Экспертиза сразу же показала присутствие так называемой «замытой» крови. Уж теперь всякие сомнения самоустранялись. Налицо были неопровержимые вещественные доказательства. «Западёнку» взломали, ломиком-гвоздодёром. Забравшись внутрь, забившегося в угол от страха довольно моложавого и ухоженного юбиляра вытянули за руки, как слона из глубокой канавы, надев наручники. На него невозможно и поклепать было, что пьяница. Настолько выглядел он трезво и свежо. Товарища Ефимова арестовали и поместили под следствие. Нет, его никто и пальцем не трогал. К тому часу уже появились чистосердечные признания собутыльников. Почти все они работали и прекрасно понимали, чем будет для них грозить препятствие ведению досудебных разбирательств. Согласно показаниям свидетелей, участвовавших в первосентябрьском светопреставлении, очередное развлекательное мероприятие, организованное Палычем и посвящённое Дню знаний, начиналось, как и всегда, и закончилось точно так же. Только была одна разница. Убитый гражданин Марочкин заявился с живым сюрпризом. У него за спиной болтался грубый мешок, в котором беспомощно трепыхался спокойный поросёнок. Палыч вынес огроменный нож, и бывший тюремщик безжалостно вонзил его в бедное создание, успевшее только резко взвизгнуть от адской боли, сквозь побагровевшую от яркой крови мешковину. Убитого подсвинка вытащили и разделали, пустив на щедрое и редкое для людей пьющих угощение. Когда расходились, подобрав зажаренное на костре мясо до косточки, сам хозяин был уже в «отключке». Обычное дело. По ходу общения, помылись и попарились в баньке. На вопрос, заданный представителями следствия и связанный с деликатным мужским увлечением, все в один голос ответили, что «это – всего лишь «ефимовская» игра», что в «этом не может быть абсолютно ничего противоестественного». Однако факты показывали обратное. Последним уходил вдрабадан пьяный Гришка Жигарев. Ещё кусок молодой свинины прихватил для любимой жены, которая, однозначно, с порога отворила бы хайло. Но запомнил, что «кимарили» Андрей-Пятнашка и Мишка Мосеев. На столе лежал широченный нож, которым, собственно, и отсекали до одури аппетитные шматки, который и оборвал слишком короткую жизнь беззащитного существа.
Продолжение следует...