На берегу, по склонам балки и в посёлке работают сапёры.
Посёлок кажется опустевшим: целые улицы домов с разбитыми крышами…
Сказать легко: целые улицы домов с вылетевшими окнами и разбитыми крышами. Дворы с обугленными стволами и ветками яблонь. Завалы из осколков кирпича и шифера, досок, битого стекла. На одном из завалов горестно сидит пёс, – негромко, безысходно плачет.
А видеть это… Посёлок за посёлком, улица за улицей…
Хочется скорее проснуться от неправдоподобного… совершенно нереального, нелепого сна.
У дома на окраине посёлка непостижимо уцелела веранда. По уцелевшей веранде угадывается, что дом был высоким, красивым, добротным, – как все здешние дома, что дедами-прадедами строились на века. Понадобится, – внуки-правнуки что-то по-своему переделают, а деду спасибо скажут.
Кто ж знал… Кто ж догадывался… Кто во сне видел вот эти почерневшие яблони и дома с разбитыми крышами…
Ремонтировать крыши… и разбитую, затопленную шахту некому. Все, кто умел добывать уголь, ещё весной четырнадцатого ушли в батальоны шахтёрского ополчения. И – до сих пор. Уж одиннадцатая весна идёт. Коли живы, – на позициях. Другие – за посёлком лежат. На крестах – скупые надписи: Ромашин Андрей Павлович. 1958-2015. Рядом – Ромашин Александр Валерьевич. 2002-2022. Дед с внуком, значит… Воевал дед за землю родную, за внука, – чтоб не знал мальчишка войны… А мальчишка вырос и пошёл на позиции к бате, – воевать за погибшего деда…
Каждое утро Анна Алексеевна подметает улицу за калиткой. Чтоб чисто было. Как раньше: у них в посёлке всегда было чисто и красиво. Палисадники с кустами роз – под каждым окном. И у калиток – скамейки, цветочные клумбы: с ранней весны и до поздней осени – первоцветы сменяют васильки, садовые маки и глазастые ромашки, белые и фиолетовые ирисы-петушки, граммофончики петуний, оранжево-красные настурции, светятся трепетной нежностью белые и розовые лепестки космеи, потом расцветают разноцветные астры, пламенеют бархатцы…
Чуть дальше по улице в глубине одного из дворов виднеется так же непостижимо уцелевшая летняя кухня. Живёт там дед Степан Иванцов. Нынешней весной деду исполнилось восемьдесят три. Всю жизнь дед работал проходчиком на здешней шахте. С четырнадцатого возил хлеб мужикам на позиции: Любушка, любимая жена, Любовь Тимофеевна, была мастерицей печь румяные круглые буханки. Укладывала ещё тёплый хлеб в плетеные корзинки, застеленные чистыми полотенечками. Корзинками с хлебом дед Степан загружал свой старенький «Москвичок» и отправлялся в дорогу.
Года три, как остался Степан Иванович один.
Сыновья погибли: Павлуха – ещё в четырнадцатом, Владимир – год назад. И внук младший, Алексей, погиб. Старший, Серёга, воюет.
«Москвичок» дедов изрешетили осколки.
Татьяна, Серёгина жена, работает в городе, – медсестрой в госпитале. А здесь, в посёлке, с дедом живёт тринадцатилетний Саня, правнук. В школу Саня ездит на велосипеде, в соседний посёлок.
Сане, как самому старшему из поселковых ребят, приходится следить, чтоб малые не бегали в степь, – посмотреть, как работают сапёры. Да и малых-то осталось… У Анны Тимофеевны – Миланка с Софийкой, дочки крестницы, и Тёмка, внук. С соседней улицы к ним прибегают играть Настюшка с Андреем, двойняшки учительницы Елены Михайловны.
Как было до войны, немного помнит один Саня, – совсем немного. Наверное, только то, что можно было ходить в степь, – далеко-далеко. Потому что там не было мин-«лепестков». И они с батей ходили аж за Иванов курган. Ну, ещё помнит Саня, что рядом со школой был детский сад «Ласточка». Той весной Саню только отдали в садик. Воспитательницу Саня помнит: она была весёлой и ласковой, похожей на красивую девчонку… А летом и садик, и школу, и шахтоуправление разбили осколки от снарядов.
Малые – не то, что не помнят, они просто не знают, как это: когда нет войны…
А девчонки, Милана с Софийкой и Настюшкой, всё равно любят играть в куклы, – как все девчонки. Рассаживают кукол на скамейку, а сами готовят им обед: на старую электроплитку без шнура ставят игрушечные кастрюльки и сковородки, потом делают торты – из песка, а украшают цветками одуванчиков. И спать кукол укладывают.
А под скамейкой девчонки устроили погреб… Как было до войны, как тогда играли девочки, Милана с Софией и Настей не знают. Они знают, что сейчас часто случается такое, что надо быстро прятаться в погреб. И долго сидеть там…
Тёмка с Андрюхой помятыми игрушечными КамАЗами возят осколки кирпичей и строят посёлок…
Как-то к малым откуда-то пришёл пёс. Голова с ушами – чёрные, только вокруг носа – светло-серое пятно, и дальше, ко лбу, такая же полоска. Грудка белая, хвост чёрный, а лапы тоже белые,– только будто в чёрных башмаках. На спине – чёрные пятна. Видно, совсем молодой… и тоже не знает, как жилось до войны.
У бело-чёрного пса ранена передняя лапа. И на боку – рана. Пёс уселся рядом со скамейкой, горестно вздохнул… и вдруг протянул Андрюхе раненую лапу…
Лапу тётя Аня ему перевязала. И рану на боку полечила: похоже, задело пса осколком во время недавнего обстрела… Девчонки назвали пса Пиратом: дед Степан однажды рассказывал, что на шахте долго жил пёс Пират, – тоже был бело-чёрным, очень умным и верным. Провожал мужиков в забой и неизменно встречал каждую смену, что поднималась на-гора…
Саня подумал. Прикинул: во дворе много досок. И кусков шифера, – вполне можно выбрать, что поцелее. И построить Пирату дом. Шифером накрыть, чтоб настоящая крыша была, – от дождя.
Дед Степан задумку правнука одобрил, вынес пилу и молоток с гвоздями. Вместе с Саней распилили доски, а сколачивали будку Саня с Андрюшкой и Тёмкой.
Девчонки радовались, что теперь у Пирата будет дом. А Пират склонил голову набок, внимательно следил за стройкой.
Когда просторная будка была готова, дед Степан постелил туда сена: раздобыл в опустевшем дворе – через два дома отсюда. Там, в сарае Михайлиных, раньше жила коза Нюся: у Михайлиных родилась девчонка, а ей требовалось козье молоко. Максим Михайлин – на позициях, а его Полинка с малой и с козой уехали к Максимовой матери. А сено осталось , до сих пор душистое, – такие здесь травы… Пригодилось теперь: Пирату в будке с ним теплее…
Довольный и благодарный Пират только устроился в домике… Анна Тиофеевна вынесла мисочку с остатками супа и раскрошенным хлебушком.
Поесть Пират не успел. Приподнял голову, удивлённо прислушался к свисту. И на всякий случай вернулся в будку: видно, казалось Пирату, что в домике надежнее будет…
Начался обстрел посёлка. Девчонки привычно собирали кукол, – чтоб унести их с собой: не оставлять же кукол одних под обстрелами. Игрушечную посуду с плитой задвинули под скамейку: Санька строго велел спускаться в погреб.
Софийка с Миланкой тревожно оглядывались со ступенек, звали Пирата.
Дед Степан подошёл к будке, тоже позвал Пирата. Простому и спокойному голосу старого шахтёра пёс поверил: значит, правда, – надо спускаться в подвал, подальше от этого зловещего свиста, который Пират уже не однажды слышал…
Рядом со скамейкой Пират увидел куклу, – видно, девчонки в спешке не заметили, как она упала… Пёс осторожно взял куклу зубами и побежал с нею к погребу.
У самого погреба Пират остановился и оглянулся на деда Степана.
Саньке показалось, что дед не упал, а просто опустился на землю. Только трава под дедовой головой густо багровела…
Пират положил куклу на ступеньку и вернулся к деду. И остался с ним, – присел рядом. Вздрагивал, с надеждой посматривал в небо, – будто ждал, когда утихнет грохот и рассеется дым и запах гари… Время от времени Пират бережно лизал дедову руку, – напоминал, чтоб дед тоже ждал… Не навсегда же этот грохот и свист.
Домик Пирата разбили осколки.
И крышу в летней кухне во дворе деда Степана разбили…
А потом осколок попал Пирату в голову.
Пират успел посмотреть в небо и ещё раз лизнуть дедову руку…
Не надеялись, что пёс выживет.
А он поднялся, – чтоб проводить деда Степана…
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)