Можно ли отнести «Страшные Сибирские Сны» к понятию дискурс? Во всяком случае «Страшные Сибирские Сны» рассуждают, говорят, обозначают проблематику Сибири, как «белого культурного пятна». Речь «Страшных Сибирских Снов» флегматичная, обволакивающая.
Искусство «Страшные Сибирские Сны» это «белое культурное пятно», которое зарождается на слое исторических ресентиментов – ссыльный сибирский невроз, кости каторжников, варнаки. Всё это создаёт особый вид мышления, особый социум и изучение этих особенностей можно отнести к сибирской антропологии. Можно сказать, «Страшные Сибирские Сны» это Сибирская антропология.
«Страшные Сибирские Сны» соотносятся с практиками культурных исследований и лежат (покоятся) в определённой этике. Одичание, шкуры это этика Сибири. Такое искусство имеет тревожные перспективы. Значит, требует определённой деликатности в восприятии, культурного сострадания, в котором известное выражение «вульгарное восприятие искусства имеет множество обличий» становится институтом права. Права на существование такого искусства!
«Страшные Сибирские Сны» работают с контекстом - обмерзание, экзистенциальный холод. Холод в значении не только климата, но в значении отчуждения и культурной «заморозки». Это искусство способно говорить о специфике «замороженного» сибирского сознания. И строится на антиномии - «выжить искусству в Сибири невозможно, родиться такое искусство может только здесь».
Это искусство лежит в определённой эстетике – «белое безмолвие» Кандинского. Белый это безмолвный цвет, он не говорит, не дышит, не живёт, не котируется на рынке. Это цвет в отсутствие цвета, не имеющий истории красоты, как, например, в изложении Умберто Эко 2004-го года «История красоты». Это диверсия цвета! Когда художник остаётся один на один с разрушенной палитрой.
«Страшные Сибирские Сны» это искусство культурного меньшинства. Это искусство, которое зарождается в Сибири, но в Сибири очень трудно выжить, метель, стужа, где-то недалеко бродит страшный медведь-шатун. Поэтому в Сибири нужно прятаться, кутаться в шерсть, укрываться шкурами, обрастать мехом. И искусство в Сибири требует утепления, его надо оборачивать в шерсть, кутать, в шкуры, утеплять мехом…
Это искусство содержит определённый нарратив – модель свежемороженой эротики. Здесь, прежде всего, идея консервации, антипрогресса и «Анти-Эдипа» - завет Делёза и Гваттари: сумасшедшая мысль без сумасшествия. В этом ключе обнаруживает в себе преемственность художественного направления 2000-х
Сибирский Иронический Концептуализм (sic).
В свое время Борис Гройс писал о России как о подсознании Запада, но нынче ситуация радикально изменилась. Весь «Запад» вся цивилизация на севере Азии изгоняется, улетучивается и сжимается как «шагреневая кожа». И всякая художественная рефлексия становится для автора его личным, тайным достоянием, почти сновидением, которое пока еще возможно воплотить в произведение искусства! Именно такого рода произведения составляют коллекцию искусства под названием «Страшные Сибирские Сны».
Сибирь покоится под белыми снегами забвения, спит покойно, заметённая снежным саваном. Кутается в меха, утепляется шкурами, обрастает шерстью, укрывает холодным покрывалом Изиды…