При разделе арестантов по блокам и камерам тюремная администрация старается учесть субъективные факторы. Например, личная неприязнь на воле или тёрки по предыдущей «отсидке», кто-то из сидельцев является свидетелем по делу против другого, конфликты, возникшие в Крестах и т. п.
(часть 1 - https://dzen.ru/a/ZdsQ5BdZ2VlWNFqH)
Но, главную роль в местах лишения свободы играет статус арестанта в тюремной иерархии. «Воров», «бродяг» и прочих уголовных карьеристов стараются изолировать от общей массы, дабы не оказывали пагубное влияние на сокамерников.
«Обиженных» компонуют между собой, потому что в нормальной хате их не примут, заставят требовать перевода. «Мужики», нейтральная категория между администрацией и «авторитетами», с «козлами» (те, кто сотрудничает с администраций) в принципе уживаются спокойно, но иногда возникают эксцессы...
По вероисповеданию и национальностям компактно не сажают, наоборот, администрация старается разбавить тесный коллектив. Не из соображений интернационала и толерантности, а по соображениям безопасности и чтобы не допустить возникновения каких-либо «ячеек» внутри Учреждения.
В тюремных стенах люди живут по своим законам и понятиям, которые нигде не прописаны. Каждый сиделец выполняет определенные обязанности, вносит свой вклад в развитие криминального общества и подчиняется старшему зеку.
Смотрящий в камере или в блоке – это авторитетный сиделец, который занимается решением вопросов, связанных со всем происходящим в узком тюремном кругу. Он обычно старше других по возрасту, знает тюремные законы и умеет спокойно выстраивать отношения с людьми.
Савелий Симонов, он же – Сева, был не только смотрящим по отдельной камере, но и по всему корпусу №1 «Крестов» на 480 камер. А это уже величина тюремного масштаба, это авторитет, это ответственность...
Смотрящему ежедневно, вернее – каждую ночь, приходилось разруливать споры между зеками, а также решать вопросы с надзирателями и администрацией.
Арестанта вызвали к следователю только на десятый день изоляции от общества. Любой вызов арестанта к следователю или адвокату – глоток свободы в стенах изолятора. Разнообразие тюремной жизни.
Стук обуви вниз по знакомой металлической лестнице, внимание на падающий через металлическую сетку солнечный свет главного купола, широкий коридор следственного блока – и вот ты в специальной комнате для свиданий адвокатов и следователей с заключенными.
В небольшом узком кабинете, состоящем из длинного стола и деревянных лавок по бокам, доставленного узника ждали сидевшие друг напротив друга адвокат Оганесян и новый следователь областной прокуратуры.
Невысокий и полноватый мужчина в светлом костюме без галстука, выглядевший чуть старше Валиева, перелистывал папку уголовного дела и при входе подследственного поднял голову, кивнул и снял очки.
Адвокат улыбнулась и протянула ручку подзащитному, занимающему место напротив. Тимур с нескрываемым удовольствием рассмотрел подругу в лёгком платье. На улице жара…
Мужчина представился:
– Следователь областной прокуратуры Копф Андрей Генрихович. Я веду ваше дело.
– И это гут, Андрей Генрихович.
– Владеете немецким?
– Немного разговорным. Служил в ГДР, город Дрезден.
– Понятно. Адвокат сообщила, что вы вместе учились в ЛГУ. Я заканчивал дневное отделение на три года раньше, – медленно произнёс следователь, внимательно разглядывая оппонента. Контакт установлен, пора работать. – Показания давать будем?
– Да я вроде всё рассказал? Как на духу! И на очных ставках с Блинковым уточнил отдельные моменты, – ответил подследственный, взглянув на защитницу.
Маргарита добавила:
– Андрей Генрихович, мы от своих слов не отказываемся. Да и свидетель Блинков всё подтвердил.
– И это тоже гут! – Улыбнулся сотрудник прокуратуры, взял ручку и приготовил бланк допроса. – Ещё раз вкратце – всё от начала и до конца.
Обвиняемый по четырём статьям (три статьи – от уральцев и плюс ст. 218 ч.2 УК РСФСР «Ношение, изготовление или сбыт кинжалов, финских ножей или иного холодного оружия без соответствующего разрешения…») в присутствии адвоката повторил показания, данные в районном изоляторе.
Следователь дал ознакомиться с записями и указал, где нужно расписаться. В конце появилась надпись, подтверждающая законность следственных действий: «С моих слов записано верно, мною прочитано».
Следователь Копф начал складывать документы в папку и обратился к адвокату:
– Маргарита Тиграновна, ожидаю вас на выходе, прошу долго не задерживаться. Нас ещё свидетель Блинков ждёт.
– Буквально пять минут, Андрей Генрихович.
– Хорошо. – Сотрудник в костюме перевёл взгляд на арестанта. – Валиев, не скучайте тут без меня.
– И вам не хворать, гражданин начальник, – сообщил с ухмылкой подследственный.
Следователь вышел с папкой под мышкой. Маргарита придвинула на скамье портфельчик, взглянула на окошко двери, вынула из глубины три пачки «Мальборо», шоколадку «Санкт-Петербург» и, протягивая контрабанду, спросила:
– Как у тебя здесь – всё в порядке?
– Жить можно. Сева к себе в хату перетащил. – Арестант принялся рассовывать запрещенные предметы по карманам. – Он смотрящий по западному «Кресту», вместе парились в Калининском ИВС.
– Да ты стал «особо приближённым»? Растёшь, каторжанин! – Улыбнулась девушка.
– Марго, я здесь с неделю и уже начал уставать от замкнутого пространства. Что-то меня совсем не штырит тюремная романтика…, – задумчиво сообщил подзащитный и добавил: – Пора сваливать!
– Похоже, у следствия больше нет никаких доказательств, и, скорее всего, не будет, – доложила Оганесян и на пальчиках посчитала оставшиеся дни заключения: – А у Копфа ещё двадцать суток в запасе.
– Не хотелось бы все оставшиеся дни проторчать в Крестах. А доказательств точно больше не будет. Я не продавал оружия и никого не убивал. Я уже говорил.
– Верю. Но тому же Андрею Генриховичу будет совсем не просто похерить уголовное дело за просто так, и за «здорово живёшь». У него отчётность и руководство.
– Марго, а если оставить статью 218 часть 2, признать её полностью и затем попасть под прекращение уголовного дела по статье 9 УПК?
– И отдать тебя на поруки трудовому коллективу? – Защитник задумалась.
Подзащитный ждал, разглядывая модные часики на руке девушки. В тюрьме время ползёт… Адвокат взглянула с некоторым сомнением на Тимура и спросила:
– Сам додумался?
– На днях сокамернику жалобу помог состряпать, вот и почитал заодно УПК. Ты же мне сама кодекс купила, – почти честно и с улыбкой ответил бывший дознаватель.
– Ты когда уволился с пожарки? – Маргарита включилась в работу, пошли вопросы по существу дела.
– Больше полугода прошло. – Бывший старший пожарный прикинул: – Восьмой месяц идёт.
– Нормально… – Задумалась адвокат. – Справку с работы я тебе сделаю. Даже если следователь начнёт проверять, на рабочем месте всё подтвердится. Осталось придумать тебе пролетарскую профессию. Прокуратуре понравится!
– А чего думать-то? Я – техник-электрик четвёртого разряда. – Пожал плечами выпускник Челябинского политехнического техникума.
– Точно! Ты же техникум до армии закончил. Забыла совсем! Значит, станешь электриком. Рабочий класс! Оправдаешь доверие трудового коллектива, электрик Валиев?
– Так точно, товарищ адвокат. Марго, прошу, надо бы ускорить процедуру. – Подзащитный наклонился к девушке через стол и зашептал на ушко, вдыхая аромат духов и волос: – Бабок ему предложи. Блинкаус отстегнёт.
Оганесян чуть отстранилась, удивлённо взглянула на бывшего сокурсника, что-то прикинула и сказала:
– В прошлый раз, перед очными ставками твой земляк чуть не обописился от страха. В прямом смысле.
– Вот и я говорю – свобода дороже денег, – чуть громче ответил арестант. Затем снова наклонился к защитнику и снизил тон: – Возьми у него штуку баксов. Сама договорись со следаком на сумму, остаток оставь у себя. И пусть нож вернёт. Финка дорога, как память.
Маргарита взглянула в лицо приятеля и задумалась вновь. Тысяча долларов США – хорошие деньги на сегодняшний день, учитывая зарплату следователя областной прокуратуры. А какая там санкция за дачу взятки должностному лицу при исполнении им же своих обязанностей?
Молодая женщина ухмыльнулась тайным мыслям. Адвокат умела рисковать и тихо сказала:
– Вроде этот Копф мужик нормальный. Может, и прокатит? Тимур, ты точно о гранатах в пакете ничего не знал?
– Нет. Эту упаковку Блинкаус сам взялся перевезти для Мары. Не стал бы я жену и сына отправлять с гранатами в одном вагоне.
– Товарищ прапорщик, ты, наверно, забыл, чья я дочь, да и братья офицерами служат. И я знаю, что боевыми гранатами РГД-5 без запалов можно гвозди в стенку забивать и ничего не будет.
– Марго, повторяю ещё раз – я не знал про гранаты в пакете! – Валиев повысил голос и упрямо посмотрел на защитника.
– Всё, милый, проехали. Поняла я…, – спокойно сообщила бывшая и подняла левую руку с часиками к глазам. – Меня Андрей Генрихович ждёт. Зайду через пару дней.
– Книжек захвати!
Адвокат кивнула и направилась вызывать конвой. На выходе из следственного кабинета одна из пачек сигарет ловко перекочевала в карман цирика, и конвой отправился в обратном направлении без личного досмотра. Зачем лишний раз шмонать хорошего человека?
Надзиратели (вертухаи, цирики и т.д.) тоже люди, и с ними надо жить дружно, без конфликтов. Администрация любит, когда «ты со мной нормально – и я с тобой нормально!». А в ответ на скандал можно сразу получить дубинкой по ребрам, и вместо здорового образа жизни попасть в больничку.
Если повезёт. Не получится с медициной – отлежишься в хате. С цириками лучше жить по-доброму. Каждый на своём месте! Мы сидим, они охраняют и нам жить не мешают…
Студента завели в камеру, где молодой человек тяжело вздохнул. После прогулки на свежем воздухе по пролётам и коридорам следственного изолятора, а также после общения с нормальными людьми, среди которых была красивая женщина, захотелось на волю, как никогда…
Конечно, при большой фантазии можно было представить, что ты едешь в купейном вагоне поезда дальнего следования. То же замкнутое пространство, те же спальные места в три яруса по бокам, и тот же столик под окном. И сидят те же редко меняющиеся и порядком надоевшие попутчики.
Вот только картинка за зарешеченным окном никак не меняется, да и воздух в купе не проветривается от движения вперёд. Этот состав замер на месте на долгие годы. На века. И настала пора соскакивать у ближайшей остановки...
Две пачки «Мальборо» не дошли до общака. Остались у Севы для дел смотрящих. Шоколад молодой человек решил оставить себе, у человека в хате должны быть свои маленькие радости.
Тюрьма – это такое замкнутое пространство, где время течёт иначе, чем на свободе. И, может быть, если бы сам Альберт Эйнштейн немного поскучал в изоляции от других физиков, теория относительности оказалась бы совсем другой.
Люди воспринимают пространство вокруг себя, как само собой разумеющееся, и время вроде бы течёт непрерывно. Мы не имеем возможности взять и остановить ход времени. В замкнутой системе тюрем пространство и время сливаются так сложно, что человеку на свободе без стакана не разобраться. Тут даже стакан не поможет!
С одной стороны, в изоляторе у подследственных времени вполне достаточно, у зеков всегда есть простор для любой деятельности: продуктивной или бессмысленной. С другой стороны, если посмотреть на жизнь в тюрьме со стороны, можно предположить, что каждое действие, совершаемое заключенными, имеет под собой глубокий смысл.
Как минимум, деятельность узников обусловлена необходимостью создать себе и товарищам сносные условия существования в непростых реалиях тюремной камеры. Сюда входят как бытовые «мероприятия» в хате, так и разного рода попытки раздобыть всякие блага, типа еды, чая, сигарет и прочее…
В небольшом замкнутом пространстве видно, кто и как относится к жизни в тюремной камере – кто проявляет инициативу и интерес в целом, а кто-то живет от "баланды до баланды". В камере Студента публика сформировалась в кружки по интересам – Сева в основном общался с Молдаванином, Тимур нашёл себе достойного собеседника в лице ровесника Алексея.
Одни обсуждали одно, другие второе, третьи вспоминали четвертое... Самое интересное заключалось в том, что все это проходило на одной тесной площадке, где легко можно сделать определенные выводы по каждой личности.
Взять того же Спикера. Стоило тренеру один раз пропустить с учеником привычные боксёрские занятия на ежедневной прогулке из-за вызова к следователю, как Алексей ночью сам предложил спуститься с «пальмы» и почаёвничать вдвоём в отсутствие смотрящего. Остальные сокамерники спали, а Севу вновь выдернули по неотложным воровским делам.
В камере чай – ценный ресурс, который помогает «бодриться» и при разумном употреблении поддерживать нормальное состояние здоровья. И заодно способствует беседе, зеки редко чаёвничают в одиночку.
Леха приготовил напиток, присели на пустующую шконку смотрящего. Тимур захватил половинку адвокатской шоколадки. Сделали по первому глотку, закусили шоколадом, добавили чая и помолчали пару минут. Студент спросил вполголоса:
– Чего хотел?
– Достало всё! – Спикер оглядел камеру. – Надоело. Вначале тюрьма, потом зона. И уже в третий раз.
Странно было слышать такие слова от человека с набитой паутиной на затылке. Валиев знал, что пауки и паутины наносят себе довольно суровые арестанты, как минимум, сочувствующие воровскому ходу и уважающие блатные понятия.
Причем, количество колец на паутине означает, сколько лет человек провел за решеткой. Спикер постоянно демонстрировал элементы «отрицалова»…
Сегодня у нас, что, разговор по душам или сейчас начнутся ожидаемые вопросы по личности Студента? Тимур сделал глоток горячего напитка и взглянул на собеседника:
– Спикер решил надеть «красные тапочки»? Попроситься в актив и выйти досрочно?
– Пока не знаю, – задумчиво ответил сосед по «пальме». – За образ жизни спроса нет. В мужики пойду, а потом на УДО (условно-досрочное освобождение).
Замолчали вдвоём… Спешить некуда, время в камере течёт медленно, тюремная ночь длинная. Алексей допил кружку и повернулся к собеседнику:
– Тимур, я вижу – ты не такой, как все. С боксом мне помог, сам взамен ничего не просишь. И я уверен, что ты скоро выйдешь.
Арестант насторожился. Лёха что-то узнал?
– Откуда уверенность?
– Братан, я знаю точно – таких, как ты, сложно закрыть на зону. Ты сам грамотный и, похоже, защитник у тебя толковый. На суде выскочишь. – Спикер спокойно разглядывал сокамерника. – У меня к тебе просьба – поговори со своим адвокатом. Может и со мной поработает? Мой защитник вообще никакой оказался.
– У меня адвокат баба, да ещё из ментов. Бывшая следачка. Мы учились вместе.
– Да мне по хер! Лишь бы работу знала и срок мне скостила! – Сосед тяжело вздохнул. – Не хочется в этот раз восьмерик мотать. А по делюге есть над чем работать. Этот хрен, которому я морду порезал, из казанских был. И на меня со своей кодлой втроём накинулся в кафешке. Ну, ты знаешь, я всегда с пикой ходил…
Алексей замолчал и принялся устанавливать кипятильник в банке. Тимур ждал продолжения разговора, понимая, что спешить некуда, и заметил, как дрожат руки парня. Организм бандита снова переживал схватку в кафе. Вода закипела быстро.
Лёха заварил по новой порции, подал кружку, присел и продолжил изливать душу:
– Я успел троих зацепить. Двоих легонько, а этого, самого дерзкого, хорошо по лицу полоснул. Убивать не хотел. Только наказать. А я умею! Брат научил.
– Не понял, – Валиев оторвался от чая и повернул голову к рассказчику.
– Слышал, что-нибудь про ножевой бой?
– Так, краем уха. В армии. Ни разу не видел.
– Вот. У нас в семье три брата, мы Смирновы…
– И ты самый младший? – Перебил сокамерник.
– Ну да. Дурачок! – Спикер с улыбкой подтвердил намёк и продолжил: – Средний брат, Андрей, институт закончил, сейчас инженером работает на Адмиралтейских верфях. А вот старший брат у меня военный.
– Да ну, нах! – Студент снова перебил и с удивлением взглянул на собеседника.
– Вот тебе и «да ну»… – Улыбнулся непутёвый сын из нормальной новгородской семьи. – Артём его зовут, в Ленинграде военное училище закончил. Ленпех. Что-то там по разведке. И с тех пор мы даже не знаем, где он служит. Раз в год в деревню приезжает, в отпуск.
– Ленпех – лучше всех, – сообщил прописную истину прапорщик запаса.
– Мы гордимся братом. – Кивнул сокамерник. – А вот мной гордиться нечем. Я с детства по дереву вырезаю. Люблю это дело. Вот и поступил в художественное училище на специальность «резчик по дереву». Я уже тогда ножичек в кармане постоянно таскал. Вот и дотаскался до выпускного. На танцах портвишка перепил и слегка порезал двух залётных...
Алексей Смирнов снова замолчал. Камеру освещал сумеречный свет белых ночей. Напротив, за шторкой похрапывал Молдаванин. Наверху ворочался во сне арестант. Внизу, в тесноте восьмиметровой камеры, двое узников говорили по душам. Спикер продолжил:
– Мне тогда восемнадцать стукнуло, по первому разу получил три года за хулиганку и лёгкие телесные. Отсидел от звонка до звонка. Потом вторая ходка, где меня на зоне самого ткнули заточкой. Вышел, поговорил с братом, обещал, что в последний раз. Вот брательник и научил меня всяким армейским штукам. Да я опять не сдержался. В том кафе я с подругой был. Она беременная осталась, жениться хотели. Да вот не успели. А сейчас у меня дочь растёт. – Алексей повернулся к собеседнику. – Если бы не военные приёмчики, казанские меня бы в живых не оставили.
– Дела…, – протянул Тимур и поделился сокровенным: – А я вот развёлся. Дурак, сам виноват. Сыну третий год пошёл.
– Что за адвоката скажешь?
– Маргарита Оганесян. Верю, как себе!
Арестант Валиев посмотрел в сторону металлической двери камеры и задумался…» Роман Тагиров
(продолжение - https://dzen.ru/a/ZegeMS00WlghLob7?comments_data=n_new )
