Найти тему
Владимир Борисов

Безымянный сценарий(продолжение 6.)

Из-за угла аптеки вышла дородная тетка с лохматым, словно у скопца подбородком. Татарская бархатная телогрейка с трудом сходилась у нее на тугом животе. В руках она тащила большую корзину, прикрытую промасленным полотенцем.

- Пирожки! Кому горячие пирожки с кониной.…Перемечи учпочмаки! Горячие перемечи с кониной…Рубец! Горячий отварной рубец…

- Нам, пожалуйста, парочку пирожков, мадам…

Шутливо проговорил Иван и протянул торговке несколько бумажек покрупнее.

- Какая я тебе мадам, казачок?

Дробно рассмеялась женщина, поставив корзину на мостовую и уперев в бока красные обветренные кисти рук.

- Небось, пару лет в глухом граю отсиживался, солдатик, коли не знаешь, что с бумажками этими уже с год как никто связываться не хочет…Ты бы мне еще мешок керенок предложил, жучило!

Так что же вам, за вашу недоваренную конину, империал отвалить?

Рассмеялся недоуменно штабс-ротмистр, оглядываясь на Наташу, стоявшую поодаль.

- Зачем империал? Ты мне касатик хотя бы гривенник дай серебряный, или хошь, пару пяточков медных…Мне все едино, но монетками оно вернее будет…

Мне купюры твои за безнадобностью. Ты милок в тайгу возвращайся…Там до сих пор, говорят, тунгусы бумажки с орлами страсть как любят…За них они тебе и белку и писца с радостью отдадут…Вот тогда ты ко мне со шкурками и приходи…Спросишь бабу Зину(я это, понял что ли?), тебе каждый укажет, где меня отыскать…Шкурки я возьму…

Тетка перешла на шепот и, оглянувшись по сторонам, поинтересовалась как бы между прочим

- А может быть ты парнишка, песочком богат, или положим марафетом? Только скажи.…Рассчитаюсь лучше, чем в банке…Блядью буду!

- Нет у нас ни песочка, ни марафету, бабуля.

Укорил тетку Иван. А ругаться вообще стыдно. Рядом с вами девушка, а вы своими словами нас манкируете…

- Подумаешь, какой благородный выискался, манкируют его, понимаешь ли… Фыркнула пренебрежительно торговка пирожками и подхватив корзину поспешила вдоль улицы, зычно рекламируя свой товар.

- …Дяденька…

Дрожащим голоском проговорила Наташа, обращаясь к пьяненькому железнодорожнику с задумчивым видом, стоящему возле круглой афишной тумбы.

- Скажите, а как мне отыскать в вашем городе скупку или ломбард, какой? Подскажите, будьте добреньки…

Железнодорожник расправил вислые, словно у старого моржа усы и, выхаркнув под ноги темный сгусток прокуренной мокроты, выдавил неожиданно писклявым срывающимся голосом.

- Да тебе дочка нужно на Кузнецкую улицу, к бывшему коммерческому собранию. Там ломбард точно есть.…Третьего дня сам там был…Крест дедовский заложил. Серебряный.

Раз объявили, что Бога больше нет, то и крест получается вроде бы и ни к чему…

Он ткнул куда-то прокуренным пальцем и вновь припал к тумбе, где болтался пришпиленный листок какой-то прокламации…

Наташа, а вслед за ней и Иван, повернули туда, куда указывал палец мастерового и в самом деле довольно быстро оказались вблизи одноэтажного, кирпичного домика, над дверью которого покачивалась небольшая зеленая вывеска на жести, оповещающая, что именно здесь находится ломбард, где под самым выгодным в городе процентом принимают от населения золотые, серебряные и прочие украшения.

…После продолжительного стука, дверь в ломбард наконец-то открылась, но хозяин, невысокий, лысоватый мужичонка, заприметив на Иване непонятную то ли казацкую то ли военную экипировку, а в руках у Наташи завязанный в тряпье карабин, долго и торжественно клялся, что еще с семнадцатого года, он лично, Лев Яковлевич Махин, не принял по заклад даже высохшую муху, а уж про золотой самородок и говорить-то нечего.

Подождав, когда поток заверений о полной добропорядочности и преданности лично товарищу Ленину и товарищу Троцкому, у Льва Яковлевича истек, Иван Веревкин положил небольшой самородок на прилавок и с интонацией знающего дело контрабандиста шепнул в заросшее темным волосом ухо.

- Половину цены нас устроит…

Махин шмыгнул носом и тут же исчез из комнаты за конторкой. Каким-то чудом вместе с ним исчез и самородок.

Через минуту из соседней комнаты потянуло кислотой и почти сразу – табачным дымом.

Лев Яковлевич появился перед молодыми людьми минут через пять, и внимательно осмотревшись (словно в его небольшом ломбарде смогли бы спрятаться нежелательные свидетели) спросил просто, по-домашнему.

- И что желает молодая и красивая пара, за этот жалкий кусочек презренного металла? Продукты, вещи, а может быть деньги? Могу предложить керенки, дальневосточные, совзнаки наконец…

Девушка выступила вперед и с видом опытной супруги, отвечающей за снабжение семьи (что, кстати, практически так и было), зашепталась с хозяином ломбарда.

Совсем скоро, молодые люди уже возвратились на привокзальную площадь. В мешке за спиной у Ивана, булькала бутылка еще дореволюционного разлива хлебного вина, с залитым сургучом горлышком. Кусок деревенского сала в крупной соли и пара буханок относительно мягкого хлеба.

Перекусив на скамейке в полутемном, прокуренном зале дрянного Ново - Николаевского вокзала, они отправились на перрон, где, судя по плотной толпе озлобленных пассажиров, ожидалось скорое прибытие состава.

- Ну что, Наташенька, едем!?

Стараясь перекричать гудок паровоза, шум выпускаемых паров и гомон толпы гаркнул Иван и схватив Наташу в охапку, ринулся к двери вагона…

- Едем!- выдохнула счастливая девушка и, незаметно поцеловав Веревкина в заросшую щеку, покрепче обхватила его руками…

- Едем!

***

…Судя по всему, в архиве у писателя что-то не сложилось и уже в начале одиннадцатого, явно расстроенный, Владимир Андреевич Веревкин, изредка поглядывая на клочок бумаги, не торопясь направился к центральной площади города.

- Хорошо устроились наши писатели…

Недовольно брюзжал один из топтунов, следуя за прозаиком по противоположной, солнечной стороне улицы. Ему было отчаянно жарко в черном спортивном костюме и широкой кепке. Судя по нашлепке усов под носом, в этот раз он исполнял роль гостя, одной из кавказских республик

.- Все люди как люди, сидят себе в офисе, работают.…А этот прозаик, так его мамашу, прогуливается постепенно в рабочее время, да еще мороженное жрет, гад.

- Ладно, Валерка, угомонись…

Пожурил его напарник, Сергей и вытер пот с лица ладонью левой руки. В правой он тащил теодолит и наверняка изображал из себя геодезиста. Хотя, что такое геодезист, да и заодно теодолит он представлял себе довольно смутно.

- Ты тоже, между прочим, не руду плавишь… Нечего здесь из себя совестливого стахановца строить.…Сейчас доведем голубчика до гостиницы положим, да и отзвонимся шефу о выполнении.…А там глядишь, и рабочий день закончится… И по пиву…

-…Хорошо бы…- протянул напарник и вдруг вскрикнул.

- Стой Серега! Куда это он? Вот же гад…

А «гад», неожиданно остановился как вкопанный и вдруг резко развернувшись, подошел к большому рекламному транспаранту, установленному возле табачной фабрики.

На ярко-белом фоне тревожно-красными буквами сияла патриотичная надпись, выполненная отчего-то готическим шрифтом:

«Уж если курить, так вдыхайте дымы отечества. Сигареты «Челябинские» - бренд проверенный десятилетиями».

Внизу как водится, гораздо менее броскими буквами сообщалось о явном вреде курения. Сообщение выглядело неубедительным…

Сергей, похоже, старший в этом тендеме, тот час же проявил необычайную активность: расщерив ноги у теодолита, он с важным видом на ленинский манер выбросил вперед руку и, игнорируя поток машин, направился к транспаранту. Водители отчаянно сигналя и несомненно матерясь, тем ни менее приостанавливались, пропуская желтую тужурку Сергея. В России всегда к наглому поведению пролетариата, занятого своим профессиональным делом, относились терпимо можно сказать благожелательно.

Валерий заметался на противоположной стороне улицы, но вскоре успокоился и прислонившись к углу дома «задремал» как был стоя, к тому же на самом солнцепеке.

- Собачья работа!

Думал филлер, сквозь щелки полу зажмуренных глаз поглядывая на объект и своего нахрапистого напарника. А тот в двух шагах от писателя с умным видом установил треногу своего хитромудрого приспособления и, вынув из кармана оранжевой тужурки блокнот и карандаш и с умным видом начал делать какие-то записи, иногда с сомнением поглядывая в окуляр прибора, направленного в неизвестно куда.

А Веревкин в это время, обхаживал какую-то замшелую старуху, громко смеясь и оживленно размахивая руками. Потом неожиданно замолчал и, всунув в карман замызганной старушечьей кофточки несколько смятых купюр, помог приподняться хозяйке этой самой кофточки и даже за локоток поддерживал ее, пока она не добрела до подъезда соседнего с табачной фабрикой дома.

Дом кстати выглядел столь же старинным, как и здание фабрики…Минут через пятнадцать, старуха вышла из подъезда и передала прозаику небольшой кусочек картона - похоже, фотографию.

Бросив взгляд на фотографию, Владимир Андреевич счастливо хохотнул и даже (вот же котяра) поцеловал сморщенную старушечью руку, а после чего неожиданно вынул рулетку и измерил рост женщины.

Потом, резко выбросил руку и сев в подошедшую машину, громко и радостно приказал.

- Гостиница «Южный Урал» пожалуйста.

Машина уехала, а Сергей, забросив геодезический инструмент на плечо, махнул Валерию и неспешно направился к остановке автобуса.

Меньше чем через час, узнав у портье гостиницы «Южный Урал», что московский писатель, Владимир Андреевич Веревкин и в самом деле проживает именно у них, приятели направились к шефу на доклад.

День, похоже, удался и им и неугомонному литератору…

***

Третьи сутки состав двигался вдоль заснеженной тайги.

Ночами в вагоне было холодно и если и теплее, чем наружи, то не на много.

Однако на первый взгляд нелицеприятные запахи пота, влажной овчины, чеснока, дешевого табаку и туалета, вносили в морозную вагонную сутолоку, хоть какое-то подобие нормального человеческого жилья.

Давка и неразбериха, случившаяся в Ново-Николаевске, постепенно прошла. Пассажиры худо-бедно обустроились, расположились, кто, как сумел, и в вагоне воцарилось нечто напоминающее порядок.

Иван с Натальей, умудрились занять одну нижнюю полку в самом центре вагона и почти всю дорогу проехали не без удобства: ночью спали валетом, прижавшись, друг к другу, для большего тепла спрятав ноги в рукава собственных полушубков. А в снятые для удобства пимы, прятали руки.

Днями же крыша вагона так нагревалась на весеннем солнце, что становилось даже жарко…

Стекло в окне над боковой полкой отсутствовало и вместо него красовался большой фанерный лист с приклеенной красочной афишей циркового номера тяжелоатлетов.

«РУССКIЕ СИЛАЧИ БРАТЬЯ МЕДВЪДЕВЫ»

Под багровыми с золотом буквами, красовались два силача в голубых костюмах. Один из них на своих плечах поднимал белую богато украшенную плюмажем и султанами лошадь, а другой одной рукой поднимал за ремни трех городовых в шинелях и при сапогах. На боку лошади какой-то остряк химическим карандашом процарапал слово Антанта.

Наташа часами могла разглядывать этот плакат. В конце концов, штабс-ротмистр с явной долей ревности в голосе спросил у девушки как бы, между прочим.

- Что Наташа, вам, похоже, понравились эти богатыри?

– Ну, что ты.

Со смехом отмахнулась она и бросив на Ивана взгляд полный укоризны…

- Просто интересно, а что написано над этими картинками?

- Как!? – Пораженный догадкой воскликнул Веревкин.

- Да разве ж вы читать не умеете? А как же ваш дедушка, профессор Сохатый, отчего же он вас грамоте не обучил? Вот странно-то…

В душе молодого офицера невольно шевельнулось что-то похожее на сомнение.…

Он мысленно попытался перенестись в избу Сохатого, но в памяти ничего похожего на наличие у старого ученого книг, учебников или тетрадей, не приходило.

Разве что псалтырь.…Да и тот открывался Петром Григорьевичем крайне редко.

- Странно.…

Снова повторил Иван, вглядываясь в милое личико девушки.

-А, пустое!

Отмахнулся он и даже несколько развеселился.

- Уж если я в своей части, смог из неграмотных мужиков за короткий срок делать приличных солдат, то из тебя я вот увидишь рано или поздно сделаю такую образованную барышню, что твой дедушка тебя и не признает.

Я тебя еще и французскому языку обучу…Слово офицера!

Он даже приподнялся и тут же довольно больно, а что самое обидное, громко, ударился головой о верхнюю полку.

- Тише ты, офицер!

Девушка приложила прохладный пальчик к его губам…

- Ты бы еще прокричал: слово дворянина…

Она тихо рассмеялась, а Веревкин неожиданно поцеловал ее палец и так же неожиданно покраснел.

- Да, Да Наташенька. Вы как всегда правы.…На ближайшей станции он вместо кипятка принес томик стихов Северянина «Громокипящий кубок», в издании «Гриф», невесть каким чудом занесенный на небольшой пристанционный рынок.

…Наташа, с ногами забравшись на полку и обняв колени, восторженно слушала молодого офицера, с чувством, на память, слегка растягивая гласные декламирующего стихи.

"Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа".

Солнце, откровенно глазевшее в вагонное окно, запутавшись в волнистых светлых волосах Веревкина, необычайным образом преобразило всю его внешность. Девушка поймала себя на том, что откровенно любуется им, и что он сейчас, в этом солнечном ореоле до странной, страшной очевидности, схож с ангелом.

- Ты мой ангел, Ванечка…Ты мой…

Раз за разом шептали ее потрескавшиеся от мороза губы, а он, он не слышал ее, он читал ей Северянина...

- Вам понравилось, Наташа?

Иван отложил сборник и взглянул на девушку.

Она подняла голову и, прищурив от солнца, глаза необычайно красивого, голубоватого с прозеленью цвета, кивнула головой, а после слегка конфузясь

Спросила.

- Ванечка…А кто такой паж? "

***

Вячеслав Олегович вместе со своими помощниками сидел под голубыми елями на жесткой, припорошенной опавшей иглой скамье и размышлял. Сергей и Валера, выговорившись, неторопливо попивали пиво из скользких запотевших бутылок и закусывали пончиками, обильно припорошенными сахарной пудрой.

- Нет.- Мотнул головой Сергей.

-Зря мы купили пончики. Точно зря.…Надо было купить чебуреки или беляши…Сахарная пудра к пиву как-то не очень.…Так себе, одним словом…

- Это точно.

Осматривая последний пончик, сытно проговорил Валерий и, подумав мгновенье, все ж таки убрал его в промасленный бумажный пакет…

Молодые люди закурили, и блаженно вытянув ноги, устало и сытно, поглядывая на начальника, умолкли…

- Значит, говоришь, он старуху рулеткой измерил? Говоришь прямо как гробовщик? Ну-ну,…а что было на снимке? Церковь какая-то.…Нет, Сережа, то не церковь, то надо полагать костел был католический на фотографии изображен.…И рядом с ней наверняка была сфотографирована эта самая старуха.…Разумеется, в детстве…Хитер наш писатель, нечего сказать.…Решил размеры разрушенного костела определить при помощи фотографии…молодец…Соотношение так сказать фигуры человека к высоте здания.

Вячеслав Олегович закурил и повеселевшим голосом проговорил, оглядывая своих помощников…- Дело, похоже, близится к концу.…Да, похоже.…Если наш писатель и дальше будет так же работать, как и сейчас, то мне думается, осенью можно подумать о приобретении недвижимости за бугром… впрочем, не стоит торопить события. Я думаю, завтра нам придется навестить номер господина Веревкина.

И желательно, когда этого самого господина в номере не будет.…Уяснили, господа наружные наблюдатели?