Шимпанзе обладает способностью запоминать лица, совсем как человек. Валентина скривила губы, глядя на отражение в окне автобуса. Её, верно, ни одна обезьяна теперь не узнает из тех, что учились с ней в школе, институте или пересекались по жизни. Отражаясь в окне вагона, все люди напоминали друг друга. Ряд таких же усталых, расплывшихся лиц нежно-землистого цвета и конец света в глазах. Чтоб выглядеть хорошо, всего-то нужно иметь при себе лёгкое сердце и свежую голову. Но ни того, ни другого у Вали нет, есть только тяжесть, хлопоты, бесконечные тревоги. У неё уверенная складка между бровями, и губы смотрят уголками в пол. Грустная она даже когда ей хорошо. “Что с тобой случилось Валя-Валентина” – вплетается в мысль стишок. А с ней случилась беда – целых семь страшных бед.
Сидящий рядом с Валентиной попытался достать носовой платок из кармана, грубо её задел и даже не извинился. На что она злобно шикнула, по телу прошёл электрический разряд и, если бы не объявили станцию, Валя непременно ответила пассажиру локтем в тучный бок. Но он вышел, оставив у неё в душе тягучее чувство незавершенности. С какой бы радостью Валентина спустила пар от неудачного дня на нахала.
Терпеливая и дома и на работе, она могла расслабиться только в транспорте и длинных очередях в супермаркете. Там всегда хватало мерзавцев, пытающихся всех растолкать, пролезть без очереди или же незадачливых граждан, медлительных, как движения в ушу. Одной последней капли хватало: покупателя, не спеша отсчитывающего наличку или же зайца, пытающегося пристроиться за спиной у турникетов. Не важно. У Вали срывало вентиль. Блондинка, с наивно распахнутыми голубыми глазами, превращалась в мегеру. Из ушей словно пар шёл, а кожа билась током.
Она срывалась, кричала, могла запульнуть в покупателя чем-то. На лбу вздувалась вена, а в глазах читалась ненависть ко всему живому. Через минуту-две Валя успокаивалась и с трудом вспоминала то, что наговорила, а порой и руками натворила. Это – первая из бед Валентины. От неё берут начало и остальные. Постыдную правду о себе она берегла, и даже самые близкие не могли представить какая буря прячется за тихим голосом и робкими манерами.
Муж, двое детей, коллеги, друзья в жизни не видели Валиного лица, распухшего от ярости. Она оберегала их от неприглядной правды о себе и, если бешенство подступало к горлу, старалась, как могла, давить в себе опасные порывы.
Если бы всех их собрали в большом актовом зале и вывели на проектор Валю в расцвете её ярости, никто бы не поверил.
Четырёхлетний Миша, увидев маму, бьющую в парке десантника, громко, визгливо заплакал бы. А пятнадцатилетняя Алиса отвернулась от экрана и посмотрела бы на растерянного отца. Коллеги шептались бы между собой, не веря записям.
– Это монтаж – сказал бы кто-то в толпе.
– Вы шутите? Моя жена тишайшая женщина! От неё ни упрёка, ни слова поперёк, не слышал за все семнадцать лет.
Ролик на проекторе поменялся, и вот уже Валя стояла посреди рынка и пуляла гнилыми мандаринами из пакета.
– Ну прекратите, это не наша Валюша, – крикнула бы начальница. – Тут стерва какая-то.
– Моя мама не такая, – сквозь зубы процедила Алиса.
Сестра мужа, прикрыв от ужаса лицо рукой, поспешила бы удалиться из зала вместе со своими тремя детьми, соседи, этажом выше, так же последовали за ней.
На экране показали сюжет, как Валентина хватает за шиворот паренька, пролезающего без очереди, в пункте выдачи заказов.
В какой-то момент все собравшиеся не выдержали бы и по всему залу послышался шорох, скрип откидных сидений. Толпа потянулась к выходу, и никто бы не оглянулся на то, как Валя перекидывает через плечо, приставшего к ней саентолога.
Близкие знают Валю мягкой, доброй, обходительной. Из себя она никогда не выходит, наоборот, держится ровно и даже голос не повышает, когда следует. Такой Валентина и хотела запомниться всем, милой блондинкой со сладкой улыбкой, а свою тайную необузданную силу держала при себе и, как могла, старалась ограждать семью, друзей, коллег от тёмной стороны. В трудные моменты, когда она вся наэлектризована яростью, приходилось сжиматься в комок, чтоб нечаянно никого не тряхнуть. Порой себя чувствовала поршневым двигателем. От наглости, хамства людей в ней что-то расширялось, крепло. Стоило огромных усилий сдерживать механизм и не надавать тумаков наглецу. С каждым годом унимать внутреннюю силу становилось сложнее и даже порой казалось, что, неизрасходованная, она бьёт по внутренним органам. Потому Валя ощущала острую, до боли в пояснице, потребность выплеснуть излишек энергии, чтоб предстать перед знакомыми прежней.
С годами с гневливостью она сжилась, как сживались когда-то в коммуналках дворяне и торговцы с Хитрова рынка. Научилась чувствовать, когда стрелка на внутреннем манометре зашкаливает и нужно покинуть помещение, и хоть перевернуть мусорный бак, чтоб немного отпустило. Или же уходила дальше от работы, дома, привычного маршрута, чтоб в окружении случайных, незнакомых людей немного разрядиться. Так что свою особенность Валя приняла и даже находила особую радость в неконтролированной злобе. Наглецы притягивались к ней, любители проскочить вне очереди, хамы, лица, задерживающие очередь в магазине, – все, кому она не решалась сказать слово поперёк в обычной жизни, получали своё, когда Валя с налитыми кровью глазами жаждала освобождения от гнева.
А позже, после яростного выдоха приходил стыд. Порой, обычно бессонными ночами, она переживала, что так поздно осознала свою гневливость. Вот если тогда ещё, в семнадцать лет, она всё про себя поняла, так может проложила жизненную дорогу совершенно иначе. В спортивном институте такому человеку не место. Ведь потом придётся работать с людьми, а их скандальность добавляет напряжения в Валину жизнь. С мужем тоже не стоило торопиться и лучше изучить неоднозначную Юрину натуру. В первые дни знакомства он поразил её эрудицией и воспитанием. А потом удивил всё тем же. В общем Валя не понимала тогда, что решения в жизни необходимо принимать, слушая не только сердце, но и непременно учитывать тёмную гневливую сущность, дремлющую в закоулках её мозга. Теперь уж ничего не поделаешь, теперь уж только терпеть плоды неверных решений и смиренно ехать с работы через полгорода. Терпеть и стараться любить то, что есть.
При всех минусах гневливости она была лишь устьем, из которого проистекали другие беды Валентины. Проблема произрастали из того, что Валя не могла высказать всё, что наболело, близким. Главным препятствием на пути конструктивного разговора стояла её особенность. С трудом ей удавалось подбирать слова, она закипала, встречая хоть крупицу непонимания, аж пар из ушей шёл. Валя боялась, что в разговоре с мужем её гневливость понесёт с присвистом – глядишь, и сама не заметив, как наговорит Юре всякой желчной чепухи. Потому по важным вопросам она переговаривалась сообщениями.
В тот день Валя ехала домой злая и усталая, мало ей проблем на работе, так ещё позвонил муж. В комнате, там, где как раз у них розетки, начинался потоп. Вода окрасила потолок серым пятном и промочила спинку дивана.
– Короче я к ним сходил, – по тону Юры Валя уже поняла, что ничем его визит не закончился. Так, промямлил немного, пожал руку хозяину и побежал домой подставлять таз.
– И?
– Они ремонт делают, батарею спилили. Вот и льёт.
– А, – Валя сжала кулак до хруста. Покосилась на дверь боксёрского зала.
– Ну он мне сказал, что сейчас вода вся вытечет и перестанет капать.
– Ты ему сказал, что у нас там розетки, – голос напомнил рык. – Пожар может начаться.
– Да, сказал. Но он мне говорит, что вода пожар то и потушит. Вот дурак, – Юра засмеялся, Валя пнула ногой фитбол и, не выдержав, бросила трубку. Потом она написала, что её разъединило.
Гнев прошёл по её жилам и сковал извилины. Остаток дня она жёстко строила своих клиентов, с металлом в голосе она выговаривала: ”Что значит не могу? Через не могу и ещё пять раз.” Валя муштровала подопечных с непривычной твёрдостью и чувствовала, как злость вот-вот сорвётся с поводка.
После работы она, чтоб хоть немного успокоиться немного поколотила грушу, а потом пошла собираться домой. В душе прям из-под носа какая-то пожилая дама унесла её полотенце. Валя пыталась её догнать, но поскользнулась на мокром полу и шлёпнулась на колени. От холода и боли, гнев снова завладел её сознанием. И в злобе она прошептала: ”Ну капец вам соседушки”.
Валентина ехала в поезде и про себя повторяла: ”Пожалуйста, никому не влепи”. В надежде выплеснуть желчную массу на соседей, она всю дорогу, как могла, старалась не растратить запал.
Вошёл пожилой музыкант и, встав подле неё, начал на расстроенной скрипке играть “жизнь в розовом цвете”. Его копилка с мелочью, привязанная к поясу, моталась возле Валиного носа.
– Вот сейчас я тебе скрипку на голову надену, мерзавец. И что ты скажешь – почти вслух сказала она. Она закрыла глаза, представила себя на залитом солнце луге и досчитала до десяти.
Двери вагона открылись, она вышла на пустую станцию и решительно двинулась к выходу. В венах пульсировала уверенность и мощь. До дома оставалось минут десять, улицы опустели, и каждый прохожий казался подозрительным. Валя со злорадным восторгом подумала о соседях. Сидят сейчас они и не знают о грядущей буре. Уж она будет кричать на них во всю мощь, пугать судом и жилищной комиссией. Вдоль аллеи гулял холодный ветер, старушка с цветами волокла тележку, гасли вывески магазинов. Через подворотни Вале идти напрямки, решимость играла в её крови, и она не шла, её несла уверенность.
– Сколько время, – в Валином боковом зрении промелькнуло серое пятно. – Чё не скажешь?
Пятно увеличилось и толкнула её в плечо. Грубая сила резко дёрнула за сумку, Валя вскрикнула, по коже головы прошёл ток и волосы чуть встали дыбом, вспухла вена на лбу. Силы волнами потянулись к конечностям и, не находя выхода, бурлили.
– Сейчас я его побью – прошептал внутренний голос.
Валя вцепилась в сумку, серое пятно не отставало, и сумка затрещала по шву.
– А ну отдай стерва – едва успел он сказать, как тут же взвизгнул и схватился за лицо. Валя била сильно, со знанием дела, рука корябалась о щетину и на рукав брызнула красная струйка. Она оттолкнула вопящее тело в серой куртке, и оно скатилось на мостовую, закинула сумку на плечо и двинулась к дому.
– Ты мне зуб выбила, дура. Я в суд подам!
Валя развернулась и сделала шаг к лежащему на мостовой, тот завопил: ”Помогите”. На бордюре стоял недопитый стаканчик кофе, в одно мгновение холодное содержимое вылилось на голову лежащего.
В тот день Валя вернулась домой полностью умиротворённой и спокойной. В подъезде она не могла вспомнить, откуда взялось коричневое пятно на рукаве, откуда дырка на сумке. Наскоро приготовив ужин, она легла спать, не умывшись, не поев. Последняя мысль в сонном сознании требовала всё же открыть глаза и провести беседу с мужем, дочерью. Но запал истратился, и теперь все доводы представлялись ей несущественными, а жизнь в целом, вполне приемлемой. Она повернулась на бок и обняла Юру.
– Завтра сайты посмотрю, что делать если соседи заливают, – муж поцеловал её в висок.
– Ага, – и она уснула.
Автор: Анастасия Балюлина
Источник: https://litclubbs.ru/articles/47140-pervaja-beda.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: