— Кого ты родила? — закричал муж сам не в себе. Женщину бросили в темницу. Чудовищного ребенка, рожденного в глухой деревне, бросили туда же.
В глуши, где солнце робко пробивалось сквозь густые кроны вековых деревьев, а ветер завывал, словно заплутавшая душа, затерялось богом забытое село. На самом его отшибе, на продуваемом всеми ветрами холме, ютилась одинокая хижина. В ней обитали супруги, чьи судьбы сплелись в тугой клубок из горя и отчаяния. Безрадостно проживали они там свои дни, омраченные горем — детей у них не было.
Женщина, по имени Агафья, с тоской и грустью смотрела на пустую колыбель, сделанную когда-то руками мужа. Сколько слез она пролила, моля о ребенке! Все попытки завести дитя оборачивались горьким разочарованием. Отчаявшись, она ступила на запретную тропу — тропу черной магии.
Дни и ночи напролет Агафья шептала заклятия, пила горькие отвары, вдыхая едкий дым. В ее глазах горел огонек безумной надежды. Взывая к темным силам, Агафья отыскала ритуал, обещавший исполнить заветное желание.
— Расти, расти, ребеночек! Расти большой и сильный! — с жадностью приговаривала она, гладя себя по животе и бормоча заклятия.
Муж Иван с беспокойством наблюдал за ее потугами. Он не верил в колдовство, вернее боялся его. Но что еще оставалось им? Безысходность грызла и его душу.
Но вот, чудо свершилось! Агафья забеременела. Радости их не было предела. Но с каждым днем происходило нечто странное: живот женщины рос, надуваясь словно мяч, а сама она усыхала, будто иссыхая изнутри.
День ото дня становясь все меньше, Агафья превратилась в тщедушную маленькую куклу, с огромным животом, похожим на бочку. Иван с ужасом смотрел на это жуткое подобие своей любимой.
— В тебе растет что-то зловещее, нечеловеческое! — кричал он. — Это дитя нельзя рожать!
Но Агафья, одержимая манией материнства, не желала его слушать. Она ждала своего ребенка, невзирая ни на что.
Когда начались схватки, Иван, объятый ужасом, запер жену в темнице. Крик роженицы был жутким, нечеловеческим. А потом… наступила тишина.
Иван долго не решался войти. Но когда вошел, он громко закричал:
— Кого ты родила, женщина? Сидеть вам всю жизнь здесь, в темнице!
Когда он вернулся в дом, из темницы он услышал страшный, гулкий голос:
— Выпустя меня, отец!
Иван вздрыгал раз за разом. То был не голос младенца, а рык зверя. Он больше не осмеливался туда войти.
Так он потерял свою жену, а вместо нее явилось на свет нечто ужасное, плод темной магии, рожденный в слезах и муках.
С тех пор тень ужаса поселилась на холме. Люди в селе обходили хижину стороной, шепотом пересказывая жуткую историю о проклятии и зловещем даре, полученном из тьмы.
Жизнь в селе изменилась. По ночам из хижины доносились жуткие стоны, а по округе стали бродить тени, от которых стыла кровь в жилах.
Однажды ночью Иван, не выдержав мук совести, решился на отчаянный шаг. Он пробрался в темницу, где запер своих близких. Сердце его колотилось, как птица в клетке, а по спине пробегал холодок.
В темном углу, скованное ржавыми цепями, лежало существо, не похожее ни на что человеческое. Огромные, бездонные глаза, как два черных провала, уставились на Ивана.
— Зачем ты меня создал? — прозвучал гулкий, нечеловеческий голос.
— Я... я просто хотел ребенка... — пробормотал Иван, еле сдерживая дрожь.
— Бог не зря не давал вам ребенка. А теперь вы создали монстра. Ты погубил жену, погубишь и себя, и все село, — прорычал монстр.
С этими словами нечеловечское существо рванулось на цепях, с грохотом волоча по полу ржавые звенья. Иван в ужасе отпрянул.
Цепи лопнули, словно нитки. Монстр, рыча и воя, кинулся на Ивана.
В последний момент Иван успел захлопнуть дверь и запереть ее на ключ.
Он бежал, не оглядываясь. Забаррикадировав дверь в своем доме, он всю ночь просидел в углу, дрожа от страха.
На рассвете он собрал вещи и покинул село. Иван скитался по свету, тщетно пытаясь обрести покой и забыть произошедшее. Он вспоминал о своей бедной жене Агафье, которая отдала жизнь ради монстра...
В конце концов, измученный и сломленный, он вернулся в село. Село опустело. Люди исчезли.
Хижина на холме была развалена. Иван сел на землю в ожидании, когда за ним вернется то, что он породил.