Аве, товарищи!
Уличная охота несколько поутихла. Случаются всплески, когда она усиливается, но это именно всплески и прежнего масштаба она сейчас уже не носит.
Вот и думай теперь: высовываться на улицу или нет. С одной стороны, тэцэкашники, начавшие было рядиться в гражданское, теперь этого, вроде не делают, но транспортные средства у них никто не отбирал и появиться они могут перед носом в любой момент.
От них можно убежать, а если их немного, то им, при желании, можно настучать, но здесь, как и всегда в подобных случаях уже как повезет. К тому же могут начать разыскивать, так что так себе вариант: убежать выгоднее.
В общественные заведения, как и прежде, заходить опасно. По логике вещей,на улицу высовываться всё же можно (если внимательно по сторонам смотреть, если в ногах не сомневаешься, если местность хорошо знаешь и если есть где побыть на случай, если у подъезда дежурство устроили, хотя в последнее время такого, к счастью, нет).
Но нужно понимать, что если постоянно на улицу выбираться, то можно кому-то примелькаться и тогда, хотя стукачество в нашей местности распространения и не получило, можно нарваться на идейного, который сообщит. Хорошо, если те, кому сообщат, не пожелают вылавливать единичного вухылянта, но всё же.
В общем, стало легче, но ситуация нестабильная.
- Причиной снижения уличной охоты считаю то, что мужчины просто стали намного лучше уклоняться и изловить их стало сложнее.
При этом те, кто остался, либо слишком стары, либо слишком молоды, либо непригодны, либо не питают к представителям власти должного пиетета и просто бессовестно не хотят идти прямо на тэцэкашников, как это было раньше, а то и вовсе начинают оказывать сопротивление, что делает процесс ловли каким-то некомфортным.
Получается, что для того, чтобы охота была эффективной, нужно формировать крупные группы, переодевать их в штатское, чтоб добычу не спугнуть, и разрабатывать более сложную стратегию лова, нежели ранняя и самая любимая (стоять и ждать). При этом количество добычи все равно будет ниже прежнего.
Судя по тому, что люди стали убегать и даже бить тэцэкашников, могу предположить, что психология оставшихся на воле мужчин изменилась и теперь это уже не просто мужчины, которых может, призовут, а может, не призовут и которые как бы не хотят, но как бы и не про бег, а осознанные уклонисты.
Поэтому, даже если такого и удастся остановить, то единственное продуктивное, что с ним можно сотворить – это сразу вязать, ибо если просто выдать ему бумажку, то он ей именно как бумажкой и воспользуется, что сделали уже очень многие наши знакомые, как и из ближнего круга, так и из дальнего.
Вероятно, именно в этом причина того, что на улицах ловить стали намного меньше.
Вторая причина, как мне кажется в той законодательной паузе, которая возникла на фоне висящего в воздухе нового закона про мобилизэ́.
Что будет после его принятия, предположить сложно. Но если пойдут по пути ужесточения мер, думаю, ставку сделают на призыв тех, кому 18–27. И тогда на улицах снова могут усилить ловлю, ибо пока что эта возрастная категория гуляет, ничего не опасаясь, хотя отдельные случаи, когда хватали и их, были. Обычно, правда их потом отпускали, но случалось, что и нет.
О детях
«Перевод с мовы детского мультика "95 ква.рта.ла":
"А за полем черноземным,
Средь ревучею реки,
Хата красивая, опушнянская восстает над горой.
Хата-мазанка, беленькая, сад вишневый рядом есть,
Эта идиллия тва/рям покоя не дает.
Все, что есть в вот этой хате — это для них сказочное дело:
Холодильник, телевизор, фен, микроволновая печь!
Ну а туалет прямо в хате ввергла тех тва/ррей в экстаз:
Друг друга спрашивали: что за чудо — унитаз?
И решили дикие звери эту хату захватить. Захотелось этим тва/ррям в сказке хоть чуть-чуть пожить."
Перевод: Юлия Витязева.
Невозможно поверить! Неужели и такой бред детям втюххи.ваютт?»
В 95-ом квартале можно творить всё, что угодно и пытаться скармливать детям что угодно. Если бы дети этим еще интересовались.
Если бы это спустили в образовательную систему, то еще что-то получилось бы, но это должно быть массированным и обязательным.
Причем должно быть БОЛЕЕ массированным, нежели, скажем, пропаганда советского времени, ибо сейчас любая пропаганда будет растворяться в гигантском объеме совершенно неполитизированной информации, в которой и плавает абсолютное большинство детей.
А пока что всё зависит от инициативы директора. Единой госпрограммы в этом плане нет. В каждой школе могут учудить практически что захотят. В нашей такого нет.
В большинстве школ, как я поняла, тоже, поскольку типичный директор, может не любить медведей, сколько ему возжелается, но на своей работе он думает обычно как типичный представитель своей профессии: о том, как уменьшить себе объем проблем и работы и как повысить доход и (возможно) статус.
Если подобная пропаганда не вменяется в обязанность и не дает никаких выгод, ее проще проигнорировать хотя бы ради того, чтобы уменьшить себе работы.
Статус же несравнимо проще повысить, скажем, положив во дворе новую плитку или повесив в школе очередной телевизор, организовав уголок сидячего отдыха от сидячего обучения.
А подобные мультики… Вот диван с телевизором одобрят почти все родители и ученики, да и от учителей нареканий не будет. Разворовать что-нибудь под это дело, опять же, можно будет. Соответственно, можно будет кому-то что-то отстегнуть, что перспективно.
А что даст натсыоналестичесгий напор? Ведь пусть не все, но очень многие понимают, что такого уж единства мнений в обществе нет.
И очень многие понимают и то, что ситуация может сложиться всяко. И тогда, возможно, придется работать при новой власти. Поэтому лучше делать только то, к чему обязывают: сказано наделать рисунков для вэсэушников – вот рисунков и наделают.
Частная же инициатива, как это было всегда, наказуема.
Админ – он и в Африке админ: без солидной выгоды ему лишние проблемы не нужны.
Посему большая часть подобного шлака проходит мимо школ. В этом плане болотная сущность бюрократической машины работает во благо.
Власти же, похоже, тоже не заинтересованы в том, чтобы массированно внедрять русофобию в образовательную систему.
Во-первых, это стоит денег, во-вторых – нескоро принесет плоды, а в третьих, когда принесет, они будут не нужны, ибо уже Опушки не будет, во всяком случае, той Опушки, которую могли бы доить нынешние власти. Проблемы же последующих дояров нынешних волнуют не в первую очередь.
2
«Это еще линия ф.р.о.н.т.а не подобралась близко. Вот какие реакции были бы? Интересно.»
Мне это и самой интересно. Что-то внятное предположить не могу.
Могу только судить по тем, кто оттуда уехал, но они очень неоднородны. Первая волна была противной: истерики, хамство, претензии на незнамо что и пр.
Последующие оказались значительно лучше.
Я это объясняю разными причинами: в первую волну беженцев вошли те же, кто из более спокойных мест тоже убежали, но в Эуропу, где и размахивали трусами и прочим, о чем помнят все. Просто одни истерили в Эуропах, а другие у нас, рассчитывая, что с ними будут носиться, как с яйцом.
Более уравновешенная публика своих мест не покидала, и только когда стало ясно, что от дома все равно ничего не останется, так путь уж лучше не останется только от дома, чем и от дома и от его обитателей, уехала подальше. Эти намного разумнее, и в целом люди, как люди. Точно такие же уехали в Эуропы значительно позже: понимая, что здесь нормальной жизни еще долго не будет, а возможно не будет десятилетия, просто и без истерик эмигрировали.
Те, кто уехал от приближающейся «линии», рассказывали разное, но даже относительно эмоциональные люди говорили просто о разрушениях, иногда о ги.б.ели кого-то из родственников/знакомых, но не шибко эмоционально и без каких-то смыслов. Самих секачей и бронемишек почти не вспоминали.
Прочие тоже в центр внимания их не ставили: им важнее было наладить внятную жизнь на новом месте, а не анализом во.е.нно-политической ситуации заниматься.
Типичные рассказы были выдержаны в следующем духе:
«Да бегали там всякие, стр.ел.яли. И не сразу разберешь, кто это. То там вз.р.ыв, то там.»
Вот и всё. Т. е., чем ближе грубая реальность, тем сильнее констатации вытесняли интерпретации.
Подозреваю, что, если бы «линия» подобралась ближе, часть местных убралась бы подальше, а наиболее стойкие тоже сменили бы трактовки на констатации или хотя-бы молчание.
Но это не точно.
3
«Всегда удивлялась, почему Залушу на Опушке так возносят. Ничего толкового не сделал».
Сейчас мне причины такого отношения к нему становятся все яснее.
Что бы там ни говорили местные о своей нэзламности и готовности «до последнего, до последней капли в всё в таком духе», на самом деле, когда на Опуню вторглись медвежьи войска, все ой как крепко перепужались. Исключение составляли лишь те, кто изначально был за Халдолесье.
Но когда не случилось того, что люди себе нафантизаровали, объяснено это было не тем, что фантации были ложными, а тем, что кто-то крутой и могучий смог не допустить самого страшного. В таковые были назначены обобщенные «гэрои витчызны» и конкретно Залуша и Бонэвтик.
Поначалу его пиарили наряду с Елей, как своего рода утилизатора медвежьих сил. Других у нас не было и даже когда осенью 22-го Сырой организовал успешный контрнаступ, когда были отвоеваны приличные территории, это приписали тогда почти исключительно Залуше, хотя последний и не скрывал, что это была идея Сырого.
Но примерно к тому же времени стали шириться слухи о жуткой коррупции, которая пронизывает систему, и которая существует не вопреки героическому Еле, но крепнет и ширится именно благодаря ему .
Рейтинг Ели стал уверенно падать, и как раз к этому времени стали появляться разногласия между Залушей и Елей. Это включило механизм, который у нас всегда работал: все, кто против плохих – хорошие.
В результате рейтинг Залуши стал расти на антирейтинге Ели. Соответственно, рейтинг Сырого стал падать вместе с рейтингом Ели, ибо Сырой ему не перечил.
Т. е. какие-то реальные достижения в этом вопросе вторичны: важнее сам сценический образ.
К тому же у нас очень любят мордоворотов, почему-то веря, что за мордой, размером с добря́чу тыкву, должен скрываться решительный и сильный характер, обладатель которого придет, словно былинный герой, и, бахнув кулаком по столу, наведет вожделенный порядок.
Именно на этой волне народ, разочаровавшись в Юще, стал голосовать на Янека, ибо верили в то, что он именно придет и кулаком бахнет. Изначально его терпеть не могли, но потом полюбили за размер и за то, что он был против того, в ком разочаровались.
Это смешно, но народ не отдает себе отчета в том, что за мечтой о том, кто «придёт и бахнет» стоит та же самая мечта о сильной власти, которая характерна для медведей, и которой у нас якобы нет.
Смех! Да еще как она у нас есть, еще как! Все только и мечтают о том, чтобы к власти пришел не очередной каст.риро.ван.ный «либер», а кто-то очень крутой, кто не стал бы церемониться с теми, кто все эти годы видел в стране дойную корову.
Еще смешнее, что Яна у нас многие видели «новым Стал.и.ным». Такой вот у нас «не приемлющий авторитаризма народ».
И в Залуше люди видят именно такую вот богатырскую морду с пудовым кулаком, которая однажды наведет порядок.
Так что все просто. Еле, чтобы обрушить его рейтинг, нужно было бы взяться наводить хотя бы формальный порядок в армии и вытащить на свет именно армейскую коррупцию, к которой Залуша никак не может не иметь отношения. Это было бы куда эффективнее, чем просто сваливать на него потерю ибн-Авдея.
Но, видимо, работают и более простые методы или же там схема посложнее.
Так что это герой из числа тех, чей героизм кроется по большей части в корнях народной психологии, а не в собственных действиях.
4
«Я такая же. Не умею показывать всем глубинные чувства. Думала, что это характерно, в основном, для очень северных народов…»
В среднем это так: холода эмоциональности не способствуют. Правда, мы (восточные славяне) не особо-то и северные. Мы, скорее привыкли считать себя чуть ли не арктоидами, хотя на самом деле вполне себе умеренноширотный народ.
Для реальных северян мы все южане. Как говаривал Крокодил, в его родных краях магаданцев воспринимали, как выходцев с юга.
Но даже если не обращать на это внимание, то в этом правиле обнаружится изрядное количество исключений.
Много читала о безэмоциональности и выраженном стоицизме значительной части не видевших снега южноамериканских индейцев. Да и североамериканских в этом обвиняли не раз и не два.
На Кавказе живут народы как с выраженной эмоциональностью, так и крайне сдержанные. У кочевых народов, даже если они с юга, обычно тоже с экспрессией негусто. Хорошо известен железный характер и уравновешенность ряда североафриканских народов.
Вероятно, суровые условия жизни (или относительно недавнее суровое прошлое, еще не стершееся из народной памяти) оказывают бо́льшее влияние, нежели климат.
Да и сейчас, наблюдая за молодежью, я вижу, насколько меняется характер вместе с изменениями степени комфортности быта. Конечно, глобальное потепление никто не отменял, но современные молодые, особенно девушки, склонны источать эмоции при малейшем раздражителе, чего нельзя было сказать даже об их бабушках, не говоря о прабабушках.
При этом должна отметить, что эмоциональность эмоциональности рознь.
У некоторых народов за многие века сформировалась целая культура появления чувств.
У нас же таковой пока не видно и доминирует вульгарная эмоциональность, когда этот процесс совершенно неуправляем и, соответственно, отличается очень низкой продуктивностью.
...
На этом остановлюсь.
До встречи!