В Русском государстве XVI-XVII веков попавших в плен соотечественников не считали изменниками и трусами, к ним относились как к героям, так как в неволе они «мучали живот свой» и испытывали «полонское терпенье». Старались поддерживать не только попавших в неволю, но и их семьи. При любой возможности власти прилагали все усилия для обмена или выкупа русских попавших в плен, а сами полоняники всегда старались бежать и вернуться на Русь.
Самым известным способом получить своих обратно был обмен. В 1614 году в окрестностях Новгорода произошел бой между «немецкими людьми» и русским отрядом. Немцев побили, а тело погибшего капитана Банера русские воины забрали с собой. Противник предложил обменять тело убитого офицера на пленных казаков. Число меняемых казаков должны были определить на месте. Обмен состоялся исходя из главного критерия, «прибыльней и лучше».
В том же 1614 году в Пскове состоялся еще один интересный «размен». Тридцать пленных «немцев» поменяли на сто русских людей. Показательно то, что в число меняемых вошли не только воины, но и жены, матери, дети бойцов, которые не были в плену, но оказались на захваченных иноземцами землях.
Еще одним распространённым способом вернуть пленных на родину был выкуп. Выкупали не только «статусных» невольников: князей, бояр и воевод, но и простых людей. Интересную историю рассказал в своей автобиографии русский дипломат Василий Даудов. В 1675 году Василий Александрович во главе большого посольства, с богатыми дарами и подарками, был послан в Хиву и Бухару. Перед Даудовым стояла задача не только укрепить связи с правителями среднеазиатских государств, но и выкупить русских рабов.
Миссия удалась, 63 русских пленных Даудов выкупил. На обратном пути, дипломатический «караван» из русских пленников, купцов и посланников бухарского и хивинского хана, сделал остановку в Гурьев-городке. Спустя два дня, город взяли воровские казаки атамана Василия Касимова: «ограбили всех без остатка, а иных иноземцев и до смерти расстреляли».
Василия Даудова «отдали за казачий караул» и думали, чтоб его, «потерять», то есть казнить. И тут за посланника вступились бывшие пленные: «И пленный поп Афанасий Иванов с товарищи с пленными людьми собралися все и били челом им ворам и изменникам горькими слезами многажды и просили о нем посланнике, чтобы они воры его Василия не казнили».
Казаки решили собрать круг и «ему попу Афанасью они воры велели в круг прийти на другой день». Выступление отца Афанасия перед казаками было очень убедительным, «и казаки-де придумали его Василья Даудова свободить от смерти для ради вашего прошения». Ограбленный до нитки, но с 55 пленниками (восемь умерло в дороге) Даудов в октябре 1678 прибыл в Москву.
И, конечно же, из плена бежали. Бежали по отдельности и группами. Калужский стрелец Иван Мошкин, будучи захваченным в плен и проданный на турецкие галеры, поднял бунт и захватил корабль. Завладев кораблем, Мошкин с товарищами взяли курс на запад — во владения христианских государей.
Спустя неделю они прибыли в Мессину на Сицилии, находившуюся тогда под властью испанцев. По пути, захватили еще одно небольшое турецкое судно. Испанцы были восхищены подвигом пленников, предложили им остаться и перейти на службу к королю. Иван Мошкин отказался и спустя год вернулся на Родину.
Государь "за полонское нужное многое терпенье и за раны, велел приверстать его в свою государеву службу «к донским и к яицким кормовым казаком». Теперь уже не стрелец, а казак "Иван Семенов сын Каторжной" продолжил свою службу в России.
Не простым получилось возращение домой у Максима Немого. Во время отражения очередного татарского набега, он был взят в плен вместе с другим казаком Афанасием Стрельцовым. По дороге Максим бежал и вернулся в Волуйск.
Через год из плена возвращается его товарищ Афанасий Стрельцов и обвиняет Немого в том, что «подводил татар под Валуйку, и за то де татары его из плена отпустили». Обвинение серьезное. Максима берут под стражу и сажают в тюрьму. В тюрьме, бывший пленник, заявляет, что его оклеветали «по недружбе». У Максима Немого была старая тяжба с отцом Афанасия Стрельцова за рыбную ловлю.
Началось следствие, нашего сидельца дважды пытали, но Максим стоял на своем: татар не наводил, из плена бежал, а оклеветан из-за старых ссор. Провели очную ставку и опросили свидетелей. Свидетели подтвердили, что: «у Максимка Немого с Афонькиным отцом и с ним, с Афонькою, за рыбную ловлю и за пчелы недружба была». Разобрались, Максима отпустили под «крепкую поруку». Боевые товарищи за него поручились: «а наши поручиковы головы в его голову места».
Фантастическая история произошла с Василием Полозовым. Молодым воином, «новиком» он попал в плен к крымским татарам. Спустя полтора года, его подарили турецкому султану, где Василий двенадцать лет «ходил в шатрех». За отказ «обусарманитъся» был приговорен к смертной казни, но заступничество великого визиря спасло невольника. Казнь заменили каторгой, то есть галерами. Прикованный к веслу, Василий дал обет, что в случае освобождения из неволи, он посетит святые места. Случай пришлось ждать девять лет.
Во время кораблекрушения «каторгу» разбило, большинство невольников утонуло. Василий спасся: « к которому бревну был прикован, и на том бревне меня прибило волной к берегу». Оказавшись на свободе, Полозов отправился по обету странствовать по святым местам. Переодетый турком, он, побывал в Святой Земле и в Египте. Сложным оказалось, и возвращение домой, куда Полозов отправился сначала с купцом, а затем с московскими послами, вывезшими его к Тереку.
Все свои мытарства невольник изложил в челобитной на имя царя Федора Алексеевича. На московских дьяков приключения Василия произвели большое впечатление. Его челобитную переписали, размножили и распространили. Челобитная стала жить своей жизнью, обрастая легендарными подробностями и новыми фактами, и превратилась в литературное произведение.
Михалон Литвин — посол великого княжества Литовского в Крымском ханстве, писатель XVI века, рассказывая о невольниках из разных стран и особой симпатии к московитам не испытывающий, отмечал: «Продают их с аукциона десятками под руководством оценщика, который громко выкрикиваете похвалы: что это рабы новые, еще не испорченные, не хитрые, из земли королевской, а не московской (ибо московское племя, как лживое и коварное, низко ценится на невольничьем рынке)».
Видимо, «лживость» и «коварство» московитов, в отличие от литовцев и поляков, заключалось в том, что в неволе наши предки быть долго не собирались и прилагали все усилия для скорейшего освобождения. И часто им это удавалось.