Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
— Ну что? Кто со мной донки расставлять? — спрашиваю я друзей.
— Да как-то лениво… Я лучше спиннинг покидаю, — зевает Зайка.
— Я тоже, лучше хариуса возьму. Что там эти «якуты»! Они же трупаками питаются. Сначала они набивают брюхо утонувшими Гешей-фарцовщиком или Саней Мацюком, а потом ты их жрёшь. Получается, что ты трупоед!
— Кришна.. Какой ты редиска! Ну вот всё опоганишь. Печень буду жарить — даже не думай просить.
Парни идут на плёс со спиннингами, а я перекидываю через плечо сумку от противогаза, где у меня с десяток донок на налима («якута», как у нас их в шутку называют).
Но упаси вас Бог назвать налима якутом в присутствии настоящего якута! В прошлом году один шахтёр на сенокосе обмолвился неосторожно насчёт налима, назвав его якутом в присутствии двух оленеводов. Так те выхватили ножи, которые они традиционно носят на поясе сзади, прямо на спине. Мужики из бригады, посланной с шахты на сенокос, едва утихомирили обиженных аборигенов. Если бы не они, пропал бы бедолага «без вести». И косточек не нашли бы вовек. У нас много раз люди в тайге пропадали бесследно. И поди разбери, сами сгинули или кто «помог»...
Мой путь лежит вдоль берега Аян-Юряха, по извилистой тропке, натоптанной рыбаками в дремучих зарослях речной смородины и шиповника, перевитых зарослями диких лиан с пахучими цветками. Время от времени встречаются глубокие омуты, где под корягами и в гротах прячутся налимы. На каждой такой яме я разматываю с дощечки толстую леску с грузилом из свинца, отлитого в столовой ложке из нержавейки, и с мощным крючком на конце. Привязываю дощечку к колышку, торчащему из земли, оставленному кем-то до меня, или за конец какой-нибудь толстой крепкой ветки. Насаживаю на крючок гольяна, нанизывая его через хвост вдоль хребта к голове, и забрасываю на дно.
Когда сумка со снастями пустеет, возвращаюсь тем же путём назад и попутно проверяю расставленные донки. В этот раз удача на моей стороне. Сначала одну донку с трудом вытягиваю из-под коряги, куда затянул её попавшийся на наживку крупный налим. Потом из глубокого грота, уходящего под водой далеко от реки под берег, извлекаю второго красавца. Возвращаюсь к костру с четырьмя великолепными экземплярами пятнистых, склизких, похожих на змей рыбин семейства тресковых.
Парни без энтузиазма кидают спиннинги. Ясно, что с хариусом у нас сегодня не ладится.
Раздуваю затухший очаг. Белый пепел летит облаком во все стороны, оседая на всё вокруг: на одежду, развешенную по завалу, рюкзаки, и покрывает, словно снегом, речную гальку. Вскоре языки пламени, весело гудя, пожирают сухие, выбеленные водой и солнцем сучья плавника, подброшенные в очаг. Горько-сладкий дым обжигает ноздри и горло, но мне так нравится вкус дыма от костра, что я физически ощущаю его, как нечто мягкое, упругое и немного колючее. Вся одежда на мне пропитана этим хвойно-перцовым таёжным духом и не выветрится даже к зиме, когда я достану из-под дивана свой рюкзак для охоты.
Сон одолевает. Глаза закрываются сами собой, но я решил, что ни за что не позволю себе сломаться. Буду, как Валерий Денисович, терпеть до упора. Когда чифир-бак на огне закипает, слышу радостные возгласы друзей. Ага… Значит, рыбалка пошла… Выпиваю лошадиную дозу крепчайшего обжигающего кофе и беру свой спиннинг.
Классный. Алюминиевый, разборный, с винтовой муфтой и пластиковой рукояткой, обмотанной мягкой замшевой лентой. С ленинградской катушкой, которая не наматывает «бороду» даже в руках самого отчаянного «чечако». Иду к друзьям и присоединяюсь к славному действу. Правда, на этот раз мне не фартит.
Парни таскают одного за другим хариусов, по полкило каждый, с глубины, где сильное течение, а я вытащил одного «живодрыстика», и всё. Дальше как обрезало. Не идёт ко мне хариус, хоть тресни. Или спать сильно хочу?
Как бы то ни было, мои налимы в куче с наловленными Кришной и Зайкой хариусами уже зримо составляют вполне приличный улов по несколько кило на душу. Выпотрошенную рыбу пересыпаем солью и укладываем в каны.
Пока парни готовят обед, я снова бегу по тропинке проверять донки. Ещё четыре хорошеньких налима. Приятно тянуть со дна леску и чувствовать, как она впивается в ладони под тяжестью упирающейся в воде рыбы. Не так азартно, как вываживать на каменистый берег бьющегося хариуса, зато надёжно. Почти никогда без рыбы не останешься.
По возвращении меня уже ожидает ароматный борщ, сваренный из готового консервированного полуфабриката и говяжьей тушёнки. Потом опять кофе литрами, и уже за неторопливым разговором слышим приближающийся треск мотоцикла. На косе появляется ездок на красной «Макаке», а за ним — второй, на мопеде «Рига-22». С удивлением узнаём в них наших друзей, Баклана и Длинного.
— Геныч! Ты чё на «турындыке»? А «За́пор» батя больше не даёт?
— Да-а-а-а… Коробку перебрал, поехал, как на новом. Такой кайфунчик словил, что про машину и забыл как-то. Захотелось на мопеде прокатиться.
— За Бакланом угнался, что ль?
— Как видишь. Машина — зверь! Конь-огонь! Так, на подъёмах отставал маненько, но потом догонял покуда. Вишь, вместе приехали.
— Дай прокатиться!
— Сурукай. Может, тоже кайфанёшь.
— Конечно, кайфану! Мы, блин, спецом договорились на автобусе ехать, потому что если своим ходом, то рыбалка уже не получается — всё превращается в сплошной мотокросс. Так нет же, мотоциклы всё равно нас настигают! Э-э-э-эх, мать моя женщина!!!
Зайка садится на мопед, дёргает рычаг кикстартера и лихо стартует по песчаной дороге вверх, на трассу. Через несколько минут возвращается и начинает нарезать «восьмёрки» по галечному пляжу, разбрызгивая по сторонам мелкие камни и песок из-под заднего колеса. Баклан тем временем деловито потрошит налимов, извлекая из каждого крупную жирную печень, морщась при этом и неодобрительно поглядывая на фортели Андрюхи.