Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
А Длинный, сидя на низком пеньке, широко разведя в стороны тощие ноги, согнутые в коленях и напоминающие лапки кузнечика, ковыряется в костре прутиком и рассказывает, как вчера весь вечер угорали: Федин батя поведал, как его «горе луковое» в институт поступало.
Грит, повёз оболтуса вместе с его закадычным корешом Вованом в вуз поступать. Ну, а куда? Конечно, в Омск. Там родня, есть кому подмочь, если чего, да и присмотреть, на крайняк.
Как в город из аэропорта приехали — сразу в приёмную комиссию. Документы сдали, и по домам. Володька — по направлению в институтскую общагу, где для абитуриентов на лето комнаты освободили, а Федя с отцом к родне нагрянули. На следующий день — консультации, то да сё, в общем, подготовка к экзаменам началась. После обеда снова: Вовка — в общагу, а Федька с отцом — к родне, да по пути зашли в парикмахерскую. Федькин батя шибко старался, чтоб сын на экзамене бичом не выглядел.
Федя первым постригся, и на улицу. А отец сразу за ним — в кресло к мастеру. Ну, тоже за компанию подровняться. А парикмахерская — на первом этаже, и стена на улицу — от потолка до пола стеклянная. Прохожим с тротуара весь зал, как в аквариуме, виден. Ну, и клиенты всё видят, что на улице происходит. Федин батя сидит так себе, балдеет, как его тёлочка молодая стрижёт, и вдруг видит: сынок-то его на улице, за стеклом, какого-то интеллигента в очках за шкворняк держит одной рукой, а другой со всей дури грудак ему пробивает.
Федин отец подпрыгнул в кресле, мастерицу как швырнёт от себя, та — кувырком и на колени к клиенту в кресле у соседнего мастера. «Убивают!» — визжит на всю ивановскую. А Фёдор Фёдорович (у них же в семье всегда первого сына Фёдором называют, потому в каждом поколении есть по одному Фёдору Фёдоровичу) забыл, что простыня на его шее шнурком привязана. Вылетает на улицу и давай сына оттаскивать от товарища в очках и шляпе:
— Ты чё творишь, придурок?!
— А придурок-то чей сын, батя? — ехидно так отвечает Федька. — Этот козёл докопался, что я, мол, чинариком в урну не попал, дак ещё прибавил, типа, понаехало тут дикарей всяких, нет житья от оленеводов и шахтёров.
— И-и-и-х!… Чё, так и сказал?! Шахтёров?!!!
— Вот прямо так и сказал, бать…
— Эй ты! Очкарик! Ты, ты, бля, жертва аборта. Что ты там против шахтёров имеешь? Ты, козлиная борода, на кого батон крошишь! А ну-у-у ид-и-и-и сюда… Стой! Стой, сучара! Эх… Повезло на этот раз профессору. Автобус не вовремя подоспел. Так бы я его…
— Ладно, пап, я и сам его… Проучил.
А на следующий вечер Федька с отцом и Вованом решили в городском парке отдохнуть. Надыбали «Мутный глаз», там «Жигулёвское» в розлив подают. Ну, за кружкой пенного Вовка поведал, как в обеденный перерыв одному интеллигенту по шеям накостылял. Вот его история:
— Пошли мы в обед с пацанами с нашего потока в столовку, недалеко от институтской общаги. Так, обычная тошниловка, но всё дёшево. На рубль — от пуза наесться можно. Взяли по гороховому супу, макароны с котлетой и подливой и по компоту из сухофруктов с ватрушкой. Стоим за столиком втроём, кушаем. Вдруг в стеклянные двери протискивается жирдяй. Стра-а-а-шный, как моя жизнь.
В свитере, плаще (в такую-то жару), в шляпе, как у Чарли Чаплина, а на руках — вязаные перчатки без пальцев. Башка треугольная, лоб совсем маленький, а щёки до груди свисают, как у собак этих… Ну, порода такая есть, щёки свисают. В общем, подходит этот чувак к первому от входа столику, а там девки вдвоём с одного подноса что-то «клевали». И говорит:
— А вы это доедать будете?
Те растерялись:
— Нет, — говорят.
И тут началось. Глаза бешеные кровью налились, круглые такие, безумные, и как начал он обеими граблями немытыми из тарелок всё хватать и в рот запихивать! Мы просто в осадок выпали с пацанами. Стоим, ржём. Чё… Сумасшедший, ясно стало. А эта бесформенная куча к нам ковыляет.
— Товарищи, — говорит, — а вы это доедать будете?
Я говорю:
— Нет, кушай, не обляпайся!
И тот давай наяривать Всё, что мы съесть не успели, в мгновенье ока сожрал, только брызги по сторонам!
Игорян мне говорит:
— Ополоумел, чё ль? А мы теперь голодные будем?
— Ладно, — говорю, — остынь, сейчас ещё возьмём чё почуфанить. Угощаю.
В общем, поржали мы, и пошёл я со своим подносом в очередь за новыми порциями макарон с подливой и котлетами. Встал на раздачу, взял три тарелки с жоревом, к кассе уже вплотную подхожу. Вдруг дрищ с козлиной бородкой в шляпе и очках вперёд меня лезет:
— Мне только булочку за семь копеек!
Я его за пижмак со спины беру одной рукой, и одним движением — вон из очереди.
— Как вы смеете! На вас управы нет! Я заслуженный человек!
— А я Володя Колюхин. Дальше чё?
— Я доктор технических наук!
— Да хыть доктор Хайдер! Гы-гы-гы-ы-ы…
— Никакого уважения к возрасту и заслугам! На Колыму вас всех надо, преступники!
— Дядя! Я и так с Колымы. Вижу, у тебя фонарь свежий на роже. Тебе симметрию навести?
— Да как ты смеешь, молокосос!
Ну… Вы меня знаете. Я терпелив, но не без меры. Короче, рубанул я ему по кумполу подносом плашмя, только макароны с котлетами вперемешку с осколками фаянса по кафелю разлетелись и на полях смятой шляпы повисли. Я поднос-то на прилавок положил и обеими руками за поля шляпы взялся. Да так потянул вниз, что те оборвались, и кольцо из сетчатого материала оказалось на шее, как испанский воротник, а на башке — шапочка, как у туров. Народ в очереди ухохатался!
Дальше Федин батя продолжает:
— Слушаем мы Вовку, с сыном переглядываемся, улыбки прячем, а потом не сдержались, и ну давай хохотать на всю «стекляшку». Аж мужики во всём зале примолкли, на нас, как на психов, смотрят. А мы впокатку! Вовка тоже ржёт вместе с нами, думает, нас его рассказ насмешил, а нам оттого ещё смешнее, и мы всё пуще заливаемся. Вован уже не ржёт, смотрит на нас, как на чумных, тока глазами хлопает.
На улице уже рассказали ему, как в большом городе они с другом в один день в разных местах одному и тому же хмырю мозги вправили. Правда, позднее нам стало не до смеха.
Приходят мои пацаны на заключительное собрание перед первым экзаменом, перед сочинением. Садятся за одну парту, и входят профессора… Немая сцена. Тот дрищ, которого они накануне отмутузили, у них главный, оказывается. Председатель приёмной комиссии! Ну, и всё. Как только он увидел наших вдвоём, за одним столом, налился кровью, и рожа скукожилась, как сушёная вишня. В общем, вылетели они из Политехнического, не успев в него поступить. Интеллигент прямо сказал, что в милицию обращаться не станет, но сделает всё, чтоб обеспечить ребятам службу в Афгане вместо студенческой скамьи. А что сделаешь! Жизнь — такая штука. Иной раз удивительнее кина случается.
Ничего! В «политех» не поступили, но оно и к лучшему. Зато с первого сентября пойдут учиться аж в автодорожный. СибАДИ! О как! Не было бы счастья, да несчастье помогло.