Найти тему
Белая Медведица

Исповедь изгоя

Эта запись не является рассказом. Это реальность.

Все совпадения - не случайны. Я буду называть людей их настоящими именами. Безымянными останутся только учителя, из уважения к их профессии. Впрочем, хоть героям и будут даны имена, обойдемся без фамилий. Так как пост написан не с целью сплетен, а с целью высказаться. Потому что молчать и терпеть - это плохая стратегия. Больше я так не делаю.

Кажется, пришло время рассказать о моём опыте буллинга.

Для тех, кто не в теме, буллинг - это агрессивное преследование и издевательство над одним из членов коллектива со стороны другого, но также часто группы лиц. Проще говоря, травля. Пожалуй, уж это слово точно знакомо всем.

Итак, если вы у меня в друзьях, я имею в виду, в реальных друзьях, то наверняка вы в курсе, что в юности я подверглась травле. Однако, подробно я об этом не рассказывала никому. Ниже объясню почему, а пока - к подробностям.

Каким я была ребёнком? Обычным. Любила общаться, но спокойно могла играть и одна. Мне не было скучно с собой наедине. Но всех, с кем я играла - считала друзьями. Так думают все дети. И только вырастая, мы начинаем понимать цену настоящей дружбы.

У меня, как и у многих девочек, были "лучшие" подруги. Надя - потому что мы жили близко друг к другу и могли вместе ходить домой. И Юля - потому что она была красивая и весёлая, и с ней хотел дружить весь класс. Я помню, как во втором классе, мы шли втроём из школы и говорили о любви. Кто-то из нас спросил, кого мы любим. "Петю!" - сказала одна. "Петю!" Ответила другая. "Петю!" - сказала третья. И нам было весело и радостно, от осознания, что мы едины, что мы все заодно.

Любить Петю - это было правильно. Ведь он был начитанным, вежливым и красивым мальчиком. Но главное - его любили все. А быть как все для ребёнка очень важно, это позволяет ему равняться на свое "племя" и расти человеком. Адекватным, социальным человеком.

И мы росли. Мы менялись. Становились подростками. Иерархия класса менялась. Если раньше «наверху» были отличники и хорошисты, то в седьмом классе всё больше внимания привлекали ребята с чертами лидеров. Или девочки с развитой фигурой.

В самые непревзойдённые лидеры выбилась Аня. Я смотрела на неё и удивлялась: какая она уверенная! Вот иной раз говорит чушь, ну ведь полную же чушь! А её все слушают. Не понимают разве, что это чушь? Но вот я понимаю же, и всё равно слушаю… Это меня очень удивляло.

Наблюдая за Аней, я впервые осознала, что внешность человека - дело десятое. Можно быть сколь угодно красивым, но если ты не достаточно волевой и харизматичный человек, большинство людей не заметят твоей красоты. И наоборот. Если ты уверен в себе и демонстрируешь силу, твою внешность начнут считать привлекательной. Люди льнут к сильным людям, хотят быть в их "стае". Наверное, так им кажется, что они под защитой.

Что-то нехорошее начиналось уже тогда. Иногда мы с Аней вступали в короткие перепалки. Она побеждала. Но я никогда не сдавалась. Потому что Аня хоть была сильной и красивой, но слишком уж часто говорила полную чушь и пыталась внушить всем свои "истины". И всё-таки, на память от неё мне досталась замечательная хамская фразочка: "И что теперь? Повеситься и не жить?!" На культурный язык это переводится так: даже если вышло что-то не по-твоему, это не повод опускать руки. Ничего не смертельно, кроме смерти. Пока ты живёшь, ты всегда можешь что-то изменить.

В тот период времени мы почти перестали общаться с Юлей. Честно говоря, не знаю почему. Скорее всего, просто класс разделился на микро-группки по проживанию и интересам.

Я всё больше общалась с Надей. Хотя это, как и всегда, было её инициативой. Иногда она мне надоедала. Но все-таки у нас было много общего - мы обе интересовались учёбой, обе полюбили молодую учительницу, пришедшую в наш класс, и просто преследовали её.

И откуда снова взялся в моей голове Петя? Возраст двенадцати лет – тот возраст, когда просыпаются гормоны. Возможно, всё дело в них.

Всё чаще я смотрела на Петю, слушала его ответы у доски… Наверное, я чем-то выдала свой интерес к нему, потому что моя подруга Надя просто-таки сводила меня с ума допросами! Припирала к стенке и требовала дать ответ: кто, ну кто мне нравится из мальчиков?! Не понятно почему, я отказывалась отвечать. Скорее всего, это уже пришёл возраст личного пространства и секретов. Видимо в душе я чувствовала, что на самом деле, Надя не близкий мне человек и нечего перед ней раскрывать душу.

Тем не менее, Надя могла и сама догадаться. Наверняка я слишком часто смотрела на этого мальчика, наверняка, в наших редких диалогах можно было что-то уловить. По крайней мере, тому, кто знал меня с трёх лет.

И вот однажды, Надя с гордостью сообщила мне, что влюбилась. И, без всякого моего вопроса, заявил, что это - Петя.

Нам было по двенадцать. Детство кончилось, и любить одного мальчика было уже нельзя. В моей голове появилась некая истина: если две девочки любят одного мальчика, то он принадлежит той, которая первой заявила на него свои права. Мнение мальчика при этом не учитывается (ну, естественно…).

Я ощущала тотальную несправедливость - первой Петю полюбила я, а достанется он Наде! Но не смела ничего сказать против. Сама виновата – не заявила на него первая! Подозреваю, что правило «кто первый – тому и достанется» было изобретено именно после признания моей подруги. Ею же.

Я хотела быть хорошей. Я даже носила Пете любовные записки от Нади, чтобы она не скомпрометировала себя (зато скомпрометировала меня, ведь все видели, что я передаю ему записки).

Я страдала так, как может страдать только ребёнок, впервые столкнувшийся с любовными муками. Но решила терпеть до конца. Однако, просто решить и действительно терпеть - это разные вещи.

Как сейчас помню, школьный вечер, вечеринка исключительно для нашего класса, в честь 8 марта 1999 года. Мы, девочки, пришли туда как на первый бал. Огромные ожидания - быть увиденной, быть замеченной, почувствовать себя не ребёнком, а девушкой. В начале вечера нас собрала Аня и строго-настрого наказала, чтобы мы не приглашали мальчиков на медленный танец - пусть приглашают они! Авторитет Ани был очень силён. Мы, все, как одна, подчинились.

Но мальчики нас не приглашали. То ли они решили, в честь восьмого марта уступить это право девочкам, то ли в принципе им это было неинтересно. Вечер проходил ужасно. Мальчики стояли у стен, девочки злились. Бала не получалось.

Я много смотрела на Петю. Мне казалось, я с ним прощаюсь. Я была уверена, что он прочел все записки Нади и просто постеснялся или не успел ответить. Он обязательно будет теперь с ней (ну, логично же, она же так решила, при том первая). Петя однако стоял не с Надей, а один. И хоть я и решила не мешать подруге, но в этот момент мне захотелось просто потанцевать с ним, просто прикоснуться. Неужели, я не имею права даже на такую малость? Решив, что имею, и что мне плевать на приказ Ани, я пошла к Пете.

Пока я шла, я смотрела только на него, поэтому не заметила, как с другой стороны класса к нему шла Надя. Встретились мы только перед ним. Мне показалось это совпадением. Хотя теперь я понимаю, что она побежала, увидев меня. До сих пор не знаю, что ей нравилось больше: Петя, или смотреть, как я мучаюсь? Я была маленькой и глупой, но память была хорошая. Я знаю, я теперь-то уже знаю, что часто она специально заставляла меня страдать. С тех пор я видела много манипуляторов и научилась хорошо распознавать их манеры.

Я думаю, к Пете мы подошли одновременно.

Наверное, Надя ждала, что я уступлю. Но я почему-то не смогла отступить, предоставив выбор Пете, впервые за эту историю.

Петя выбрал меня. Не думаю, что я ему нравилась. Скорее, он решил, что я меньшее из зол. Менее настойчива. Менее навязчива. Не более.

Мы пошли танцевать, а Надя выскочила из класса.

Что было бы, если бы он выбрал не меня, а её? Не знаю, как бы я поступила. Наверняка тоже бы очень сильно расстроилась.

Когда Надя убежала, все девочки побежали за ней. Все, кроме меня. Не то чтобы, мне было всё равно. Но я же была на первом балу, это мой первый танец! Разве можно бросить партнёра и убежать?

Теперь я знаю, что можно. Тогда я не знала.

Я дотанцевала этот танец, и пошла искать Надю. Она стояла в коридоре, в окружении девочек, что-то рассказывая с злым и красным лицом. Когда я подошла, она замолчала. Кто-то попросил её продолжать, но Надя сказала, что при мне говорить не будет.

И меня изгнали.

Когда после длинных выходных я пришла в школу, то Надя, конечно же, со мной не разговаривала. Мне было грустно. Но я не знала, как поступить. Я обернулась на заднюю парту, поболтать с Лëшей, но он не ответил мне. Я была в замешательстве. Потом я заговорила ещё с кем-то. Ответом мне было молчание. И ещё с кем-то. И ещё… Тишина в ответ.

Наконец, Аня сказала мне громко: "Не надейся, НИКТО больше не будет с тобой говорить!"

Бойкот.

Знаете такое слово? Это тяжёлое событие для любого человека. А для ребёнка очень страшное.

А вы знаете почему?

Потому что у каждого возраста в развитии человека есть свои задачи. Общение в принципе играет в развитии очень важную роль. А для подростков общение со сверстниками – на первом месте. Формируется самооценка, навыки общения. Рисуется собственная картина мира. Вам кажется, что это не страшно, потому что взрослый пережил бы такое сравнительно легко. Но не ребёнок.

Объясню на примере: если взрослый наденет тесные башмаки, то просто сотрёт ноги. Если тесные башмаки надеть ребёнку – его нога деформируется и не разовьётся как нужно. Чем дольше носить тесные башмаки – тем хуже эффект. Изуродованная ступня никогда не станет здоровой. Тогда как нога взрослого человека просто не войдет в слишком тесный башмак.

В своих «тесных башмаках» изгоя - я проходила долго. Слишком долго.

На самом деле, я не проверяла всех двадцать четырёх человек класса. Все ли, как один, не говорят со мной. Я просто поверила.

И начала жить в новой реальности.

К сожалению, всеобщим безмолвием дело не ограничилось. Миша, например, очень любил мне сказать, что я мразь.

Уверена, Миша теперь этого в упор не помнит (привет, Миш!). А я навсегда запомнила. Это кстати самое милое из того, что говорил мне Миша. Там было ещё много непечатного. Ваня плевал в мои тетради, топтал ногами и принудительно засовывал в отобранную у меня сумку, на моих глазах. Если я пыталась отнять свои вещи меня отталкивали или держали.

А ещё мне постоянно говорили, что я толстая, что я жирная (12 лет, вес 42 кг, рост 158-160).

Меня толпой провожали до дома. Улюлюкали и орали гадости. Придумывали прозвища и клички. Лезли в лицо и строили рожи.

Надя. Миша. Аня. Таня. Я хочу написать эти имена. Чтобы донести, это была не безликая толпа незнакомцев, не шпана с улицы, не дети из неблагополучных семей. Это были вполне конкретные люди, которые впоследствии стали уважаемыми членами общества.

После седьмого класса Аня уехала из деревни. Даже не знаю, хорошо это или плохо. С её напором, меня могли начать избивать. С другой стороны, может быть тогда бы, наконец, взрослые вмешались?

Кстати, о взрослых. Я была уверена тогда, что они все в курсе, что происходит. И раз они не вступаются, значит, они на стороне моего класса. Они все заодно. Значит, я совсем одна. Никто и никогда за меня не заступится.

Одна девочка из класса всё-таки нарушила бойкот – Катя. Для меня общение с этой подругой стало необыкновенно ценным. Но когда мои травители увидели, что я цепляюсь за Катю, как утопающий за соломинку, они сделали всё, чтоб она от меня отошла. Полагаю, запугать или обмануть её не вышло бы. Но она была подростком, который очень хочет быть приближенным к лидерам. И «сливки» класса приблизили её к себе. Тусоваться с ними наверняка было веселее, чем находиться рядом со мной – испуганной, грустной, тревожной.

На протяжении всего времени, Катя была как бы вне травли – словно не замечала или не хотела её замечать. Не участвовала, но и не заступалась. То общалась со мной, то снова отходила подальше. И в целом вела себя так, словно ничего и не происходило.

В восьмом классе не стало легче. Хотя «официальный» бойкот прекратился. Со мной некоторые иногда говорили, но как бы нехотя, со снисхождением. Низшая каста должна помнить о своём положении. У меня появилось общение с девочками, которые жили совсем другой жизнью и совсем не интересовались учёбой. Не сказать, чтобы мы дружили. Это было просто общение одноклассников. Они тоже были не из «высшей касты», хотя и по другим причинам.

Каждый день, приходя в школу, я обнаруживала, что моя сменная обувь и стул густо испачканы мелом. Моё утро начиналось с того, что я их отмывала. Это стало нормой жизни.

Петя теперь сидел позади меня. А ещё там сидел Саша. Оба мальчика были умными, и мы иногда на уроке списывали друг у друга. Меня радовало это скупое общение. Это было как глоток воздуха – общение с равными интеллектуально, на равных… Однако, наши короткие диалоги не могли продолжаться вечно.

Это заметила "верхушка" класса. Меня выследили в библиотеке и пригрозили, что если я ещё раз заговорю с Сашей, мне что-то плохое сделают (без конкретики).

Видимо, с Сашей тоже провели разъяснительную работу. Потому что, когда я на очередной контрольной работе, повернулась к нему, чтобы узнать ответ, то он обругал меня последними словами. Было очень больно и обидно, получить от него, умного и адекватного (на первый взгляд), такой поток грязи...

Однажды, в моё дежурство, весь пол в классе исписали мелом и забросали мусором.

Я обратилась за помощью к учителю, но получилось только хуже. Учитель собрал всех, кто ещё оставался в школе, и заставил их прибираться. В итоге все эти люди очень сильно разозлились на меня. В их картине мира -  это я была виновата в том, что им пришлось вывозить грязь.

После этого случая классный руководитель решил устроить разбор полётов. Он собрал весь класс. Ребята кричали, вопили и возмущались. В класс вошла Уля, из другого класса (она тоже не упускала случая унизить и обозвать меня). Учитель разрешил ей остаться. А потом велел мне встать и спросил, не сама ли я виновата в таком отношении ко мне одноклассников?

Сейчас я бы могла задать встречный вопрос учителю: виновата в чем? В том, что танцевала с Петей? В чем конкретно моя вина? Что и кому плохого я сделала?

Но тогда мне было тринадцать. Я стояла в полном шоке. Одна, против всех. Все сидят, а я стою, как провинившаяся. Я стояла и не находила слов. Я только чувствовала, что меня предал даже учитель.

Вдруг Ваня сказал: "Так же не честно, все - против одной..." Ваню быстро заткнули. Но всё равно, спасибо тебе, Ваня. В тот момент даже такая слабая поддержка была очень важна.

После этого собрания ко мне подошёл Лёша. Он сказал, что я молодец, раз не подчинилась.

Но я была не молодец. Мне просто не предлагали подчиниться. Если бы мне тогда, на этом собрании сказали: "Встань на колени перед нами, и мы тебя простим". Я бы встала. Не чувствуя вины. Но встала бы. Только чтобы прекратить это.

Понимаете? Нет несломленных детей после травли. Есть просто те, кто не знал, как вести себя сломленному.

Осенью, в походе на речку с классом, я хотела утопиться. По-настоящему, всерьёз.

Знаете, что меня тогда удержало? Опыт утопления. Я видела однажды, как чуть не утонула моя сестра. И это было очень страшно. Пугала не смерть, а процесс умирания.

Я была очень слабой и трусливой. Поэтому мне приходилось жить и быть сильной.

В девятом классе мы перешли в новое здание школы. Новые правила, предстоящие экзамены и конец пубертата немного угомонили моих одноклассников.

Однако, они не забывали напомнить мне, что мне не нужно смотреться в зеркало, всё равно я жуткая уродина (Саша).

Наш классный руководитель в очередной раз сменился.

Новый классный руководитель, физрук, унижала меня на уроках, намеренно заставляя делать то, что девочке моих лет не по силам. Всячески потакала моим травителям и подчёркивала строгое отношение ко мне.

В чем была причина? Может быть в том, что она была сестрой Ани? А может в том, что была моральным уродом? Простите мне мой «французский».

Она не просто игнорировала травлю на своих уроках, но и всячески выделяла буллеров, пытаясь заслужить дешёвый авторитет.

На её уроках в меня могли "случайно" запустить баскетбольный мяч. Просто так. Для развлечения.

А ещё нас на уроках физкультуры взвешивали и во всеуслышание объявляли вес. Который, конечно же, комментировали одноклассники.

Ах да, я забыла сказать, что с 12 лет я сидела на диетах, чтобы скинуть вес и "не быть жирной". Я изводила себя голодом, но сильно так и не похудела. А ещё я пила кофе. Много-много кофе. Кто-то сказал мне, что в больших количествах кофе пить нельзя, вредно для сердца. Поэтому я пила очень-очень много кофе. Чтобы моё сердце остановилось, и я умерла. Ведь остановка сердца, это же не так страшно, как тонуть, правда?

После девятого класса многие ушли. Нас осталось девять. И травля утихла. Но если вы думаете, что я стала полноценным членом коллектива, вы ошибаетесь. Никто не забывал, что я из числа неприкасаемых. Просто появились вариации.

Например, списывать у меня можно, в вот сидеть со мной нельзя. Впрочем, в одиннадцатом классе Таня нарушила это правило. И села со мной в кабинете химии. Во-первых, это было полезно. Во-вторых, Таня созрела до собственного мнения и видимо поняла, что я не совсем уж конченый человек. Однако, это были чисто деловые отношения.

А ещё в некоторых кабинетах со мной начал сидеть Петя. Он вырос в красивого парня, и девчонки не давали ему прохода. И снова, он выбрал меня, как меньшее из зол. Мы отлично ладили. Обладая равным интеллектом, мы выручали друг друга и даже завели что-то вроде дежурства - алгебру делали по очереди, учебники носили один на двоих.

В этот период со мной здоровались все в классе. Ах да, все, кроме Нади.

Все эти годы меня называли стукачкой. Хотя "стучала" Я всего один раз – уже в самом конце одиннадцатого класса.

А было так: Надя не была готова к уроку, и решила его сорвать. Мне было жалко учителя, я знала, что она расстроится. Предупредить? Но ведь это называется "настучать"! И в этот момент меня осенило: так меня ведь И ТАК считают стукачкой!!!

Вообще ничего не теряю.

И я предупредила учительницу. Она была благодарна.

Уже ближе к выпускному, мы как-то остались в классе втроём - я, Петя и Таня. Это были единственные люди в классе, с кем у меня мог происходить диалог.

Таня что-то выводила на доске, а Петя смотрел в окно.

И я решилась, спросила: "А помните, как в седьмом классе, вы все устроили мне травлю? Как со мной никто не разговаривал?"

Петя напрягся.

Рука Тани замерла с куском мела. Она стояла спиной, но видно было, что её застали врасплох.

Неужели, Они думали, что я забыла? Неужели, они думают, что я когда-то забуду?

Первым нашёлся начитанный Петя. Он сказал, что что-то вот никак не припомнит такого. И Таня горячо его поддержала.

В тот момент, я поняла, что всё не так, как мне казалось. Я-то думала, они поняли, что были не правы. И поэтому общаются со мной. А они меня просто простили, и позволили быть в их классе... Это было как взрыв. Как второй удар.

Им не стыдно. Им никогда не было стыдно. Они никогда не извинятся…

Школа закончилась. Юля и Лена перестали со мной даже здороваться, встречая на улице. Действительно, списывать-то теперь нечего. Значит, можно вспомнить про мою касту.

Стоит ли говорить, что я не хожу на встречи одноклассников и не люблю бывать в своём посёлке?

Ужас моей травли был в том, что это происходило в маленьком населённом пункте. Вся школа общалась между собой. У моих буллеров была поддержка из других классов. И мне казалось, что все, вся школа, все классы презирают меня.

Меня могли встретить вечером на улице и толпой "вести" домой, чтоб я не смела свободно гулять. Мне тут не место!

В клубе, на дискотеке, на меня натравливали неадекватов.

Да, у меня было общение, но либо это были такие же изгои, как и я (а это уже общение не по выбору), либо дети намного младше, или намного старше меня. Впрочем, старшие, как правило, уезжали из посёлка.

Знаете, чего желает затравленный подросток своим врагам?

Смерти.

А знаете, чего желает взрослый?

Когда-то мне хотелось пожелать их детям того же кошмара, который устроили мне они. Но сейчас я не могу такого желать. Ничьи дети не заслуживают такого.

Всё, чего я хочу – чтобы меня услышали, поняли. Чтобы все участники этой травли – и активные, и пассивные, осознали, что так делать – нельзя.

История с Петей не закончилась со школой. Как-то я встретила его, лет в 18-19, и попросила проводить меня (было темно и очень страшно, а он вроде как нормально ко мне относился).

Петя проводил меня, и вдруг уговорил остаться посидеть на лавочке. Он много говорил мне обо всём подряд, сейчас уже и не вспомнить, говорил какая я классная и всё такое. Что там ещё говорят девушкам ночью на осенней скамейке? Он очень просил меня, чтобы я была его девушкой, официально, во всеуслышание. Просил меня назавтра прийти в клуб. Я была, мягко говоря, удивлена. Странно, он так много лет нравился мне, но вот тогда мне было уже всё равно. Ничего не оставалось внутри, кроме любопытства.

Он говорил, что его друзья меня не любят, но ему плевать, потому что я классная.

Честно говоря, я не горела желанием что-то кому-то доказывать. Но пришла в клуб. Мне было интересно, неужели Петя всё-таки не трус?

Забавно, но Петя в очередной раз изобразил провал в памяти. Он не вспомнил меня в клубе. Просто не вспомнил ничего из вчерашнего.

 Так и не знаю, что это было и зачем. 

Ещё долгое время после переезда из посёлка, меня догоняли грязные сплетни обо мне. Подлые выдумки. Кто-то явно не мог успокоиться, даже после окончания школы. Кому-то отчаянно хотелось добить меня.

Кто бы это ни был, расслабься: я давно добита и живу изломанной жизнью невротика.

Ну а теперь немного о том, почему и зачем я это всё рассказала.

Потому что это часть меня. Это огромный пласт жизни. И да, это всё ещё болит.

Когда я говорю об этом с кем-либо, то всегда слышу одно и то же: живи спокойно, забудь, это было давно.

Это нельзя забыть. Травля - это опыт, меняющий человека навсегда. Нельзя просто "забыть" и жить как ни в чем ни бывало. Можно приспособиться и жить С ЭТИМ опытом, но не вне его.

Травля изменила мою личность, как китайские башмаки, надетые в детстве, меняют ногу. Изуродованные пальцы уже не распрямятся.

У меня не будет другого детства. Я навсегда останусь с этим: хорошие дети объединились, чтобы улюлюкая затравить меня, а взрослые смотрели и не вмешивались.

Человек человеку - волк, и каждый сам по себе.

Какой я стала из-за травли?

Я научилась прятать свои эмоции, иначе могут высмеять, унизить. Я так хорошо научилась прятать слезы, что просто не умею плакать. Не умею - не значит «не хочу». Вся боль огромным камнем копится внутри.

Я параноик. Я всегда на чеку, всегда ожидаю подвоха.

Я не доверяю людям. Это опасно. Мир злой. Все, кто рядом со мной – только и ждут случая напасть (я знаю, что это на самом деле не так, но осознание не помогает изменить отношение).

Я не умею общаться. Стоит мне на секунду расслабиться, и я говорю нелепость. Я не понимаю «социальных подсказок» - того, что другим ясно и без слов.

Моя самооценка неплохо так пошатнулась. Всю жизнь я живу с ощущением, что не достойна чего-то действительно очень хорошего. Я привыкла соглашаться на меньшее. Потому что я не достойна. А если и достойна, то лучше не отсвечивать.

Я до сих пор боюсь звона мячей об пол и ненавижу спорт. Если мне приходится делать что-то спортивное на людях, у меня может случиться нервный срыв. 

Меня преследует постоянное чувство голода. И я в любом весе чувствую себя толстой.

Знаете, что самое забавное в травле? Собаки затравили зайца, загнали в нору и убежали по своим делам. А заяц сидит в норе и не знает, безопасность снаружи, или ещё нет? И продолжает сидеть.

Я много читала о травле. Мне важно было понять: за что?

Так вот, если кратко, то у травли есть две причины.

Первая: стадо стремится сохранить здоровье популяции и изгоняет слабых и больных, чтобы они "не заразили" остальных. Поэтому часто травле подвергаются дети с инвалидностью, умственно отсталые и прочие. Но я-то была здорова!

Вторая причина: если в стаде появляется более сильная особь, это вызывает опасение. Вдруг, она приведёт других таких же, и эти, сильные, станут основной массой и затравят тех, кто слабее, согласно первому правилу? Пока эти сильные не размножились, надо эту особь истребить!

 

Я знаю, что написанное мною, может кого-то удивить или шокировать.

Я знаю, что если упомянутые здесь люди удосужатся это прочитать, то будут говорить, что этого не было.

Даже если они все хором начнут это кричать, мне всё равно. Я ещё в двенадцать привыкла к их орущему хору. В травле есть и плюсы. Я научилась руководствоваться только своим мнением и не слушать чужие окрики.

Теперь я слышу только добрые и проникновенные голоса. Я слышу только искренние извинения, сказанные при личной встрече. Но кто хотел, тот давно извинился передо мной, и я благодарна этим людям. Остальные видимо так и считают, что я - «сама виновата».

 

 

 

#травля #буллинг #изгой #подростки #исповедь #одиночество #психология