Всю зиму наша деревушка стояла брошенная, одинокая, закрытая снежными шапками, будто любимый хозяйский куст от морозов и свирепых ветров. Дачники покидали ее с первыми метельными мухами, уезжали, даже не оглядываясь, рвались в паровое тепло городских квартир, в негу любимого дивана и суету людных магазинов.
Ну и Бог с ними. Местные коренники, сплюнув на стылую землю, крякали:
- Меньше народа, больше кислорода.
Но лукавили, напуская на себя деревенской спеси. Тоскливо провожали глазами резвых горожан, так же, как и гусей, как журавлей, бередивших русскую душу печальными вскриками. Куда-то все спешили они, в теплые края, в далекие страны, оставляя аборигенов скучать среди бесконечных, крытых твердой коркой наста равнин, слушать вой пурги, прижиматься к теплому боку печи, роднее которой во всем белом свете в ненастную пору не сыскать.
И долгие месяцы существование человека сводилось лишь к борьбе со стихией, к вечной перебранке за каждый метр земли: только ведь расчистил двор, прибрал, разгладил лопатой – не успел и глазом моргнуть – опять занесло снегом по самые… в общем, вам по пояс будет.
Всю ночь завывала метель, швыряла в окна снежными комками, в трубе что-то клокотало и звенело, хозяева ворочались в пуховых постелях, бухтели о вечном бое с пургой, не спали, предчувствуя нескончаемую работу. А утром, выходя на свет божий, ахали: вот так да! Ни черточки, ни строчечки на снегу. А он уже похрустывает, поскрипывает – к морозу. Трубы у немногих соседей, как коты – хвосты, задирают прямо к небу серые столбики дымков. И пахнет в селе вкусно – свежим угольком и чем-то хлебным, надежным, родным до смерти!
Пока завтракаем, наворачивая щедро пласты глазуньи с салом, да чай по литру выпиваем со вчерашней брусничной калиткой, на дорогу глазеем. Стол прямо перед окнами расположен – чтобы глазеть, есть кто живой-то? Есть, слава Богу! Пара голов в пушистых шапках энергично двигают скандинавскими палками, споро бегут, аж завидки берут!
- Надюшка с Любашей уже на ногах! А мы все еще жрем! – переглянемся с супругом, в который раз сокрушаясь, что до сих пор к ним не примкнули, и опять в тарелки уткнемся. Ленивые!
Года три назад придумали сестренки себе зимнюю забаву, бегать с палками до соседней деревни. Пока туда, пока обратно – шесть верст с гаком получится. Легкие свежего воздуха полны, сердце бодрое, и ногам – зарядка. Они сидеть на месте не умеют. Все лето в огороде крутятся, над каждым кабачком трясутся. Каждую помидорку обиходят. У них не сад – японская благодать! Яблони и сливы – деревце к деревцу. Грядки по строгой линеечке, парники чистенькие, ни ржавчины, ни серости. Палисадник расцвечен яркими цветами – все по правилам научного цветоводства.
И сам домик веселый, синей краской крашеный, а на окошках белые наличники сияют. Местные туристы любят окошки фотографировать: средиземноморский колорит! – приговаривают. Дураки, дак, что с них взять. Надя и Люба птичками по усадьбе порхают, покоя рукам не дают.
Как только уберут с земли последнюю овощину, огород к зиме обиходят, соленья-варенья в подпол спрячут, урожай подсчитают и возрадуются, начинается для сестер скушная пора. Управятся с зимними делами, носки усядутся перед телевизором вязать. Не понимают, что такое – головы у обеих раскалываются. Кровь загустела, двигается медленно, душа движения просит. Вот и придумали себе заботу.
И так хорошо у них дело пошло: с прогулки вернутся румяные и веселые. Самоварчик поставят, чайку попьют. Спать улягутся – пушкой не растолкаешь! Действует!
Бегали так, бегали, первую зиму, вторую… Дачники весной спрашивают:
- Любаша, вы с Надеждой вроде как помолодели?
У них секретов нет: так и так, рассказывают.
Дачники – народ коварный.
- Ага, - думают, - бездельничать вздумали? Ну ладно – есть на кого понадеяться.
И на голубом глазу на сестер все свои беды и хлопоты скоренько переложили. Чего так просто с палками туда-сюда бродить? Надо, чтобы с толком, с расстановкой и пользой оздоравливаться.
Не знаю, что на горожан нашло, их кроме грядок и шашлыков в тенечке, мало что интересовало. А в последнее лето прямо какой-то бум на них нашел. Словно сговорившись, назаводили себе куриц и индюшек. Некоторые даже до перепелок снизошли. Понять можно – обстановка неважная и стабильности нет. Чтобы живность крысы не одолевали, да лиса не шастала около птицы, рядом поставили будки. Недолго думая, организовали в своих усадьбах охранную деятельность в виде собак. Щенков полным полно – бери и радуйся. Некоторые и котов завели.
А по осени, когда тушенки наварили, чухнулись: а куда охранников девать? По весне брали щеночков с варежку, а под зиму эти варежки с хорошего теленка сделались! Батюшки-светы – че делать-та! У Николая Феоктистовича дома война! Жена ни в какую такое чудо в квартиру впускать не желает.
- Мы тебя всей семьей предупреждали! Мы тебе говорили! Опомнись! В ум приди! – бушевала она, - а теперь что?
- Так что мне теперь, на улицу пса выгонять? – Николай весь кулак об стол раскровенил.
- А что хочешь, то и делай! Оставайся в деревне и живи с собакой. Мне еще и лучше!
Коля и остался бы, да ведь работа! А как на работу ездить, коли дороги заметает по шею? Он к сестрам в ноги упал: не губите, помогите! Люда с Надей согласились шефство над собачонкой взять. Феоктистович им оставил денег, миски показал, и был таков.
И что же? Следом и все остальные потянулись:
- Надюша, Любаша, не взыщите, войдите в положение! Сделайте нам такую милость! Присмотрите за Масиком (Жориком, Шариком, Лаймой, Викентием). А еще кошечку девать некуда, в городе злой котяра, лысой породы, Принц – загрызет Белку!
Ну что… С утра – забота. Надя впрягается в саночки. На саночках бак ведерный с кашей. Любаша помогает, пристяжной рядом с Надеждой устраивается. И бредут – весь зверинец поименно кормить. Псины их за версту чуют, орут дурьим матом, миски катают, встречают «кухню». Пока из одного края деревни до другого доберутся – день пройдет.
Мало собак покормить. Надо кое у кого еще и печь подтопить. Где кошки оставлены. Им тепло нужно. Топят. Палят дрова как казенные. Зато картошка в подполе у дачников не вымерзает. Те и рады стараться.
Мы частенько на дороге встретимся, так и поговорить некогда. Названивают хозяева женщинам, покою не дают:
- Люба! Как дела? – спросит одна.
- Да ничего, - Люба отвечает, - а у вас?
- Да что с нами сделается? Лежим на диване, дурью со скуки маемся! Как там Бобик? Костей-то хватает?
- Хватает!
- А забор опять, наверное, от снега накренился?
- Накренился.
- А теплица, поди, сломалась от снега? – с надеждой вопрошают горожане, с придыханием.
- Да ничего. Мы с Надюшкой все лишнее смели, не беспокойтесь, отдыхайте.
- Ой, спасибо, родные! Ой, дай Бог вам здоровья и мужика хорошего! Людочка, мы седьмого надумали за картошкой смотаться, так ведь опять во двор не попасть будет! Я тебе заплачу! Не почистите у ворот немного?
Сунь палец, они и руку отгрызут…
- Уже почистили! И печку подтопим. И дорожку пометем. И Бобика на прогулку выведем. И картошки наберем. – Люда только успевает отчитываться. А что? Помогать-то надо соседям. Куда без этого?
Ой, я тут громче всех шипела: сели бабам на голову и едут, и едут. А тут случилась у меня оказия: в Питер, в областную клинику, на обследование приспичило ехать. У мужа проблемы с глазами – надо. А мне его везти, да там с ним дня три придется торчать. А собаку на кого оставить? А дом?
Ничего, побежала как миленькая к сестрам на поклон – помогите, спасите, соблаговолите, не будете ли столь любезны! Никаких вопросов. Надо – так надо. У меня прямо камень с души! Уехали, да как на грех, задержались еще на три дня. Вернулись: снег вычищен, барбос с толстым пузом на крыльце валяется, печки натоплены, везде порядок и благодать. Дал Бог соседушек, золото, а не соседи!
Вчера смотрю: капель звенит. Синицы по иному чирикают. Дорога в провал пошла. И небо другое – розоватое с сереньким дымком. Весеннее небо, мягкое и теплое. Кое-где проталины появились и пахнет сладостью – быть весне. Скоро загомонит деревня, оживет. Запахнет субботним шашлычком и банькой. По всем дворам физзарядка начнется вприсядку с лопатами. Кто-то нам приветливо помашет, соскучившись. А кто-то граблями на нас замахнется.
– Не ходите около моего забора! Это мой забор!
Мы не обижаемся. Там, в городах, люди дичают от тесноты и скученности. Из-за парковок вообще с ума сходят. Вот и орут на всех по привычке, нервы-то ни к черту. Ничего, через пару неделек обуркаются, в себя придут, и заулыбаются извиняющее, в дом созовут – компотика прохладного попить.
А местные жители, сестры Надя и Люда, целиком погрузившись в свои собственные хлопоты, зарывшись кротами в оттаявшую почву, услышав журавлиный клич, все равно головы поднимут и вздохнут благостно – прилетели миленькие в родные края. Вот и славно. Вот и хорошо. Можно жить дальше: с легким сердцем и чистой совестью, а значит, не зря.
Автор: Анна Лебедева