БЛАГОСЛОВЕНИЕ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ
(История, рассказанная рабби Моше-Хаимом Гринвалъдом)
Мой отец, рабби Авраам-Цви Гринвальд, родился в Лодзи, в 1912 году. Когда ему было восемь лет, скончался его отец, и мать осталась одна с семью маленькими детьми на руках. Мой отец был старшим среди детей, и мать, беспокоясь о еврейском образовании старшего сына, отправила его в Варшаву к своему двоюродному брату - рабби Менахему Зембе, великому знатоку Торы, прославленному мудрецу.
В 1929 году в Варшаве состоялась "Великая Свадьба" (так ее тогда называли): Хая-Мушка, дочь Шестого Любавичского Ребе, выходила замуж за рабби Менахема-Мендла Шнеерсона (будущего Любавичского Ребе). Моему отцу к тому времени исполнилось почти семнадцать, и ему посчастливилось побывать на этой свадьбе. На празднестве присутствовали самые великие хасидские лидеры Польши. Моему отцу также посчастливилось встретиться лично с самим женихом.
Произошло это на следующее утро после свадьбы. Дядя и наставник моего отца, рабби Менахем Земба, сказал, что собирается сегодня посетить жениха, и если племянник желает, они могут сделать это вместе. Разумеется, мой отец согласился.
Он не запомнил, о чем говорили эти двое великих знатоков Торы, но конец встречи он запомнил на всю жизнь. Прежде чем завершить разговор и распрощаться, рабби Менахем-Мендл повернулся к моему отцу и сказал: "Через несколько дней - Ханука. Знаешь ли ты, почему во многих общинах пятый ханукальный вечер отмечается как особенный?" Отец не знал - почему, и Ребе объяснил: "Пятый вечер Хануки никогда не приходится на субботу, что символизирует великую духовную темноту. Но свет пятой ханукальной свечи, которую мы зажигаем в этот вечер, способен разогнать любой мрак. Долг каждого еврея, где бы он ни находился, в Варшаве или в Лондоне, - освещать своим светом даже самую глубокую тьму".
После этого мой отец и рабби Менахем Земба попрощались с Ребе и вышли из гостиницы.
Прошли годы, мой отец обзавелся семьей, но в 1939 году началась Вторая мировая война, и ему пришлось пережить все ужасы Катастрофы. У него на глазах были убиты жена и пять его маленьких детей. Сам он прошел лагеря смерти и только благодаря милости Всевышнего остался жив, хотя духовно и физически был совершенно сломлен. После окончания войны отец около двух лет находился в лагерях для перемещенных лиц, пытаясь разыскать оставшихся в живых родственников, пока, в конце концов, не стало ясно, что все они погибли...
В 1948 году мой отец эмигрировал в Соединенные Штаты Америки, в Филадельфию, к своему дяде, рабби Моше-Хаиму Гринвальду, который уехал в Америку еще до его рождения. Дядя очень тепло встретил отца и постарался сделать все возможное, чтобы умерить его страдания и боль.
Прошло время. Боль притупилась. Мой отец понял, что все время жить прошлым - невозможно, и решил начать новую жизнь. С моей матерью - второй своей женой - он встретился в Торонто, где и было принято решение о свадьбе. Перед свадьбой отец отправился в Нью-Йорк за благословением к рабби Йосефу-Ицхаку, Шестому Любавичскому Ребе.
Годы страданий наложили на рабби Йосефа-Ицхака свой отпечаток. Он был болен и говорил с трудом. Один из хасидов присутствовал в кабинете и пояснял, что говорит Ребе. Когда мой отец сказал, что прошел войну, пережил Катастрофу и остался жив, но потерял при этом всех своих родственников, Ребе заплакал, благословил моего отца и пожелал ему долгой и счастливой жизни. Прежде чем покинуть кабинет, мой отец сказал, что имел счастливую возможность двадцать лет назад присутствовать на свадьбе его дочери в Варшаве. Тогда глаза Ребе засияли, и он сказал, что хорошо было бы отцу в таком случае навестить его зятя, рабби Менахема-Мендла, кабинет которого находится этажом ниже.
Мой отец спустился по лестнице и постучал в дверь кабинета. Рабби Менахем-Мендл узнал его сразу же, несмотря на то, что после их первой встречи прошло более двадцати лет. Он задал моему отцу несколько вопросов о его дяде рабби Менахеме Зембе, о котором слышал только, что тот погиб в Варшавском гетто. Когда мой отец рассказал все, что знал, рабби Менахем-Мендл сказал: "Поскольку мой тесть направил вас ко мне, вы должны услышать от меня слова Торы. Сейчас - месяц Кислев. Приближается Ханука. Во многих общинах пятый ханукальный вечер отмечается как особенный. Дело в том, что пятый вечер Хануки никогда не приходится на субботу, что символизирует великую духовную темноту. Но свет пятой ханукальной свечи, которую мы зажигаем в этот вечер, способен разогнать любой мрак. Долг каждого еврея, где бы он ни находился, в Нью-Йорке или в Лондоне, освещать своим светом даже самую глубокую тьму".
Отец был потрясен - почти слово в слово Ребе повторил то, что сказал двадцать лет назад во время их первой встречи!..
Женившись, отец какое-то время выполнял должность раввина и учителя при синагоге "Адат Исроэль" в Вашинтгон-Хайтс. Когда родились я и моя сестра, вся наша семья переехала в Торонто, где руководство местной хасидской общины предложило отцу ту же должность - раввина и учителя.
Зимой 1969 года должна была состояться моя свадьба, и отец сказал мне, что хоть мы и не являемся любавичскими хасидами, он считает, что перед свадьбой я обязан посетить Любавичского Ребе, чтобы получить его благословение, как в свое время сделал он. Я с радостью согласился.
Но не так-то просто было попасть к Ребе на прием. Мой отец по телефону вступил в переговоры с секретарем, стал умолять его и объяснил, что мы не можем ждать несколько месяцев. В конце концов, секретарь согласился пропустить нас вне очереди, но при этом предупредил: "Только благословение, и никаких бесед!.."
В какое точно время мы вошли в кабинет Ребе, я не помню. Помню, что уже начинало светать. Впервые в жизни я видел Ребе. Его лицо, особенно глаза, произвели на меня глубокое впечатление.
Мой отец подал, как это было принято, записку, в которой были указаны мое имя, имя моей невесты и просьба о благословении. Ребе взял записку из руки отца и, прежде чем развернуть ее, улыбнулся и сказал: "Почти двадцать лет прошло с тех пор, как вы приезжали сюда перед вашей свадьбой и мой тесть прислал вас ко мне..." Мой отец от растерянности ничего не ответил.
В этот момент в дверь постучал секретарь, напоминая о том, чтобы мы поторопились. Ребе, однако, сделал движение рукой, как бы говоря: "Не обращайте внимания". Затем он развернул записку. Закончив ее читать, Ребе благословил нас пожеланием долгой и счастливой жизни, вначале меня, а затем - отца. "Как вы веселились на моей свадьбе, -добавил в конце Ребе, - так да удостоит вас Всевышний счастья веселиться на свадьбе ваших внуков". В глазах отца появились слезы -так глубоко его тронули слова Ребе.
Прежде чем покинуть кабинет, отец собрался с духом и спросил, может ли он задать Ребе один весьма важный вопрос. "Мой тесть когда-то направил вас ко мне, - улыбнулся Ребе в ответ, - и с тех пор я обязан отвечать на все ваши вопросы". Тогда отец рассказал, что в Торонто, где мы сейчас живем, в среде местной хасидской общины он часто слышит нарекания и жалобы на то, что любавичски.е хасиды идут неверной дорогой, пытаясь сблизиться с нерелигиозной частью еврейского населения. "Я не верю слухам и сплетням, - сказал мой отец, - но, тем не менее, то, что я слышу в адрес любавичских хасидов, рождает в моем сердце сомнения и противоречия. Сказано ведь, что "ненавидящие Б-га будут ненавидимы". Для чего же любавичские хасиды пытаются найти общий язык с теми, кто восстает против Всевышнего и Его Торы?" Закончив говорить, мой отец тут же поспешно добавил, что ни в коем случае не хотел чем-то обижать Ребе или как-то критиковать его наставления, он просто желает выяснить истину, чтобы потом рассказать о ней другим.
"Скажите, - произнес Ребе в ответ, - как поведет себя ваш "сверхрелигиозный" сосед, если его дочь, не дай Б-г, свяжется с дурной компанией и оставит еврейство? Попытается ли он вернуть ее на путь Торы и заповедей или скажет, что "ненавидящие Б-га будут ненавидимы"? Скажет ли он, что запрещено искать общий язык с грешниками и поэтому следует прекратить с ней всяческие контакты?"
Не дожидаясь ответа, Ребе продолжил: "Разумеется, он может ответить стихом: "От своей плоти не скрывай себя!" Следует, однако, помнить, - выражение лица Ребе стало очень серьезным, и он даже постучал по столу, - что для Всевышнего каждый еврей также дорог, как для отца единственный сын! Каждый еврей - Его плоть, от которой Он не может скрыть Себя!"
Затем Ребе посмотрел на меня и на отца долгим и пристальным взглядом и сказал: "Следует закончить благословением... Существует давняя традиция среди многих общин - отмечать пятый ханукальный вечер как особенный. Дело в том, что пятый вечер Хануки никогда не приходится на субботу, что символизирует великую духовную темноту. Но свет пятой ханукальной свечи, которую мы зажигаем в этот вечер, способен разогнать любой мрак. И в этом - долг каждого еврея, где бы он ни находился: в Торонто или в Лондоне. Каждый еврей - частица Б-га свыше, Его единственный сын. Светом своей души он способен осветить самый темный путь и пробудить душу другого еврея. Даже того, кто далек от Торы и заповедей".
Мой отец был потрясен до глубины души. Выйдя из кабинета, он некоторое время не мог ничего сказать, кроме двух слов: "Это невероятно!"
В 1979 году, зимой, незадолго до Хануки, мы вылетели в Англию. В Лондоне должна была состояться свадьба моего младшего брата.
По дороге я заметил, что мой отец чем-то обеспокоен. Какие-то мысли тревожили его. Я спросил его об этом, но он промолчал. Лишь после нескольких настойчивых попыток с моей стороны отец рассказал о причине своего беспокойства.
Незадолго до нашего отлета к отцу пришел сосед - один из уважаемых членов местной хасидской общины. Буквально рыдая, он сказал отцу, что никогда и никому не рассказал бы того, что собирается сейчас рассказать, но он надеется, что отец как-то сумеет ему помочь.
Дело в том, что их дочь убежала из дома. Она давно собиралась это сделать, но скрывала свои планы настолько тщательно, что родители ничего не знали. И вот, две недели назад случилось ужасное: вместе с приятелем-неевреем она улетела в Лондон. С того самого дня обстановка в их доме была траурной. У них есть в Лондоне родственники, но они ничем не могут помочь их горю, так как не знают, где искать девушку. Он и пришел к моему отцу с просьбой: может быть, будучи в Лондоне, он поищет ее, а Всевышний будет милостив и обязательно поможет...
Мой отец был близким другом этого человека, и рассказанная история потрясла его. Да и я не мог остаться равнодушным и стал думать, чем бы я мог помочь в этой ситуации...
Мы прилетели в Лондон и весело отпраздновали свадьбу моего брата.
В первый послесвадебный вечер мой отец рассказал отцу невесты о просьбе своего соседа и спросил - не даст ли он какой-нибудь совет. Тот ответил, что сам помочь он вряд ли сможет, но у него есть друг -любавичский раввин - который уже спас не одну еврейскую душу. Зовут его рабби Авраам-Ицхак Глик, и он - посланник Любавичского Ребе. Кто еще, кроме него, способен взяться за такое нелегкое дело?
Этой же ночью мой отец позвонил рабби Глику и описал ему всю ситуацию. Рабби Глик без лишних слов попросил номер телефона родителей девушки - возможно, они знают еще какие-то детали, которые смогут помочь поиску, и пообещал сделать все возможное, а также сказал, что если что-то удастся обнаружить, он обязательно с I нами свяжется.
Где он ее искал, с кем советовался, мы не знаем. Только как-то вечером, десять дней спустя (мои родители решили остаться в Лондоне до конца Хануки) в доме раздался телефонный звонок. Звонил рабби Глик и сообщал, что у него есть для нас приятный сюрприз. Мой отец немедленно поспешил к нему домой.
Войдя, он увидел в гостиной плачущую девушку, которую мгновенно узнал. Рабби Глику все же удалось ее разыскать и уговорить вернуться к родителям.
При входе в гостиную стоял ханукальный светильник. Мой отец посмотрел на него и вдруг едва не лишился чувств: на нем спокойным пламенем горели пять ханукальных свечей...
Отец смотрел на свечи, а в его памяти всплывали слова Ребе пятидесяти-, тридцати- и десятилетней давности: "Свет пятой ханукальной свечи, которую мы зажигаем в этот вечер, способен разогнать любую тьму... Долг каждого еврея, где бы он ни находился ... в Варшаве или в Лондоне ... в Нью-Йорке или в Лондоне ... в Торонто или в Лондоне ... освещать своим светом самую глубокую тьму ... Как поведет себя ваш "сверхрелигиозный" сосед, если его дочь, не дай Б-г, свяжется с дурной компанией и оставит еврейство?... Для Всевышнего каждый еврей так же дорог, как для отца единственный сын!.."
Вернувшись в Торонто, мой отец, чувствуя, что встретиться с Ребе после случившегося - его духовный долг, стал добиваться этой встречи. В те годы, однако, чрезвычайно трудно было назначить аудиенцию с Ребе.
И всё же увидеть Ребе моему отцу удалось.
Это случилось через год, во время месяца Тишрей. По случаю осенних праздников на прием к Ребе записалась группа посетителей, и мой отец присоединился к ним. Эмоции настолько переполняли его, что он не мог сказать ни слова. В конце концов, произнеся лишь несколько первых фраз, отец заплакал. Ребе посмотрел на него и сказал: "Мой тесть предвидел многое..."
14 Кислева, в декабре 1989 года, состоялась свадьба моего старшего сына. Отпраздновав ее, мой отец скончался.
Сбылось пророчество Ребе о том, что мой отец будет веселиться на свадьбе своих внуков.
Сбылось оно ровно шестьдесят лет спустя со дня Великой Свадьбы в Варшаве. Ровно шестьдесят лет спустя со дня их первой встречи...
Из книги Бриллианты для Ребе