Мелодия для любимой 7
Самое плохое, что резко ухудшились взаимоотношения внутри семьи. Олеговы дети совершенно отбивались от рук, и только авторитет её должности удерживал их от совсем уж разнузданности.
Особенно вредничала Юля. Она договорилась до того, что и пьёт отец оттого, что она, Ольга, ни его не любит, ни их – «приёмышей». И из чего ребёнок сделал столь неблагодарное умозаключение – не известно.
Юрка был добрее. Он активно её жалел и во всём был помощником. Юра и рассказал, что употреблял отец и раньше, ещё до того, как съехался с «мамой». Но тогда он держался, боялся потерять детей. Теперь страха такого не было. Директриса не бросит, не посмеет, и даже прикроет. Детей обиходит, и своих, и чужих. Так как человек ответственный и совестливый.
Она вспомнила, как ввели тогда новую систему оплаты труда. Вроде фонд стал больше, но на деле до конкретного учителя доходило не так уж и много. Поломала тогда Ольга голову над справедливым распределением. Но обиженных не было, действовала она открыто и понятно.
Хуже всего было то, что и муж тоже оказался на месте и в роли руководителя, получившего доступ к распоряжению средствами. Весь зарплатный фонд стал, практически, в его единоличном распоряжении. Как и у Ольги в её школе. Но если она билась над тем, чтобы не обидеть учителей в зарплате, то у Олега в его СДК образовалась «сладкая парочка»: он сам и главбух. Они наделяли коллектив по понятным только им правилам. Практически, половина зарплатного фонда начислялась им одним, остальное – сотрудникам.
Узнала она об этом гораздо позже, в год, когда начались недовольные брожения в обществе, вылившиеся в события в Москве на Болотной. А её Олег однажды и совсем исчез. Вместе со всей зарплатой Дома культуры. Его искали. Но так и не нашли.
Она тогда от позора не знала, куда деть глаза, хотела даже уволиться, благо Юлька уже окончила 11-й класс и уехала поступать. И слава Богу, поступила на бюджет. Но одевать и кормить девчонку нужно было на что-то. Да и мальчишкам исполнилось только по тринадцать. Пришлось наступить на горло своей гордости и тянуть директорскую лямку дальше.
Сыновья ушли из дома позже. Саша оказался компьютерным талантом, уехал учиться в Москву. Юра же себя не нашёл, устроился на производство здесь же, в городке. В девятнадцать призвался в армию, благо солдат перевели на годичную службу. А там и вообще стал контрактником, уехал служить куда-то на Дальний Восток в городишко с трудно произносимым названием.
– Ольга Ивановна, милочка, что-то вы плохо выглядите. Не хочу бросаться пустыми комплиментами, вы уж простите меня, старую, – вездесущая Роза Анатольевна поймала её, когда Ольга спешила на урок. – Вы на профосмотре когда были?
– Нормально у меня всё, Роза Анатольевна! – попыталась освободиться из захвата Ольга.
– Ну где нормально? – возмутилась математичка. – Эти коричневые тени под глазами. Ох, Оленька, идите Бога ради к врачу, а?
Старая учительница не лицемерила перед ней, Ольга это знала. И потому стала действительно собираться в поликлинику, понимая, что коллективом движет не только сочувствие хорошему человеку (каковым она себя всё же немного считала). Тут другое – она была тем редким руководителем, кто заботился и о зарплате подчиненных, и о благополучном климате в коллективе. И кого пришлют её на замену, случись что – неизвестно.
По результатам обследования, как молотом ударило известие – онкология.
Вспоминать тот период своей жизни она не любила, потому что и мучительно было и в моральном, и в физическом плане. Из детей тогда по-настоящему переживал только Санька. Срывался из своей Москвы, привозил или выбивал редкие лекарства, настоял на помещении в отдельный бокс, с оплатой конечно. Приёмные же…
Юра да, прилетал. Тоже немного помогал, но явно тяготился ставшей прозрачной и бледной приёмной матерью. А Юлька, не найдя в себе нужного сочувствия, похоже, специально искусственно ожесточилась, выдумывая на ходу какие-то несуществующие детские обиды. Да и ладно. Ольга за время болезни научилась смирению и отпустила ситуацию.
С должности она ушла. И использовала остатки сил для того, чтобы добиться назначения на её место учителя из их же коллектива. Эта, по крайней мере, не пустит завоёванное школой, в распыл.
Сама ушла на одну ставку. Даже без классного руководства. И переехала в скромную «однушку», продав свой трехкомнатный дворец. Спасибо Саньке – помог в своё время приватизировать. Да и то только благодаря тому, что после смерти мамы, своей бабушки, прописался и оформил себе в собственность её дом. Дальновидным он парнем оказался, не в пример непрактичной мамы.
Формально и фактически те три комнаты были единственным за все годы, маминым легальным жильём. Она приватизировала квартиру и в последующем продала.
А деньги пригодились: почти все ушли на лечение, да на покупку вот этой однокомнатной клетушки.
Только работа её спасала всегда. И была, наверное, единственной, после сына, настоящей любовью.
Ольга Ивановна выпустила в жизнь не одну сотню достойных людей. И это до сих пор аукалось добром. Ученики ее помнили, а на праздники и дни рождения телефон разрывался от поздравлений и добрых пожеланий.
Конец