Все знают про петербургский текст. А как насчет уральского?
В художественном и публицистическом дискурсе, как отмечает А.С. Никитин, образ Урала выступает в виде нарратива о династических перипетиях крупнейших предпринимательских династий[1], которые исторически были заняты развитием горнозаводской промышленности в этом регионе (культ родового дела, статус локальных «царьков»). Профессиональная ориентация уральского текста мифологически нередко восходит и к Бажову («Хозяйка медной горы»). Ранние стадии формирования уральского текста как раз тесно связаны с преобразованием, трансформацией и осмыслением преданий и фольклорного материала народов Урала. Как отмечает Е.И. Голованова, «концептообразующим элементом в уральском тексте выступает горнозаводская культура»[2].
Петербургский миф и петербургский текст известен многим литературоведам. Однако, занимательно, что в современных условиях был создан – и создается далее – миф уральский и уральский текст. При этом, если уральский миф начал создавать Бажов, то уральский текст создается и поныне. Среди ярчайших представителей, работающих с «уральским текстом» необходимо выделить Д.Мамина-Сибиряка («Горное гнездо», «Золото»), П.П. Бажова («Медной горы Хозяйка», «Про Великого Полоза», «Малахитовая шкатулка», «Ключ земли»), А. Иванова («Сердце Пармы», «Ёбург», «Блуда и МУДО», «Географ глобус пропил», «Золото бунта», «Хребет России») и О. Славникову («Русское поле», «2017»). Хотя, безусловно, можно назвать и такие имена, как В. Абашев (исследование «Пермь как текст»), А. Матвеева («Перевал Дятлова», «Екатеринбург») или поэтические работы В. Кальпиди. Однако, именно прозаический уральский текст явно демонстрирует, что пользуется популярностью и спросом (многочисленные премии, тиражи изданий, продажи и отклики рецензентов и критиков – достаточное мерило востребованности А. Иванова И О. Славниковой).
А. Иванов вообще достаточно последовательно и систематично создает в своих произведениях «уральский текст» уже на протяжении многих лет. Для современного «уральского текста» характерно «перманентное сочетание фантазии» и в некоторой мере даже фэнтезийности и достаточно практических, научных и объективных фактов. Этот прием реализуется у А. Иванова во многих произведениях, в частности, когда мифы о хумляльтах планомерно и выверено перемежаются с географическими, научными, историческими сведениями. В таких романах, как «Сердце Пармы», «Золото бунта» чередуются мифы и фикшн, а в произведения «Хребет России» и «Горнозаводская цивилизация» мифы и нон-фикшн. Произведение «Ёбург» это повествование о Екатеринбурге 90-х, с его мифами, легендами и фактами, которое сейчас выглядит как настоящая, правдивая вещь, которая полностью зиждется на объективной реальности. В романе «Ёбург» содержатся новеллы про бандитские войны, общественно-политический союз «Уралмаш», политиков и художников, людей и хумляльтов. А. Мельник отмечает, что ««Ёбург» с кровавой обложкой и надписью «Город храбрых — сделано в девяностые» — не документалистика, не физиологический очерк, не городская летопись, не собрание анекдотов в чистом виде; хотя и то, и другое, и третье, и четвертое»[3]. Тем не менее, «Ёбург» - произведение именно художественное, хотя «уральский текст» в нем концентрирован, перемежен данными краеведения, историческими байками и анекдотами, региональными и районными побасенками. «Ёбург представляет собой переходный организм, трансформацию из Свердловска в Екатеринбург»[4].
Суждения, образы, мотивы и элементы поэтики Иванова, реализованные в его прозаических произведениях, не раз и не два впоследствии воспроизводились современными прозаиками и поэтами в разной форме, породили целую волну рецепции и потому роль А. Иванова в формировании «уральского текста» очевидна[5]. В «Сердце Пармы» Иванов формирует картину освоения уральского пространства, герои вступают в противоборство с мистическими, сакральными силами природы. На этом фоне Иванов подтверждает и заново создает общий мотив уральских текстов, идущий от Бажова – трепет перед землей, ее недрами и ресурсами. Хтоническая природа олицетворяет безоглядную, невероятную мощь. «Главной типологической чертой уральского текста у Иванова является построение сюжетной линии на основе системы оппозиций», отмечают И.Н. Иванова и А.С. Сазанова[6]. Среди важных уральских мотивов, таким образом, необходимо выделить сакральность природы, мотив испытания героя некоей мистической силой, мотивы неотвратимости судьбы, неопровержимости исполнения заложенного исхода, система оппозиций; формируется обращение к религии и мифу, фольклору и легендам. Описание быта, традиций, сферы злободневного бытования человека – еще одна традиция уральского текста.
Некоторые исследователи отмечают, что «одной из базовых характеристик городского уральского текста является кросс-жанровый характер его структуры»[7]. Это справедливо можно отнести и к произведениям А. Иванова, и к произведениям О. Славниковой. Также необходимо отметить, что отдельные тексты становятся обычно законодателями тенденций, и в этом смысле романы Славниковой и Иванова (Иванова, на наш взгляд, в большей мере) первостепенны, как носители и созидатели тренда и стилевых, композиционных особенностей уральского текста.
О. Славникова наиболее ярко проявила элементы уральского текста в романе «2017», хотя они, разумеется, есть и в других произведениях автора. Однако, «2017» является экстраполяцией «настоящего в будущее с оттенком антиутопии». Антиутопия и уральский текст сошлись как нельзя гармонично, в «2017» можно найти отсылки к Оруэллу (собственно, само название), а само произведение является многоплановым и динамичным. Приключенческий слой – ветка сюжета о хитниках (добытчиках уральских геосокровищ); есть в романе нестандартная любовная линия, любители политической и социальной драмы и жанра исторических катастроф также найдут элементы повествования интересными для себя. В финале романа «ряженые, войдя в роль и смешав игру с реальностью, устраивают 1917 год столетие спустя, а подсевшие на таинственное присутствие иной реальности с удовольствием будут вести счет ее вторжениям в обыденную жизнь в образе самой Хозяйки Медной горы»[8].
Одна из типичных черт текста Славинковой – это метафорическая точность и «густопись» языка. Эта густая метафоричность и позволяет Славниковой рисовать свой уральский текст, отличный от любого другого: густой, насыщенный, мифопоэтический. Например, Славникова, создавая уральский текст, совершенно чутко и точно нарушает монополию текста петербургского: «Здесь, на севере Рифейского хребта, стояли белые ночи…»[9]. История в прозе Славниковой обращается фарсом. Следует отметить, что у Славниковой природа Урала противопоставлена городской среде: «город-чудовище», «кариесные особняки», дешевые гостиницы и кафе, в которых встречаются герои. Пейзажные описания всегда даются с чистым лоском и элементом поэтизации. Урал способен влиять на персонажей, взаимодействовать с ними. Камни, минералы – как элементы продолжающейся линии Бажова, реализованы у Славниковой в качестве природного магнетического элемента, ценности и одновременно своеобразного маркера личности (стремление героя к «прозрачности»). У Славниковой соседствуют два противоположных мира – фантастический и реальный[10].
Таким образом, основными элементами уральского текста являются: наличие реального мира и фантастического (иногда фэнтезийного), сакральность природы, мотив испытания героя некоей мистической силой, мотивы неотвратимости судьбы, неопровержимости исполнения заложенного исхода, система оппозиций; формируется обращение к религии и мифу, фольклору и легендам. Описание быта, традиций, сферы злободневного бытования человека – еще одна традиция уральского текста.
[1] Никитин А.С. Династический миф в уральском тексте // Известия Уральского государственного университета. Серия 2: Гуманитарные науки. 2010. № 2 (76). С. 145
[2] Голованова Е.И. «Уральский текст»: локальный мир горнозаводсткой культуры в художественном пространстве фольклора и литературы // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты. 2010. № 1. С. 340
[3] Мельник А. Безумству храбрых хумляльтов (Алексей Иванов. Ёбург) от 27.03.2014 [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://www.colta.ru/articles/literature/2646-bezumstvu-hrabryh-humlyaltov (дата обращения: 12.06.2020)
[4] Мельник А. Безумству храбрых хумляльтов (Алексей Иванов. Ёбург) от 27.03.2014 [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://www.colta.ru/articles/literature/2646-bezumstvu-hrabryh-humlyaltov (дата обращения: 12.06.2020)
[5] Иванова И.Н., Сазонова А.С. Геопоэтика романа Алексея Иванова «Сердце Пармы» // Гуманитарные и юридические исследования. 2017. № 3. С. 185
[6] Иванова И.Н., Сазонова А.С. Геопоэтика романа Алексея Иванова «Сердце Пармы» // Гуманитарные и юридические исследования. 2017. № 3. С. 186
[7] Власова Е.Г., Ведерников А.П. Травелоги в истории литературного открытия Урала: к вопросу о роли жанра в структуре локального текста // Уральский исторический вестник. 2019. № 2 (63). С. 143
[8] Елагина Е. Постижение прозрачности; Язык улицы в академическом формате / Нева, номер 2, 2007 [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://magazines.gorky.media/neva/2007/2/postizhenie-prozrachnosti-yazyk-uliczy-v-akademicheskom-formate.html (дата обращения: 12.06.2020)
[9] Славникова, О.А.2017 [Текст]: роман/ О.А.Славникова.–М.: ВАГРИУС, 2006.– С. 72
[10] Болдырева Е.М. «Уральский текст» в романе О. Славниковой «2017» // Верхневолжский филологический вестник. 2019. № 1 (16). С. 53