[Фантастический рассказ о коммунизме]
— А мы уезжаем! — радостно сообщила Дмитрию Петровичу маленькая Лида, запихивая в большую картонную коробку на прицепе своих кукол.
— Дела… — почесал седую голову старик и тяжело вздохнув присел на стоящую во дворе чурку.
— Не переживай, дед, — хохотнул вышедший из дома Степан, глава единственного в Тожках семейства, — Только на зиму. Сам понимаешь, зимой дальние линии ремонтируют неохотно. Ну вот жена и предложила. Раз коммунизм уже который год то чего здесь сидеть? Да и Лиде учиться надо. Она хоть и на домашнем обучении, но не все книги в бумаге есть. Без электричества никуда, от сверстников отстанет.
— Тут ты прав конечно, — согласился старик.
— А сам то что? — хитро прищурился Степан, — Может ну их эти Тожки? Подвезем если что. Место в машине найдется, прицеп наполовину пустой. Пожитки твои легко влезут.
— Да куда мне старику в город то? — задумался Дмитрий Петрович, — Тут у меня какое никакое хозяйство. Куры, утки. Собака опять же. Здесь она на воле бегает, а в городе враз в питомник определят без присмотра.
— Ну, как знаешь, Петрович, — Степан покачал коробки, чтобы стояли крепче, — Если что в гараже генератор стоит и бочка с топливом литров на сто. Привез пока решали и сомневались. У тебя печь есть, перезимуешь как нибудь. Ключ от дома в деревенском щите висеть будет, остальные ключи – в ящичке справа от входа.
— Спасибо, — старик пожал протянутую руку и семейство, погрузившись в машину, уехало.
Старик посидел немного, глядя на пустой дом, оставшийся без хозяина и тяжело вздохнув побрел к себе.
Промелькнула конечно мыслишка пожить. Дом у Степана был не чета его собственному. Новая черепица, сайдинг, водопровод из источника, стеклопакеты европейские.
Но в стареньком бревенчатом домике, крытом шифером, в котором жил старик было тепло, уютно. Небогато, но комфортно. Собака прибежит с улицы, положит лобастую голову на колени, вот и вообще хорошо.
Так и жил старик.
День сменялся днем, становилось все холоднее и холоднее. Пес переехал из конуры в дом и спал у печки. В закутке негромко перекрякивалось и квохтало. Последнего человека старик видел две недели назад, когда грузовик, размешивая огромными колесами осеннюю грязь доставлял заказанное через сеть. Ловко орудуя лапой-манипулятором молодой парень искренне удивлялся что «в этих местах до сих пор кто то живет», а не уехал поближе «к цивилизации». Впрочем, отведав картошечки с грибами и получив мешочек туго набитый яйцами удивляться перестал.
А уж отведав настоечки с клюквой выразил твердое намеренье следующей весной обязательно приехать жить.
Коротал старик вечера, читая книги и новости. В мире было по прежнему неспокойно. Не захотевшие когда то присоединиться к Союзу страны после декрета 1418 находились в упадке. Население бунтовало, правительства просили Союз оказать гуманитарную помощь, но всегда получали отказ. Оказалось, что после установления коммунизма, блокировки вывоза ресурсов и ликвидации финансовых потоков соседние с Союзом страны перестали быть нужны америганцам вовсе. Из трехсоткилометровой приграничной зоны выехало больше половины населения, остальное было густо засеяно автоматическими средствами ПВО и ПТО с бункерами управления. Бодро зашедшую на территорию Союза вторую армию мятежного генерала НОАК Квана Ли, науськанного или купленного америганцами сразу накрыли тремя термоядерными зарядами малой мощности. Коммунисты не жалели никого и ничего.
Редкие обстрелы приграничных секторов щедро оплачиваемые заморским выгодополучателем конечно же продолжились, но вот сформированный на границе с Союзом пльский национальный корпус внезапно распустили. Объяснили недостатком средств на содержание, что было отчасти правдой.
Оказалось внезапно что не демократия является основой западного благополучия, а то что миллионы тонн ресурсов продавались за миллионы тонн макулатуры на которые покупалась какая нибудь брендовая безделушка с космическим ценником и вся макулатура возвращалась обратно на Запад. По факту тонны стали, зерна, нефти обменивались на сумочку от «Хуччи» или наручные часы. Поэтому в Европе модные дома росли как на дрожжах, будучи вовлеченными в процесс ресурсного мошенничества. Когда декрет как гильотина обрубил поток, практически вся эта мишура осталась не у дел и постепенно обанкротилась.
Старик листал фотографии молодых парней и девушек, что вновь высаживали уничтоженные термоядерными взрывами леса или разгребали для переплавки кладбища катайской бронетехники и только охал. Людей было жаль, но каждый, кого капиталисты гонят в Союз на убой должен понимать какой его ждет печальный итог.
Это при капитализме люди не могли уехать с территорий, ставших зоной боевых действий. Им негде было поселиться и не на что жить. Их пугал страх оказаться в условиях еще более худших. Коммунизм это исправил и люди перестали быть заложниками в играх америганских кукловодов. Потенциально опасные территории моментально пустели и вооруженные силы Союза могли применять любое оружие, включая химическое и ядерное. О чем всегда объявлялось и что в конечном итоге испытали на себе обманутые собственным генералом и верные присяге до конца катайские солдаты. КИД Союза назвал это величайшей трагедией новейшей истории и выразил соболезнования катайскому народу, которые со скрипом, но были приняты катайским руководством.
В один из таких вечеров старик и услышал во дворе тихое «Помогите». Выглянув он увидел лежащего на земле подростка и сразу же поспешил на помощь.
Но едва он выскочил за порог как кто то ударил его по голове.
— Всю руку порвала, зараза, — мужчина лет тридцати возился у раковины и щедро обливал рану самогоном из бутылки, периодически прикладываясь к ней же, — Жаль, убежала. Но ничего, вернется и уж тогда я точно не промахнусь.
Второй мужчина сидел напротив привязанного к стулу старика и не спеша ел яблоко, отрезая куски кухонным ножом.
Наконец он доел и сделал знак сидящему у растопленной печи подростку. Тот отложил в сторону недощипанную тушку курицы и вытащил изо рта Дмитрия Петровича импровизированный кляп.
— Что вам нужно? — сразу спросил старик, — Гражданская карта? Она на подоконнике. Берите ее и все что нужно. И уходите.
— Без тебя карта все равно бесполезна, старик. И ты это знаешь. Ну попользуемся мы ей неделю, может две, а потом провалим дактилопроверку и тебя начнут искать, обшаривая каждый сантиметр.
— Палец рубить будете? — хрипло спросил старик.
— Тоже не вариант. Мертвый палец быстро испортится. Нет, ты нам живой нужен. Нам, мил человек, пару месяцев перекантоваться нужно пока нас в Литвии охранка ищет. А знакомыми в вашем коммунистическом клоповнике мы не обзавелись, чтобы им на хвост сесть. Вот и выходит, что сейчас с тобой знакомиться будем. Людвиг кстати, — мужчина протянул руку для рукопожатия.
Связанный старик понял что над ним издеваются. И не пару месяцев будут сидеть эти беженцы, а как бы и не до весны. Тогда то Степан приедет с семьей и забьет тревогу, а до тех пор…
Выбора, впрочем у него нет.
— Дмитрий Петрович, — назвал себя старик.
— Вот и познакомились.
— Развяжите и собаку мою не трогайте. Тогда не будет проблем. Я обещаю.
— Развязать пока не могу. А то вдруг ты бердану какую где прячешь? Насчет собаки…
— Людвиг, ты чего? Посмотри как она мне руку раскровила! — взвился второй безгр, потрясая неумело забинтованной конечностью.
— Остынь, Збышек. Видишь же. Дедушка ею дорожит и не будет делать глупостей.
— Не буду, — подтвердил старик, — А курицу эту зря убили. Я по перьям вижу что Пеструшка. Много яиц несла.
— Сразу видно крепкого хозяйственника, — рассмеялся Людвиг, а следом и вся его компания, — Только только свою голову сберег, а уже о живности радеет.
Людвиг встал и подойдя к подростку влепил тому леща.
— За что? — захныкал тот.
— За поспешную инициативу. Больше кур не трогать. По крайней мере без спросу.
Он вернулся за стол и взяв с миски яблоко с хрустом откусил.
— По карте старика ничего не заказывать. А то мало ли курьером отправят и тогда нам всем крышка. Усекли?
— Как скажешь, — согласился Збышек, обшаривая полки, — Добра тут и так хватает. Сарай во дворе забит.
Мальчишка же просто хмуро кивнул.
Ночью, пока безгры спали старик пытался ослабить узлы, но ничего не вышло. Вязал Людвиг крепко.
Потом старика посадили на цепь в углу. Туда же накидали тряпья и поставили ведро. Выносить ведро обязали подростка.
В основном мужчины ели, пили самогон из запасов старика, смотрели фильмы и слушали музыку. Подростка превратили в прислугу, посылая то за дровами, то за консервами в сарай.
А однажды…
— Что то бабу хочется, аж яйца ломит, — сообщил Людвигу Збышек.
Старик сразу навострил уши.
— Ну так придуши удава, делов то, — флегматично ответил главарь, орудуя своей опасной бритвой перед зеркалом.
— Или… — протянул Збышек, понизив голос до шепота, — Малец то у нас смазливый. Лицо как у девчонки, голос такой же. Может того этого… На двоих?
Людвиг аж скривился.
— Мешать не стану. Мартин мне никто. Как и ты, впрочем. Но если он тебе кишки опосля выпустит, то не обессудь. На цепь сажать как старика не дам. Вся работа на нем. Хотя если ты сам вместо него в мои шестерки запишешься, то я так уж и быть подумаю.
Збышек глухо выругался и тему закрыл.
Так прошло еще несколько дней.
Збышек все время ходил злой, часто пил. В один из дней повадился швырять в старика огрызками от яблок, но Людвиг это дело жестко пресек. Главаря этот пляк все же побаивался.
И вот однажды Дмитрий Петрович проснулся от того, что кто то приглушенно мычит под скрип старой пружинной кровати.
Потом Збышек, а это его спина возвышалась над кроватью, где обычно спал Мартин, протяжно застонал.
Старик сразу все понял.
— Людвиг! — закричал он, — Там паренька! Людвиг!
— Чего шумишь, дед, — с пьяной ленцой в голосе поднялся с кровати Збышек, — Нет больше твоего Людвига, хахах. Сделал я твоему Людвигу второй рот!
И красноречиво провел ребром ладони себе по горлу.
— Толкай, малец! — что было сил завопил старик, — Толкай!
— Что? — не понял Збышек, потом от страшного удара в спину его бросило прямо к деду.
Затем на его шее захлестнулась цепь, а старик как мог из последних сил затягивал стальную петлю.
— Руку! Руку его держи!
Паренек заливаясь слезами и соплями повис на левой руке убийцы, правую руку Дмитрий Петрович исхитрился заломать в замок ногами.
Некоторое время Збышек потрепыхался разевая рот словно выброшенная на берег рыба, а потом затих.
— Мы смогли… Ну же, мальчик мой, не плачь. Иди сюда, — старик обнял содрогающееся от плача тело, — Все закончилось. Он больше не причинит тебе вреда. Он больше не тронет тебя, обещаю…
Парнишка дернулся, чтобы вырваться и засучил ногами, но руки старика были так же крепки как и в молодости, когда он брал призовые места в соревнованиях по армрестлингу.
— Он больше не тронет тебя, — шептал старик успокаивающе, — Все будет хорошо. Все будет хорошо, мальчик мой…
Ключей от замка ни у Збышека, ни у Мартина не оказалось.
Прикинув расстояние от угла до стола на глазок, дед раздел обоих мертвецов. Оба после удушения опорожнили кишечники и мочевые пузыри, но он только поморщился. Нюхивали и не такое. Из одежды удалось смастерить какое то подобие веревки.
Ведро, оставленное под нужник лишилось ручки, из которой было изготовлено что то отдаленно напоминающее крюк.
С шестнадцатой попытки этим крюком удалось зацепить ножку стола и подтянуть стол к себе.
Старик вознес хвалу небесам за то что не поселился в доме Степана. Там комнаты были такого размера, что сколько крюк ни бросай не добросаешься.
Включив ноутбук он быстро набрал заученный когда то номер.
Ответили почти сразу.
— Вирхе? — удивилось сонное лицо, появившееся на экране.
Старик вздохнул.
— Доброй ночи, Влад. Ты не поверишь…
