1894 год
«Ростов-на-Дону. Во многих городах в последнее время замечаются особого рода «артисты», которые занимаются кражей чемоданов у пассажиров, едущих с вокзала. Изредка и в Ростове стали практиковаться такие хищения, и недавно у одного из проезжавших на вокзал пассажиров совершена была из коляски, при переезде через Темерницкий мост, кража саквояжа с домашними вещами на сумму до 200 рублей. По дерзости кража эта представляет особый интерес, так как указывала на недавно проявившуюся правильно организованную шайку воров, которые местом для своей профессии избрали Темерницкий мост и подъем от него в г. Ростов по Большой Садовой улице. Благодаря умению, находчивости и энергии околоточного надзирателя 3-го полицейского участка Иванова кража эта была раскрыта, вещи найдены и два злоумышленника задержаны. За такую выдающуюся деятельность господин ростовский полицмейстер выразил околоточному надзирателю свою признательность, ставя его в пример остальным надзирателям и в виде особого внимания назначил Иванову в награду из нарядных сумм 10 рублей и из имеющихся у него частных средств 15 рублей».
«Ростов-на-Дону. 15 и 16-летние девочки, сестры Евгения и Елена Бериловы являются обвинителями против молодого парня Морозова, который однажды вечером подстерег их при выходе с работы из фабрики Кушнарева и поступил с ним не совсем по-рыцарски, исколотив их до крови. Франтоватый мещанский «кавалер» на суде объяснил, что «побил их за дело», так как кто-то прислал жалобщицам «публичное» письмо, а они, считая именно его автором письма, отозвались о нем, что он «арестант». В виду сознания Морозова в своем «доблестном» поступке, мировой судья приговорил его к 4-дневному аресту».
«Ростов-на-Дону. Того же числа, в том же заседании обвинялся 13-летний дебютант Израиль Кинус, тип бродячего гамена, в том, что, зашедши в бакалейную лавку Калинчука, он воспользовался моментом, когда лавочник отвернулся, и стянул 8 катушек ниток и женскую головную шпильку – все стоимостью в 64 копейки. Но маленький дебютант потерпел неудачу и был пойман с поличным. На суде он держал себя довольно развязно, стараясь уверить, что нитки он купил у какого-то разносчика, а что взял только «шпильку». Мировой судья приговорил Кинуса к тюремному заключению на 25 дней».
«Ростов-на-Дону. Мировой судья вызывает:
- Агафья Кузьмичева! Устинья Бозорова!
На сцену появляются две пожилые матроны из кухарок, из которых первая в своем прошении жалуется на последнюю за то, что на крестинах у кумы, где она была самой почтенной гостьей, после обычных изливаний с частым круговращением чарки, кума Устинья, за здорово живешь, после десятилетней дружбы и кумовства, при всей почтенной компании оттрепала ее на славу и в довершении всего «зубами» изорвала на клочки ее шаль, почему просит за такой конфуз наказать куму.
- Кузьмичева! – советует судья обиженной куме, - не простите ли вы Бозоровой, которая столько лет с вами дружит, да еще и кумой приходится.
- Будь она трижды, анафема, проклята! Я и судиться не хотела, провались я в тартарары. Я просила куму, вот чтобы я, по правде, с места не сошла: заплати, говорю, за шаль и разопьем мировую. Так нет, подь ты с нею, фря какая, еще свою амбицию показывает и говорить-то не хочет.
Судья останавливает словоохотливую Матрену и предлагает Устинье уплатить куме за изгрызенную шаль. Согласия на это не последовало.
Вызывается свидетель, портняжеский ученик, мальчуган лет 10 – 11.
- Свидетель, скажите: била Кузьмичева Бозорову?
- Я драки боюсь, а потому спрятался под верстаком и оттуда ничего не видел, кто кого бил; только слышно было что-то такое, похожее на то, когда хозяин меня шлепает по щекам.
- Ну, а шаль Бозорова рвала?
- Нет, зубами раздирала.
Судья приговаривает крепкозубую Бозорову к штрафу в 10 рублей или аресту на 3 дня». (Приазовский край. 55 от 01.03.1894 г.).
1895 год
«Ростов-на-Дону. Вчера во 2-й полицейский участок явился торговец вином на Базарной площади с жалобой на мужичка, продававшего кур, из которых одна вырвалась из рук покупателя, влетела в винный погреб жалобщика и разбила шесть бутылок вина. Продавец вина требовал от мужика возмещения понесенных им убытков, мужичок же почесывал только в затылке и оправдывался, говоря: «А хиба ж я знав, шо проклятэ курча в кабак ходэ». Так ничем и кончилось это дело, только посмеялись много по поводу его. («Приазовский край», No.55 от 01.03.1895 г.).
1898 год
«Таганрог. Я получил от одного обывателя письмо следующего содержания:
«Милостивый государь! Имею честь поздравить вас с новым налогом. До сего времени мы платили за дом, за квартиру, за колодезь, за стражников, за право торговли на базаре. Но этого оказалось недостаточно: придумали еще новый налог, благо у обывателя шкура толстая, дубленая, из нее можно выколотить какие угодно налоги и платежи на расходы по составлению несбыточных проектов, по печатанию бесконечных докладов о предприятиях, которых мы никогда не дождемся. Расходов очень много. Обыватель должен представить своим почтенным избранникам и на представительство, и на извозчиков, и вообще на всякий комфорт. Ведь, у нас все делается с комфортом, даже составление планов и смет на сооружения, которые никогда не приводятся в исполнение. Задумали строить ротонду, назначили конкурс и заплатили за планы до 500 рублей, а самую постройку, в конце концов, нашли совершенно лишней. Потом решили строить школу, но никак не могут прийти к заключению, где именно строить. Наконец, решили назначить конкурс в 300 рублей за лучший план. Опять расход, хотя самая школа – дело весьма сомнительного будущего. А сколько денег брошено на ветер для печатания проекта об электрическом освещении, трамвае, водопроводе, глубоком порте? Где вс это? Увы! Их не было и не будет. Только знают, что собираются и гласно, и тайно, разговаривают, шумят, наводняют город печатной макулатурой, а дело не двигается ни на шаг. Конечно, все это требует расходов и где же взять денег, как не у такого же горемычного обывателя, который за всякую чужую вину отвечает своим карманом? Вот и выдумали новый налог на лошадей и собак. Бедные собаки! Лучшие и вернейшие друзья человека! И им также накинули веревку на шею! Теперь за право существовать на белом свете собака обязана платить городской управе установленную контрибуцию. Удивляюсь только, почему от этого налога не избавлены наши городские представители. Ведь, хотели же они увильнуть от налога на лошадей, на том, мол, основании, что лошади у них исключительно для нужд общественных. «Но для каких это нужд?» - позвольте вас спросить. Что-то мы не видели и не знаем, чтобы лошади общественных деятелей выполняли общественную службу. А если это действительно так, то для чего же существует особая ассигновка на извозчиков? Господа Миллер и Шедеви получают 500 рублей в безотчетное пользование на разъезды. А куда ездит господин Шедеви? Из кассы нижнего этажа в кабинет верхнего для коллегиальных заседаний? Боже мой, это уже идеал столь излюбленного комфорта – ездить на извозчиках из помещения нижнего этажа в верхний. Однако, за этот комфорт расплачиваемся мы, горемычные плательщики; а если и этих денег не хватит, тогда придумают новый налог на гусей, уток, кур, на каждую канарейку сидящую в клетке. Дойдет, пожалуй, до того, что сочинят налог на каждый вздох обывателя. И смею вас уверить, что это будет самый прибыльный налог, потому что нет в Таганроге обывателя, который бы тяжко не вздыхал. Нет сомнения, что эта статья дала бы настолько большой доход, что пришлось бы избрать еще одного члена управы, который ретиво бы следил за обывателем, дабы кто-нибудь не вздохнул, паче чаяния, контрабандным образом, без обязательного взноса в управскую кассу. Впрочем, все это очень грустные шутки. Я надеюсь, милостивый государь, что вы не оставите этого налога без должного внимания. Всегда готов к услугам. Обыватель, готовый вздыхать и собак содержать для пополнения ненасытной городской кассы».
Я нахожу, что господин Обыватель слишком мрачно смотрит на вещи. Налог на лошадей и собак не является уж такой вопиющей несправедливостью. Кто имеет возможность содержать лошадей для собственных надобностей, а собак для собственного удовольствия, тот, конечно, сможет уплатить и совсем незначительный налог. Ведь, за своих лошадей уже давно платит извозчики, драгили и другие бедняки, занимающиеся перевозкой кладей; а для них лошадь – единственное средство к существованию. Тем более оснований привлечь к платежу и лиц, обладающих рысаками или красивыми болонками, за которых они нередко платят бешенные деньги. Вообще, против налога на предметы роскоши ничего нельзя иметь, если они уменьшают одновременно налог на предметы первой необходимости, в большинстве случаев непосильный бедняку.
Я с удовольствием упразднил бы, например, налоги на извозчиков и драгилей, на мелкую торговлю, а вместо этого учредил бы налог на дамское декольте, картежников, дамское транжирство и всякие попойки. В самом деле, бедняк платит последний грош за право заработать себе хлеб насущный, а таганрогская дамочка совершенно безвозмездно полуобнажает себя и на тех местах, которые, по ее мнению, должны вызвать особенное внимание со стороны непрекрасного пола, устраивает целую ювелирную выставку в десятки тысяч рублей. Вот эти выставки и следовало бы обложить налогом в пользу города. По крайней мере, от дамского транжирства да оголения была бы хоть какая ни на есть польза городской кассе. Все эти кофточки, рюшечки, тюрлюрлю атласные и прочая ерунда, никому не нужная, стоит громадных денег, в особенности, если приходится полуодеваться в пользу бедных. Тут бы и наклеить ярлычок с надписью: «сбор в пользу города взыскан». Или еще – картежники. У нас собирают с голытьбы на городские нужды по копейкам, а в клубе коммерческого собрания проигрывают и выигрывают в одну ночь десятки тысяч рублей, без всяких документов на промысел. По-моему, необходимо на каждую колоду карт учредить налог, на каждую бутылку вина – налог. Уж коли есть охота бросать деньги на карты да на водку, так пусть этим безумством хоть город пользуется, авось тогда налоги бедняков уменьшатся. Ведь, играть в карты к нам очень часто приезжают из округа землевладельцы и оставляют здесь или выигрывают без уплаты какого бы то ни было налога громадные деньги. Вот на это-то обстоятельство, право, следовало бы обратить внимание. Налог на транжирство дам, на карты, пьянство дал бы несравненно больше, чем налог на собак или даже на лошадей. За маленькое декольте с бриллиантиком на известном месте я взял бы по три рубля от каждого вечера, а за большое декольте с бриллиантовым ожерельем, обрамляющим пустопорожнее место, не худо было бы назначить и рублей по десяти. Каждый, подходящий к зеленому столу ради баккара, мог бы без всякого затруднения платить рублей по пяти, а с каждого ужина с попойкой рубля по три. В итоге получилась бы довольно приличная сумма, на которую, пожалуй, и школу можно было бы выстроить или городской театр перестроить. Мысль эту я рекомендовал бы нашим радетелям общественных интересов разработать обстоятельно, с тем, однако, условием, чтобы от налога не были избавлены ни сами эти радетели, ни их жены. А то, ведь, они иногда не прочь увильнуть от платежа. Как только вводится новый налог, смотришь, эти печальники уже стараются выговорить себе, не в пример прочим обывателям особые льготы. Так не годится. Собственным рвением к уплате налогов нужно пример подавать прочим, а не стараться спрятаться от налога, как это пытались сделать при учреждении налога на лошадей. Хорошо, что господин Иорданов запротестовал, а не то рысаки наших отцов города, откормленные и ни в каком выполнении общественных нужд неповинные, так и остались бы без всякого обложения. Этак и в дальнейших налогах можно ожидать, например, такие оговорки: «Жены общественных деятелей, декольтирующиеся «для нужд города», от налога «освобождаются», «общественные деятели, гуляющие и пьющие на маскараде и играющие в азартные игры «на пользу города» и для ознакомления с маскарадными правами «в интересах населения», от налога освобождаются.
Я полагаю, что таких преимуществ не следует оказывать даже радетелям общественного блага». (Приазовский край. 56 от 01.03.1898 г.).