Это текстовый выпуск подкаста «Книжная роль». Аудиоверсию можно послушать по ссылке: https://ittanni.mave.digital/ep-4
Любовь и наука идут рука об руку.
«Открытая книга» 1948-1956
Роман рассказывает о жизни советских микробиологов. Охватываются события с предреволюционных времён 1916-го года до середины 50-х годов. Это история жизни женщины-учёного, в которой отражается история страны.
Итак, для начала краткий экскурс в биографию писателя.
Вениамин Каверин родился в 1902 году 19 апреля в Пскове. Был младшим, шестым ребёнком в «большой, беспорядочной театрально-военной» семье Зильберов. Отец — военный музыкант, капельмейстер Омского пехотного полка, мать — владелица музыкального магазина. Большое влияние на него оказывал старший брат Лев, впоследствии видный деятель советской науки, и его ближайший друг, писатель, филолог и почитатель литературы Юрий Николаевич Тынянов, именно он сказал Вениамину в 1918 году: «В тебе что-то есть», после того как тот прочитал ему пару своих стихов и поэму. Сначала он мечтал стать поэтом, но после переезда в Москву в конце 1918 года начинает понимать, что поэзия не его, особенно после критики Осипа Мандельштама. Всё меняется, когда, разочаровавшись в Москве, он переезжает в Петроград в 1920 году в семью к уже своему родственнику Юрию Тынянову, так как он женился на сестре Вениамина Елене. Петроград — Петербург стал его мечтой после прочтения романа Андрея Белого «Петербург». И это было действительно судьбоносное решение, ведь именно там он поступил в два университета: Ленинградский институт живых восточных языков по отделению арабистики (1923) и историко-филологический факультет Ленинградского государственного университета (1924), которые свели его с удивительными людьми. Такими как Лев Лунц, Виктор Шкловский, Михаил Зощенко, Максим Горький. Здесь он вступил в литературную группу, хоть в мемуарах именует её орденом и настаивает на этом, так будем же называть именно так: «орден Серапионовы братья». Они просуществовали пару лет, был издан всего лишь один сборник здесь и за границей, но встреча всех участников ордена оказала влияние на каждого из них, впоследствии многие стали, так сказать, партийными работниками, писали только то, что нужно, приемлемо, словом, не писали ничего своего, ничего, что волновало их в душе. Но в начале это был старт в мир литературы. Но не только судьбоносным оказался Петербург в литературе, ещё и в личной жизни. Жизнь свела его с Лидией Николаевной Тыняновой, сестрой Юрия, переехавшей также учиться в Петроград. Их отношения развивались долго, трепетно и очень осторожно. В дальнейшем Лидия Николаевна стала детской писательницей и продолжала дело обожаемого ею старшего брата, писала книги об исторических личностях, но не в жанре публицистики, а в жанре прозы, исторического романа. Как бы это ни было странно, но дети не продолжили дело родителей, а продолжили дело их братьев, дочь Наталья стала фармакологом, а сын Николай вирусологом.
Псевдоним же, под которым писатель и стал известен, был взят из «Евгения Онегина» и вдохновлен Петром Павловичем Кавериным, которого Пушкин как своего друга молодости вывел в первой главе романа. Каверин — один из самых ярких представителей литературы советского периода. Его книги не носили в себе партийной идеологии, пропаганды, не воспевали систему и партию. Из-за чего ему пришлось в начале своей литературной деятельности и вплоть до середины 50-х годов сталкиваться с отрицательными статьями в газетах, критикой со стороны Союза писателей и периодическими запретами в печати. Каверин всегда писал о человеке, совершенно обычном по своему происхождению или социальному статусу. Немного мечтательном, неизбежно сталкивающимся с подлостью и злом, но в большинстве своём находившим выход. И не теряющим надежду.
Каверин был по жизни оптимистом, иногда этот оптимизм был нездоровым и выходил ему боком, но он всё равно продолжал верить в справедливость и в то, что зло рано или поздно падёт. Он никогда не отворачивался от друзей или знакомых, если их запрещали в печати, прерывали научную деятельность или, самое ужасное, они попадали под репрессии. Он пытался добиться освобождения Николая Заболоцкого, помогал Михаилу Зощенко и Анне Ахматовой, когда они оказались на грани гибели в 1946 году после постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград», отказался участвовать в травле Бориса Пастернака и выступал за публикацию романа Александра Солженицына «Раковый корпус», подписал письмо в защиту в защиту Юлия Даниэля и Андрея Синявского. В сталинские годы его книги часто портила цензура, и после 1953 года он их снова восстанавливал в неизкаженном варианте, при всём этом за роман «Два капитана» он получил Сталинскую премию 2-й степени. Всё, что он написал, было опубликовано при его жизни, и «Эпилог» — книга мемуаров, в которой рассказано о подлецах и гениях советской литературы, был подписан в печать за несколько недель до его смерти в 1989 году, чему он был очень рад, ведь ему не хотелось оставлять недосказанности, книга была написана в конце 70-х, но тогда о публикации не могло быть и речи, но он знал, что наступит время, и оно действительно наступило.
В его книгах действуют обычные люди, хорошие и плохие, талантливые и бездарные. Рассказывается о любви героев, об их радостях и страданиях, поражениях и победах. Он сумел, минимально приспосабливаясь к зловещей эпохе, сохранить и талант, и чувство собственного достоинства.
Я не буду подробно останавливаться на биографии, так как лучше, чем её рассказал сам Вениамин Александрович, не расскажет, конечно же, никто. Вы можете ознакомиться с ней в трилогии «Освещенные окна», описывающей период детства и юности, в книге «Вечерний день» и «Эпилог». Эти книги рассказывают не только о нём, но и о людях его эпохи, об истории страны.
История публикации
Роман «Открытая книга» — это трилогия, каждая часть именуется как «Юность», «Поиски», «Надежды» — публиковалась постепенно по мере написания в 1949, 1952 и 1956, именно в 56 выходит завершающая третья часть сначала в альманахе «Литературная Москва», а позже отдельным изданием в «Молодой гвардии» и полное, восстановленное издание второй части, которая из-за цензуры не могла выйти в 52 году, какой задумывалась, ибо говорить о людях науки, которые её не совершенствовали, а портили, когда эти люди — видные партийные деятели, всё ещё находящиеся на хорошем счету у власти, было невозможно. Поэтому вторая часть, по словам Каверина, была превращена в научно-популярный очерк. Это была одна из первых книг, в этом же году вышла книга Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», в которой говорится о жизни ученых не просто в советское время, но во время правления Сталина и государственного террора. Роман, в котором люди, болеющие наукой, стремящиеся сделать жизнь людей лучше, сталкиваются с чиновниками и бюрократией, которая мешает их светлому делу. Истинные люди науки не имеют того положения, которое занимают директора главных научных институтов страны, но, боясь за потерю своего положения, готовы пойти до конца, чтобы его сохранить, вплоть до написания доносов для устранения своих конкурентов.
В книге «Эпилог» Каверин так описывал процесс создания:
В открытой книге сюжет играет второстепенную роль. Здесь нельзя было обойтись без рамки времени, без истории страны, с которой соотнесена биография моей героини. Влияние политических перемен на возможность опубликования романа или, иными словами, перечень насилий, которым подвергалась моя трилогия в течение многих лет, и составляет содержание нижеследующих страниц.
Содержание этих страниц заключалось в том, что первая часть была запрещена ещё в рукописи, но её можно было, так сказать, спасти. Печаталась она в журнале «Новый мир», редактором которого тогда был Константин Симонов.
Возможность «спасения» заключалась в том, что я должен был в течение двух дней, номер шёл в типографию, написать две главы, посвященные комсомольской деятельности мой Татьяны Власенковой, студентки медицинского института. Накануне я Заболел — простудился. С высокой — под сорок — температурой я придумал и написал эти главы — первая часть писалась почти четыре года, и мне даже не пришло в голову отказаться от требований цензуры. В отдельном издании я, разумеется, выкинул эти главы, хотя в них не было ничего, что противоречило бы нравственной позиции моей героини. Они были просто не нужны, затягивали повествование и решительно ничего к нему не прибавляли.
Так, первая часть была опубликована, и на Каверина посыпались отрицательные рецензии. Его обвиняли в формализме, в литературном и нравственном поражении писателя, в отрыве от советской действительности, что само по себе смешно, ибо та же газета «Правда» отличалась от реальной жизни в 49-м году. Кстати, в этой самой «Правде», как написал сам Каверин, он «удостоился безоговорочного поношения». Последствиями оказался запрет печататься и замолчавший почти на два года телефон. Но это Вениамин Александрович уже проходил в начале своего пути, отрицательные рецензии были для него не сюрпризом, ведь даже роман «Два капитана» имел отрицательные статьи. Больше всего его возмутило письмо 34 первокурсников Ленинградского педагогического института, опубликованное в «Литературной газете». Выяснилось, что письмо было организовано редактором газеты Ермиловым, который был на редкость неприятным человеком, доносчиком, совершившим множество литературных преступлений против писателей, и написано оно было одним из учеников Друзина, который учился вместе с Кавериным в псковской гимназии и завидовал ему. Естественно, письмо подписать студентов заставили. Но Каверин написал свой ответ на коллективное письмо, в котором было опрокинуто враньё и указано на то, что авторы письма толком и не читали книгу. Во многом Каверина спасло то, что Симонов сказал Суслову, что «из руки работающего писателя нельзя же всё-таки выбивать перо». И то, что на собрании секции прозы в Союзе писателей он выступил первый, но не с раскаянием, а со словами, что по первой части трилогии нельзя судить всю книгу целиком, и изложил замысел второй и третьей части, против которого партийные писатели ничего не могли возразить.
Однако, как обычно и бывало в таких случаях, они проявляли истинные отношения между людьми или их ярче подсвечивали. Друзья остались друзьями, враги врагами. Не думаю, что будет преувеличением сказать, что самой известной травлей в литературе была травля Бориса Пастернака за роман «Доктор Живаго», она началась в 56-м году, когда роман Каверина был завершен, восстановлен и издан, с романом Пастернака всё было куда сложнее. Но Борис Леонидович считал Каверина талантливым писателем, они были довольно близки, познакомились в середине 20-х годов, у обоих была дача в Переделкино. И вот что пишет Каверин о Пастернаке:
Ему нравилась первая часть моей «открытой книги», он даже позвонил мне и похвалил её: «живо и свободно». Когда роман стали топтать и телефон замолчал на два года, я как-то встретил его в Лаврушинском, и он принялся утешать меня с доброй, обнадеживающей улыбкой: — Это ничего, вы знаете, это пройдёт. Так бывает, а потом всё проходит. Это такая полоса. Просто начинается полоса, а потом всё проходит.
Но трилогия устояла, была тщательно восстановлена. Последняя часть писалась после смерти Сталина, в хрущевские годы, что дало возможность тщательно восстановить вторую часть и завершить трилогию в том виде, в котором мы видим её сейчас. Главное было в том, что Каверин рассказал на страницах книги о репрессиях против деятелей науки, что ставило всё на свои места. Но об этом мы поговорим чуть позже.
«Юность», «Поиски», «Надежды» наименование каждой части трилогии.
Для начала напомню, с чего история начинается и как она развивается.
Итак, повествование в романе ведётся от первого лица и траслируется в форме воспоминания. Это воспоминания Татьяны Петровны Власенковой, советского микробиолога.
Действие книги начинается во время Первой мировой войны в городе Лопахин, перед нами 11-летняя девочка Таня из посада, которая работает судомойкой в трактире Алмазовых и становится случайной пострадавшей в дуэли двух гимназистов, когда возвращается домой; один промахнулся, а другой со словами «А, чёрт с тобой!» выстрелил в сторону и попал в неё. Решив взять на себя ответственность, он отвёз её к себе домой, куда приехал врач военного госпиталя, и её благополучно спасли, пуля прошла навылет. Так она и оказалась в доме Львовых. Отец семейства Дмитрий Львов был адвокатом, его убили черносотенцы, когда он ехал с заседания в пролётке. После этого его жена Агния Петровна переехала в Лопахин к своему брату, микробиологу Павлу Петровичу Лебедеву, вместе с двумя сыновьями Митей и Андреем. Гимназистом, подстрелившим Таню, был Митя, а стрелялся он с Раевским из-за их общего любовного интереса гимназистки Глаши Рыбаковой. В доме, где жили Львовы, было «депо проката роялей и пианино», которым заведовала Агния Петровна. Обо всём этом ей рассказывает Андрей, с которым у них сразу завязалась дружба.
Их дядя, старый доктор Павел Петрович, занимается плесенью, повсюду в его комнате стоят предметы, на которых растёт плесень, у него есть теория, что плесень может быть полезным лекарством, и по мере своих сил он пытается её развивать. Отец у Тани неизвестно где, он попросту бросил семью, мать до войны была портниха, но из-за войны исчез спрос, денег ни у кого нет, поэтому она занимается гаданием. Однажды Павел Петрович обнаружил, что девочка — знаток в области гаданий, но не знает, сколько будет семью девять. Он решил дать Тане, не имеющей возможности учиться в гимназии, начальное образование. Начал рассказывать ей о существовании удивительного микроскопического мира и власти, которую тот имеет над человеческим организмом.
Конечно, из ряда вон выходящий случай приводит девочку в дом Львовых, но всё то, что встречает её в доме — его обитатели, условия жизни, детали обстановки, быта — вряд ли подходит под категорию экзотического и способно поразить лишь воображение ребёнка, выросшего в условиях крайней бедности и тоскливой, однообразной жизни. Впоследствии Татьяна не раз улыбается своим детским воспоминаниям о первом знакомстве с семейством Львовых. Став взрослой, она понимает всё несоответствия своих тогдашних представлений с истинным положением дел, ведь они были далеко не богатой и не преуспевающей семьёй. Но девочке их дом кажется сосредоточением всего самого интересного, любопытного, не похожего на то, что до сих пор изо дня в день окружала её. И тут наступает 1917 г. Девочкой она ещё не способна понять и оценить весь масштаб происходящих в стране перемен, но с первых дней революции в ней живёт ощущение чего-то необычайного. Подобно многим, прежде далёким от политики, Таня постигает новый революционный мир через маленькие события, волнующие маленький город. Теперь она поступает в первую трудовую школу, переезжает с матерью из из убогой комнатенки в Посаде в прекрасную комнату в квартире бывшего прокурора судебной палаты.
Таня первой части трилогии — по-настоящему счастливый человек, даже вопреки многим личным невзгодам (смерть матери и старого доктора, сложные взаимоотношения с вернувшимся в Лопахин отцом), вопреки трудному времени, с которым совпадает её юность. О трудном и тяжёлом времени, связанном с Гражданской войной, голодом, разрухой, почти не говорится. Во-первых, это объясняется тем, что Лопахин находится примерно находится между Москвой и Петроградом, по моим предположениям, это Ярославль, собственно, город не находится на Урале, в Сибири или на юге страны, где в по несколько раз сменялась власть и о хоть каком-то мирном течении жизни не могло быть и речи. Во-вторых, детское и юношеское восприятие мира и то, что для людей её возраста и социального положения годы революции остались в памяти не трудностями и материальными нехватками, которые были уже давно привычными, а прежде всего своей преобразующей стороной и перспективами, строящимися открывшимися перед вчера ещё подавленными личностями.
Здесь же упоминается голод 1921 года, Нансен и Помгол. В Лопахин привозят голодающих Поволжья, и весь город включается в помощь людям, находящимся в тяжелейшем физическом положении. Таня наверстывает то, чего было лишено её бедное и безрадостное детство. Школа, друзья, общественная работа, споры и диспуты, книги, самостоятельные спектакли — всё это делает её жизнь до предела насыщенной и рождает чувство, что будет ещё более прекрасное будущее, в котором великое будет совершаться каждый день. В первой части трилогии молодое поколение советской страны мечтает сделать много нужного и уже не мыслит себе жизнь без служения большой цели, без того душевного горения, что озаряет всё вокруг. Но вместе с тем это поколение, которое было так воодушевлено созданием нового, лучшего, прекрасного, а в конечном итоге практически все их стремления будут разрушены. Конечно, это не та книга, где было бы это ярко выражено, но, зная историю, можно понять, как много таких людей с верой в прекрасное будущее, с желанием сделать жизнь лучше столкнулись с людьми, которым это было совершенно неинтересно и не нужно, и в угоду своему тщеславию и малозначительности, но зато с высоким постом они будут стремится его сохранить, ради чего будут уничтожать самое светлое. Но с этой темой мы столкнёмся позже.
А пока детство заканчивается. Таня хочет стать актрисой, но в институте ей дают понять, что это не её, отпустив эту мечту, она возвращается к медицине. Ведь именно Павлом Петровичем, который первым показал ей этот невидимый мир, и памятью о нём, что будет жить в ней на протяжении всей истории, будет обусловлен её выбор. Он образец истинного учёного, открывателя, мечтающего обратить всё внимание на ещё не использованные возможности науки на благо народа. Плодотворная работа Татьяны над проблемами, в своё время поставленными старым доктором, как бы знаменует преемственность традиции между поколениями. Лекции Павла Петровича не раз помогают ей при учёбе в институте. Интереснее микробиологии для неё теперь ничего нет. И дальше начинается первая практическая работа, и борьба с эпидемией дифтерии, и работа врачом в зерносовхозе, параллельно чему происходит изучение светящихся вибрионов. А дальше Татьяна попадает на работу в институт биохимии микробов в Москве, где сталкивается с человеком, который на протяжении многих лет будет отравлять и научную работу, а в последствии и жизнь, это директор института — Валентин Сергеевич Крамов. Параллельно всему этому мы наблюдаем за развитием отношений между персонажами в целом, и в частности за развитием отношений Тани и Андрея, Мити и Глафиры, также знакомимся с новыми героями: профессор Заозерский, Лена Быстрова, Петя Рыбакин, Коломнин.
Таня Власенкова
Это были основные аспекты, на которых развивается действие романа. Теперь углубимся в него более детально и проанализируем героев и события.
Итак, в основу романа легла история создания отечественного пенициллина, препарата на основе плесневого грибка, первого антибиотика, выведенного в романе под названием «крустозин». Главная героиня Татьяна Петровна Власенкова — учёный-микробиолог. Главное в ней то, что она не старается кому-то угодить или понравится, она всегда честна как в отношениях с собой, так и в отношениях с другими. У неё есть принципы, талант, сила воли, любовь к близким людям. В своём деле она отважная, отчаянная, способная идти на риск женщина. Но такому человеку трудно приходится в советской действительности.
У героев каверинских романов есть идеал личности, человека, который участвует в их жизни, освещая ее изнутри, и поддерживает постоянное чувство недовольства собой. Для Татьяны образцом и ориентиром становится старый доктор Павел Петрович Лебедев, начатое им дело она доводит до успешного завершения. Но идеал, волнующий героиню и дающий ей жизненную энергию, оказывается еще шире, чем служение науке. В доме Львовых Таня знакомится с назидательной книгой «Любезность за любезность». Она узнаёт оттуда совершенно новые для себя правила приличия, но особенное впечатление производят на неё следующие слова: «При всех обстоятельствах жизни девушка должна быть «добра без слабости, справедлива без суровости, услужлива без унижения, остроумна без едкости, изящно-скромна и гордо-спокойна». Этот едва ли не пародийный список добродетелей опирается, однако, на вполне серьёзные этические представления и схож с характеристикой пушкинской Татьяны в восьмой главе «Евгения Онегина»: «...не тороплива, не холодна, не говорлива, без взора наглого для всех, без притязаний на успех, без этих маленьких ужимок, без подражательных затей...» Этот кодекс поведения был для Пушкина внешним выражением его идеала женственности.
Таня Власенкова и несёт в себе черты идеала, и страдает от неполного ему соответствия. Сдержанное, но постоянное напряжение незаметно пронизывает всю структуру романа.
По ходу действия Таня противопоставляется Глаше Рыбаковой — существу ограниченному и жестокому, но по прихоти судьбы и природы наделенному как раз тем, чего мучительно недостает главной героине. Таня «проваливает» Глафиру Сергеевну на школьном совете, и это случается как раз после того, как она становится невольной свидетельницей свидания Глафиры с Митей. В дальнейшем, правда, Глафира мстит Тане гораздо более жестоким и безнравственным образом (когда лжёт о ней Львовым, что она бросила Павла Петровича, а потом что и письма Кречетовой, актрисы, с которой у Павла Петровича в молодости был роман, опубликовала, по сути дела она все свои действия перекладывает на неё). Татьяне неприятна Глафира, ещё в детстве её глубоко поразило, как та сбежала с Раевским до свадьбы с Митей, а потом вдруг снова к нему вернулась. Таня и Андрей возмущены тем, что Митя много лет положил на жизнь с женщиной, которая им постоянно пользовалась, но, может, она всё же любила? Если в Татьяне воплощается любовь чистая, то в Глафире — порочная. Отвращение к порочной, низкой любви, а не ревность является основой ненависти Тани к Глафире Сергеевне.
Вопрос, заданный в одном из стихотворений Николая Заболоцкого — «Некрасивая девочка»:
...что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Заболоцкого и Каверина волновала проблема внутреннего и внешнего в полную меру её трагической серьезности. Внешняя красота — это одно, а «грация души» (красота душевная) — это всё-таки другое. Прекрасно, когда они сочетаются в человеке, пребывают в полной гармонии, но в жизни мы гораздо чаще имеем дело с расхождением между внутренним и внешним.
Романтические отношения не являются основой сюжета, это побочная линия, играющая на развитие персонажей, один из компонентов жизни, присутствующих в книге, а не связующее звено со всем и вся. Но всё же отношения между персонажами непростые, бывают моменты недоговоренности и нежелания первым заговорить или написать, но так или иначе все проблемы они выясняют. Дружеские отношения Тани и Андрея сложились моментально. Но тут же у Тани появляется влюбленность в Митю, который видит в ней только друга и младшую сестру. Постепенно у Андрея возникают к Тане чувства, которые он, как человек, всегда находящий рациональные объяснения, не может себе объяснить, он пытается даже признаться ей, как мы понимаем, в любви, но не находит слов. Когда через пару лет они снова встречаются, для него уже всё ясно, для неё нет. И только снова через два года она понимает, что всё-таки любит его. Её всегда тянуло к нему, потому что он был тем, кто её понимал, в конечном итоге их отношения строятся на чувстве нужности, уважения, открытости друг другу. Вскоре у них рождается сын, которого в честь старого доктора они назвали Павлом. Но и Митя в итоге встречает Елизавету Сергеевну, которая бескорыстно и искренне его любит, она врач-хирург, поэтому и в научной теме прекрасно его понимает; и с ней он обретает семью, о которой всегда мечтал.
Человеческие слабости или противоречия делают героев реальными и достоверными. В судьбе Татьяны есть легкая фабульная аллюзия, по-видимому, непреднамеренная: Каверин дал ей имя пушкинской героини (примечательно, что этого последовательно избегали многие поколения прозаиков — во избежание придирчивых аналогий) — после в большом романе имя Таня, Татьяна появится в «Докторе Живаго» Пастернака.
В Дмитрии Львове есть нечто «онегинское»; наконец, последняя фраза от имени Тани («Ведь я всю жизнь была влюблена в вас...») прямо-таки напрашивается на сравнение с классическим: «Я вас люблю (к чему лукавить?)...» и т. д.
Из этой аналогии следует, во-первых, что пушкинский сюжет столетие с лишним спустя не утратил своей актуальности, а во-вторых, что в любовном «треугольнике» «Открытой книги», который на самом деле практически не заметен, отражен не какой-нибудь частный случай, а ситуация вечная и важная.
Таня говорит, что была влюблена, а может, и всё ещё влюблена в Митю, но всё же не может без Андрея. Влюбленность и любовь — это разные вещи. Таня влюблена в Митю как в некий идеал, но любит всё же Андрея.
Её внутренний мир дисгармоничен. Причем причины неудовлетворенности жизнью таятся не только в обстоятельствах, но и в каком-то неосознанном ощущении собственной незавершенности, собственного несовершенства по высокому счету. Все силы своего разума она отдает главному делу своей жизни, а на всё остальное времени и сил уже не остаётся, ей просто не хватает времени на собственный анализ.
Дисгармоничность в характере Тани ощущает и влюбленный в неё Володя Лукашевич, бывший одноклассник, с которым она встретилась в Сталинграде во время войны. Он пытается объяснить всё профессиональной нагрузкой: «Женщинам нельзя заниматься наукой». И тут появляется новая тема — женщина в науке. Действительно, трудно сделать так, «чтобы хватило на всё — и на дом, и на любовь, и на науку», но причину эмоционально-душевной «нехватки» не стоит сводить к чему-то одному: тут и внешние обстоятельства играют свою роль.
У Каверина же любовные и семейные проблемы Татьяны решаются деликатно, их роль в сюжете романа пропорциональна тому месту, которое данная сфера занимает в жизни.
Татьяна — живой человек, волнуемая тревогами и заботами своего времени, своей страны, бескорыстного и воинствующего гуманиста, всё отдающего людям, непримиримого к любым формам несправедливости, произвола, неправды.
Сложная профессия делает Татьяну, быть может, чересчур сильной, но в героине всё равно остается достаточно женственной слабости и утонченности. Возможно, что Дмитрий и Андрей слегка инфантильны, в любовных отношениях они сразу попадают в зависимость от женщин, и тем не менее оба они остаются в целом и мужественными, и твердыми людьми.
Долговечнее те характеры, в которых преломилось множество равноправных перед лицом жизни конфликтов. Все образы — это реальные жизненные характеры. Если к герою можно относиться как к живому человеку, значит, он действительно живет.
Крамов
Все герои делятся на людей науки (Таня, Андрей, Митя, Рубакин, Быстрова, Мерзляков, Коломнин) и людей лженауки (Крамов, Скрыпаченко, Крупенский, Мелкова). И критерием здесь является даже не ум и не талант, нет, главным критерием является вера в науку.
Это свойство не подходит ни к каким другим, объяснить его сущность довольно трудно. Оно или есть у человека, или нет — третьего не дано. Оно не гарантирует в человеке никаких других достоинств. Наука и нравственность образуют в «Открытой книге» не тождество, а равноправное сравнение.
Трудным и извилистым путем Татьяна подходит к решению проблемы о целебных свойствах плесени. Всё начинается с интереса к лекциям Павла Петровича о «защитных силах природы», студенческие опыты по подавлению жизнедеятельности микробов с помощью веществ, содержащихся в самом же организме, наблюдение за усилением свечения холероподобных вибрионов в присутствии плесени — это те основные моменты, побуждающие Татьяну задуматься над особыми свойствами плесневого грибка. Ну и, конечно же, дань старому учителю, стремление вернуть и открыть его труд, доказать, что это не псевдонаучный бред.
Конфликт Татьяны с Крамовым является основой для второй половины книги. В основе его лежит столкновение науки и бюрократии. Конфликт носит принципиальный характер, затрагивающий самые насущные проблемы состояния и развития советской науки. Их все обостряющиеся несогласия на научном поприще отражают полную противоположность и несовместимость их общественных позиций, что не даёт почву для примирения.
На протяжении сюжета происходит, так сказать, моральная деградация Крамова. Каверин прослеживает течение болезни под названием «разрушение личности», анализирует её причины и как это способствует высокому положению в науке и одновременно ведёт к гибели, как моральной, так и физической. Подобную тему Каверин будет одной из главных в книге «Эпилог», где он прослеживает разрушение и падение личности многих когда-то его друзей.
Крамов — отрицательный персонаж, в нём нет ничего, что смягчало бы его образ. В его душе тёмное начало давно и окончательно восторжествовало над светлым.
Пожилой человек, с круглой лысеющей головой, которую он держал немного набок, с бледными висячими щечками и пухлыми улыбающимися губами.
Впервые появляется в романе как будто эпизодический персонаж, а потом всё более масштабно входит в сюжет. И сразу становится понятно, что он далеко не положительный персонаж, на это указывает то, как Митя возмущён его появлением («Ведь ты знаешь, что я не выношу этого святошу. Вот уж действительно «елейный удав»! Кстати, Заозерский только что сказал, что он собирается выступить против меня на докладе»).
Крамов честолюбив, холоден, расчетлив, очень неравнодушен к жизненным благам; при этом его считают крупным ученым с мировым именем, основоположником теории иммунитета, но это былые заслуги и уже устаревшие. В молодости был талантлив: «Он начинал превосходно, на уровне Виноградского или, скажем, Гамалеи», — говорит о нём Рубакин. Его репутация безупречна, большой вес в научном мире, видные посты, и ко всему этому место директора солидного теоретического института.
Татьяна довольно скоро убеждается в том, что интересы Крамова направлены против интересов науки. Но за Крамовым сила, которая всё возрастает. Благодаря сильному научному имени имитирует целое научное направление, которое в определенных исторических условиях становится господствующим. Теория ради теории — его кредо. Браться за новое ему не хватает не только творческого энтузиазма и горения, но даже банального желания. Его самый главный страх — неудача, которая неизменно случается в поисках нового, гораздо проще создавать видимость деятельности, чем подвергать себя риску.
Эгоизм — трагедия Крамова, причина преступных действий, которые превращают его в тормоз, мешающий успешному развитию науки.
Появление Татьяны в стенах института сразу вводит сумятицу, дух перемен и жажду открытий. Начинается страх за свою репутацию и место; успешные начинания Татьяны и её коллег по внедрению в промышленность достижений микробиологии (выработка ароматообразующих микробов для маргарина, создание нового способа хранения зернистой икры) при случае будут очень невыгодно оттенять работу института в целом, ведь за долгие годы из его стен не вышло ни одного практического полезного исследования. Передача лаборатории промышленности — это попытка от неё избавиться, но Татьяне и её сотрудникам удаётся этого не допустить. Но это только первый шаг, который делает Крамов.
Но следующий шаг делает Татьяна и её единомышленник Рубакин, которые пытаются вывести Крамова на чистую воду на собрании, но она проваливается. Крамов умело переводит конфликт в удобную для него плоскость, прибегая к демагогии и пуская в ход политические угрозы.
Он отмахивается от работы над плесенью, называя это «антинаучным бредом», притом, что именно он по существу украл труд Павла Петровича у Раевского, то есть сказал, что купит, но ничего не заплатил.
Раевский долгое время пытался купить переписку с Кречетовой из-за материальной выгоды, но всегда получал отказ. Уезжая в Петроград, Таня оставила чемодан с рукописями и письмами покойного Павла Петровича на хранение отцу. И тут для Раевского идеально легли карты, у отца были проблемы с алкоголем, тот вынудил его отдать письма, но вместе с ними пропали и рукописи. Осознав свою вину, отец дал клятву, что не успокоится, пока не найдёт Раевского, который вскоре после публикации писем исчез. Прошли годы, и он таки нашёл его. Татьяна поехала к Раевскому, и выяснилось, что у него рукопись украл один жулик: «А как же еще называется человек, который берет у вас вещь, обещает заплатить, а потом и вещь не отдает, и денег не платит?» Им оказался Крамов, он собирал редкие книги и бумаги, в которых, похоже, было много так называемого «антинаучного» бреда.
Добиться результата в работе над пенициллином Татьяне помогают её коллеги и друзья-соратники. Эта общность и знание того, что ты не один, и помогают преодолевать невзгоды, ученные Крамовым. Вопреки запретам она продолжает работу над пенициллином и тогда же достигает первых результатов. Даже идёт на риск и пробует вылечить болезнь Кати Стогиной первыми полученными образцами, и в итоге препарат работает. Татьяна с Леной Быстровой выступили в обществе микробиологов с докладом о первых результатах, но дальнейшую работу приостанавливает начавшаяся война.
Крамов же убежден в бесплодности таких исследований. Он продолжает препятствовать даже, когда убеждается в огромном теоретическом и практическом значении этих трудов у англичан, предлагает закупать препарат, а не наладить производство в собственной стране. Но тут вдруг Наркомздрав соглашается наладить производство в стране. Теперь Крамов пускает в ход слухи и клевету, дабы очернить работу лаборатории Татьяны. Визит профессора Норкросса — отличный повод для Крамова показать всем, что работа Татьяны была хуже по сравнению с англичанами, и предлагает сделать соревнование, даже будь сей препарат окажется более эффективным. Но нет, советский препарат оказывается действует даже лучше, чем английский. В своей речи Крамов нагло врёт, что всегда верил в плесень, что это чудо науки, но Татьяна не может слышать эту ложь и в свою очередь говорит о том, что Валентин Сергеевич всегда препятствовал этой работе. Для Крамова это удар, причем удар при видных деятелях науки и партии. Вспомнив, что есть средства и более эффективные в борьбе с теми, кто портит твою репутацию, что всегда можно поставить знак равно между «своими врагами и врагами народа». Он не может уничтожить Власенкову физически, но может уничтожить морально. Донос на мужа Татьяны — Андрея написан именно с одобрения Крамова в кабинете его квартиры. Превратив тем самым жизнь Татьяны в сущий кошмар, он ненадолго становится победителем и, похоже, весьма короткое время наслаждается этим чувством. Смерть Глафиры Сергеевны и страх, что о том, что о его делах узнают, вызывают, судя по всему, у него болезнь сердца. Так или иначе, наказание его всё же настигает, хоть и не такое, какое хочется порой для подобных людей.
В начале романа профессор Заозерский говорит о Крамове как о человеке, не способном на «грязное предательство». Теперь он не достоин ни звания человека, ни тем более ученого, так как в своём слепом страхе за сохранение «места под солнцем», в своей ненависти ко всему талантливому, обгоняющему его, поступается и честью, и совестью.
Но Крамов всё-таки не всесилен. Почему при всей своей безнравственности он вынужден то и дело отступать перед самоотверженно и преданной науке, решительно неспособной к интригам Татьяной? Потому что без позитивных научных результатов, добываемых ею и ее коллегами, крамовская игра невозможна. Ложь существует только как тень истины, а зло — как тень добра. У лжи и зла нет собственной, незаемной энергии. Они вынуждены идти на уступки истине и добру. Крамов почти понимает это, но это его не оправдывает:
Мне начинает казаться, что я сражаюсь не против вас, а против себя. Право, можно подумать, что вы воплощаете все, чего мне не хватает.
Игра в науку, точно так же как и игра в людей, всегда ведёт к проигрышу, какие бы иллюзорные выигрыши она ни приносила на первых парах.
Татьяна с болезненным сарказмом говорит о «победе» Крамова, имея в виду размеры вреда, который крамовщина принесла науке и народному хозяйству. Да, крамовы всегда терпят поражение перед лицом широкого потока жизни, который смывает их без остатка. Но их действия оставляют отпечаток на жизни других людей, которым они причинили вред.
Выразительно последнее упоминание о Крамове, как персонаж он просто сходит на нет. В эпилоге о нём попутного говорится: «...и Виктор Мерзляков, давным-давно заменивший Крамова в Мечниковском институте». Мерзляков — бывший аспирант, диссертацию которого некогда провалили приспешники Крамова. Эта небрежность говорит больше, чем любой нравоучительный памфлет. Крамовы после своей смерти автоматически забываются. Это цена иллюзорного успеха при жизни. Но, может быть, напрасно так быстро забывают о подобных людях? Ведь забывая о подобных людях, мы совершаем ошибку и снова можем не заметить, как подобные личности снова вторгнутся в благое и светлое дело и попытаются его разрушить в угоду своих собственных целей.
Андрей Львов
Андрей Львов — муж Татьяны. Душевно тонкий, чуткий, высоко нравственный человек. Стремление дойти до «сути вещей» соседствуют в его натуре с твердостью воли, настойчивостью в достижении цели, с широким политическим кругозором, талантом врача и способностями организатора. Поэтому слова Машеньки о том, что ему «не место» в Анзерском посаде, что его ждут иные, более значительные дела, являются не просто субъективным мнением, а отражают истинное положение дел. Но реализации всех больших его возможностей мешают перемены, происходящие в стране. Через пару лет после их переезда с Таней в Москву наступает тяжелое время. Каверин даёт только одну чёткую дату — лето 1934 года, после чего обозначает время событием — полёт Чкалова. Это уже июнь 1937 года — большой террор. И становятся понятны слова Тани: «Он стал равнодушен, забывчив, слишком спокоен. Правда, он приходит домой поздно, усталый, и засыпает, едва положив голову на подушку, но прежде он всегда прощался со мной на ночь, а теперь перестал». Андрей к тому моменту работает в Санэпидуправление, сотрудники которого в годы большого террора подвергались репрессиям. Очевидно, что за этим состоянием кроется страх за семью и себя, ведь, как позже скажет Таня, «по своей привычке он скрывал от меня свои неприятности». Постоянная тревога, что может случится что-то ужасное. Он часто ездит в командировки бороться со вспышками эпидемий в разных регионах страны.
Обычно, вернувшись из командировки, Андрей подробно рассказывал о ней, и это было интересно, потому что всякий раз он встречался с новой загадкой, которую обязан был решить, как бы это ни было трудно <…> Но были другие загадки, о которых, вернувшись в Москву, он не говорил ни слова. Молчаливый приезжал он домой, и по его задумчивости, по заметному усилию, с которым он старался в семье забыть о том, что тревожило и возмущало его, я понимала, что он снова – в который раз! – столкнулся с недоверием, мешавшим работать и граничившим с преступлением.
И уже совершенно точную характеристику времени мы видим в следующих словах:
Правда, теперь Андрей – когда он бывал в Москве – значительно раньше возвращался с работы. Но возвращался он расстроенный, раздраженный, усталый, и мы говорили – шепотом – о тех необъяснимых, пугающих переменах, которые происходили в стране.
Этими переменами, конечно, были всё новые и новые аресты.
С этого момента можно уловить как бы маркеры на полях, по которым мы подходит к моменту доноса и ареста.
Далее в это же время, когда Андрей после болезни приезжает раньше из санатория по вызову своего начальника Малышева, так как «Захарьин арестован» — «Это был видный работник Санэпидуправления, безупречный человек, один из основателей нашего здравоохранения. Он часто бывал у нас – именно поэтому Малышев и вызвал Андрея.»
Ну а дальше Андрея как опытного работника ставят директором Института профилактики и иммунитета, вместо директора статистика, там постоянно что-то не ладилось, то он перестраивался, то объединялся. Постоянно менялись директора. В стенах этого института родилась поговорка: «Не в знании сила, а в звании», его называют «кузницей диссертаций». Диссертации забывались через день, не оставляют следа в науке. Но зато в бюджете Наркомздрава они оставляли заметный след, поскольку доктора и кандидаты, согласно закону, получают больший оклад, чем недоктора и некандидаты. Вероятно, он сразу нажил врагов, потому что действовал беспощадно, впервые за много лет институт выполнил производственный план. Но случается неудача с вакциной против сыпного тифа. Заболевают три человека, не связанных между собой. Как позже выясниться, виварий, разумеется, был изолирован, но вентиляционный ход соединял его с коридором, и возбудители сыпного тифа проникали в институт. В конечном итоге всё было сделано для того, чтобы Андрей не захотел вернуться в институт профилактики. Уже шла война, и он уходит снова к Малышеву в военно-санитарное управление, и вроде всё шло бы дальше хорошо, но в то время всегда могло произойти то, от чего никто не был застрахован — донос по ложному обвинению. Тут же упоминается, что был арестован сотрудник института профилактики, который был членом партии с 1916 года. На какое-то время всё снова хорошо, так сказать затишье перед бурей. Параллельно годы войны снова сводят Татьяну с людьми, которых она долго не видела (Юрий Попов, Нина Башмакова), узнает о смерти её подруги по институту Оле Тропининой в блокадном Ленинграде, и по стечению обстоятельств оказывается рядом с Репниным в его последние часы жизни, который стал её другом во времена работы в зверосовхозе. В Сталинграде встречается с лопахинским одноклассником Володей Лукашевичем, который так и остался в неё влюблен. Не то роман со стороны Володи, не то просто искренняя дружба со стороны Татьяны начинают довольно странный любовный треугольник, который даёт ей некое ощущение счастья, ощущение уже почти ушедшей молодости. И как будто где-то далеко остаётся и война, и борьба с Крамовым. Как и бывает в жизни, когда мы думаем, что все трудности и проблемы позади, происходит то, что выбивает почву из-под ног. Происходит то, что возвращает Татьяну в тяжелую и суровую реальность; тихая пауза, отделяющая годы борьбы с Крамовым и годы борьбы за судьбу Андрея. Именно в день, когда Татьяна чувствует себя снова молодой и счастливой, Андрея арестовывают. Это мгновенное перечеркивает любые намеки на какие-либо отношения с Володей, кроме чисто товарищеских, отношений между друзьями юности. Но здесь нет никаких сожалений — теперь всё, что не относится к попавшему в тяжелую беду Андрею, её мужу, отцу её ребёнка, отныне само собой теряет признаки реальности, уходит в небытие. Реальность поглощается хлопотами об освобождении Андрея, заботами о том, чтобы уберечь от тяжелого нравственного потрясения душу сына, дни, отданные работе, по-прежнему любой, но значительно осложненной теперь тем, что над Татьяной тяготеет клеймо жены «врага народа».
Но тут нам нужно вспомнить о Глафире Сергеевне. По ходу действия «Открытой книги» мнение Татьяны о Глафире меняется. Не только корыстолюбие руководило Глафирой в ее странной и запутанной жизни. Почему она покидает Митю и выходит замуж за Крамова? Ее собственный ответ на этот вопрос звучит неожиданно и заставляет задуматься о каких-то небанальных вещах: «Может быть, я не так и виновата, как кажется. Он от меня мало требовал, а от меня нужно требовать много.» Красота, женственность вдруг предстают как мощный источник энергии, не находящей в жизни достойного применения. Рассказ Глафиры Татьяне о доносе и передача черновиков доноса, и рассказ о своих жизненных ошибках, это и попытка помочь, «сделать хоть раз доброе дело», но и признание своего поражения и проигрыша в этой жизни. Она не смогла ни стать счастливой, ни удержать рядом с собой людей, ценивших и любивших её. Самоубийство Глафиры Сергеевны — это и расплата, и раскаяние, и финал личной трагедии, и зеркало определенных жизненных противоречий.
Крамов на долгие годы разрушил жизнь Татьяны. Их последняя сцена эмоционально напряжённая, он хочет узнать, о чём они говорили с Глафирой Сергеевной. Он понимает, что Глафира всё знала и рассказала. И вот чувство того, что они оба всё понимают, но не могут этого сказать. Ужасно говорить с человеком, который пару месяцев назад сделал то, что разрушило твою жизнь. Татьяна понимает, что она выиграла в науке, она смогла отстоять то, во что верила многие годы, но при этом она проиграла в жизни. В служении науке она зачастую была излишне эмоциональна, это было в её речи на докладе, где была попытка отстранить Крамова, это произошло и во время визита профессора Норкросса.
Вероятно, я мог бы поставить в безвыходное положение и вас, тем более что у вас есть слабая черта – вы неосторожны. Но всякий раз меня останавливает какое-то необъяснимое чувство. Мне начинает казаться, что я сражаюсь не против вас, а против себя. Право, можно подумать, что вы воплощаете все, чего мне не хватает!
После визита Норкросса его уже ничто не останавливало. Глафира говорит, что Татьяна над ним посмеялась, и похоже, что в глазах окружающих это было именно так. Для неё это было лишь изложением правды и реальной картины работы над препаратом, но для Крамова это был удар по репутации. И тут уже вечный вопрос: почему правда и эмоции неприменимы? Почему ценится подхалимство, зло и ложь? Но на него нет ответа. Крамов не может уничтожить Власенкову физически, ведь под её руководством было создано чудо-лекарство, но ведь человека всегда можно сломать и уничтожить морально, что он и делает. Конечно, у Андрея давно были счёты со Скрыпаченко, одним из составителей доноса, но вряд ли бы он по своей инициативе написал донос, тем более что его не воспринимали всерьёз. Но имя Крамова — это уже совершенно другое, это известность. И, так сказать, бумагу от подобного лица не выкинешь в мусорную корзину. И никого не будет волновать, что Крамов никогда даже не работал с Андреем в одном институте, что Крамов — человек, который не вылезает из собственного кабинета. В то время как Андрей, рискуя жизнью, боролся со вспышками эпидемий в разных регионах страны. Тут достаточно того, что он так сказал. А вы можете сколько угодно предоставлять опровержения и доказательства невиновности, но вы стоите ниже него, а значит, ваше слово против его — ничто. Поэтому все письма, которые составляет Татьяна с Рубакиным и Мерзляковым, не подлежат ни рассмотрению, ни анализу. На подобное наложен негласный запрет.
Но в те годы следователь не был обязан и не хотел листать какие-то бумаги, на которых не было даже входящего номера, не говоря уже о подписи и печати. Это было опасно – ведь за бумагами он мог, чего доброго, рассмотреть человека. А что может быть опаснее человека?
Человека можно было рассмотреть только после 5 марта 1953 года. Что и обуславливает довольно скорое возвращение Андрея в июне 53-го. Потому что сотни писем и заявлений Татьяны теперь было невозможно игнорировать. Андрей был арестован на фронте в мае 1944 года, и провёл в ГУЛАГе 9 лет.
О том, какая жизнь
Нет и война является местом для сведения личных счётов. Даже начавшаяся война не может изменить внутреннюю политику страны, которая и не думает отказываться от прежних методов. Аресты не прекратились и во время войны, и после неё. Такую же ситуацию мы видим и в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», где героя тоже арестовывают на фронте по доносу человека, который не просто хотел свести с ним счёты, у него была личная неприязнь, и военное время дало ему эту возможность.
В главе об «Открытой книге» в мемуарах «Эпилог» Каверин писал:
Но прежде два слова о рухнувших после войны надеждах. Я уже упоминал, цитируя «Доктора Живаго», что война оказалась естественной объединяющей силой, что «чувство локтя» никогда еще не было так сильно и что в чем-то оно приблизилось к понятию «свобода», потому что стремление защитить страну было не вынужденным, то есть почти не нуждавшимся в приказаниях. Одновременно она показала — силой обстоятельств — самоотверженную преданность стране — какой бы она ни была. Возгласы: «За Сталина!» и «За Анну Каренину!» — стояли рядом. Заслуживал ли потерявший в боях двадцать миллионов народ — не награды (награды раздавались направо и налево), а нравственной передышки, отдыха, облегчения? Он надеялся на облегчение. Он надеялся, что после войны, доказавшей почти фантастическую преданность государству, хоть что-нибудь изменится, станет «не так», полегче, без ежечасного страха, без унижений. Напрасная надежда! Ничего не изменилось. Все те же «острые блюда» остались основным средством управления страной.
По своей сути, с главы «Это было вчера» и до конца романа мы уже наблюдаем в романе повесть о том, что испытывает и чувствует женщина, когда её мужа арестовывают. Конечно, первое, что приходит на ум, — что это ошибка, что всё прояснится, и это чувство сразу сменяется чувством отчаяния, что это конец, и они как бы постоянно сменяют друг друга. Видя женщин в очереди, она думает:
Приемная Министерства внутренних дел. Долгое ожидание. Женщины, ничем не похожие друг на друга – и удивительно, необычайно похожие. Молчаливые, но понимающие с полуслова, озабоченные, надеющиеся, усталые, взволнованные. Вот эта, совсем молодая, с усталым лицом – если бы она вчера заговорила со мной о ее муже, отце или брате… Ведь я бы не поверила, что он так же не виноват, как Андрей.
И страх, что от тебя отвернутся дорогие тебе люди. Но нет, поддержка друзей смягчает силу морального удара, причиненного ей арестом мужа, и тем самым нарушает планы Крамова, надеявшегося надолго, если не навсегда, выбить своего противника из колеи. Крамов не понимает, какие отношения складываются у людей вне его круга, он ведь не верит в то, что между людьми могут быть честные и доверительные отношения, основанные на общности взглядов, гуманистических взглядов. Что людей можно любить, а не презирать.
Самый пронзительный момент, когда Татьяна понимает, что не может сказать Павлику о том, что произошло.
Он – тоненький, чистый, честный. Он мужественный, справедливый. Как объяснить десятилетнему мальчику, который свято верит, что в нашей стране не может произойти ничего несправедливого и жестокого, – верит, потому что мы его этому научили, – как объяснить ему, что это несправедливое случилось именно с его отцом? Как я скажу ему, что арестован отец, который всегда был для него образцом благородства и чести?
Она отдаёт всё на волю случая, судьбы, и это оказывается верным решением. Сначала Павлик понимает, что от него что-то скрывают, а потом, проснувшись от ночного приезда Мити и Лизы, подслушивает, как они с Татьяной сидят на кухне и она рассказывает им всё, что случилось с самым близким для Мити человеком. И, ложась спать, Татьяна поминает, что сын всё слышал. И приходит интуитивное понимание того, что Павлик никогда не поверит, что его отец виновен. Для ребёнка ведь очень сложно понять и принять тот факт, что реальность расходится с лозунгами, в которые он верит, да даже в то, что существует подлость и ложь, ребенку трудно поверить.
Татьяна стойко встречает выпавшие на её долю новые невзгоды, продолжая «жить и исполнять свои обязанности», жить в ожидании и продолжая верить в то, что «на смену ночи всегда приходит утро». Это образ сильной женщины, которая не сдаётся и продолжает бороться, даже вопреки тому, что многим эта борьба кажется безнадёжной.
Я вернулась в свою комнату, и снова пошли чередой ночные беспокойные мысли и чувства. Все те же, но и еще одно: гордость за сына. И не ради себя, нет, ради него я вдруг потребовала – сама не знаю у кого, у судьбы, – чтобы дверь распахнулась и вошел Андрей, такой же, как всегда, с плащом, переброшенным через плечо, в старом сером костюме, который, казалось, сейчас треснет на его сильных плечах, в кепке, из-под которой виднелось его доброе лицо, с твердыми, соскучившимися глазами. Пусть он войдет, если есть на свете справедливость и честь! Пусть он войдет, или дайте мне умереть, потому что я не хочу больше жить, обманываясь и теряясь и трепеща от страха, что может победить подлость – подлость и ложь.
С помощью доносов из науки и жизни изымались многие честные труженики, талантливые и одаренные люди, а их места занимали равнодушные и невежественные карьеристы, неспособные, да и боящиеся иметь собственное мнение, выражать собственные взгляды, принимать те или иные решения. Тягостная атмосфера сталинизма и его пагубное воздействие на состояние дел в медицинской науке, на судьбы тех, кто представлял эту науку, — всё это осуждается во второй и особенно в третьей частях трилогии, и в этом одно из главных достоинств романа.
Таня не пишет про 9 лет разлуки. Только зная реальные истории людей, мы можем предположить, что, вероятно, она добилась свидания и, возможно, даже добилась свидания с Андреем в лагере, отправляла посылки, присылала вместе с письмами фотографии Павлика… И вопрос о том, что где все эти годы, как мне кажется, такой: их нет. Их не существует для них, потому что это была не жизнь, а только попытка жизни, существование, но не жизнь. Это жизнь в ожидании «на том берегу реки дожидаться возможности переехать на этот, где его ждала семья, жизнь, работа». В ожидании возвращения. Всё это время их жизнь происходила по инерции, даже можно сказать, от письма до письма, ведь письма были единственным доказательством, что человек жив. Это травма, от которой Таня старается скрыться в своих воспоминаниях.
Но всё же мы немного знаем о том, что было с Андреем, из письма Алексея Морозова. Андрей был в лагере на Печоре, работал врачом в больнице, спас много людей, которые уже находились в безвыходном положении, в том числе и Алексея. Даже в лагерных условиях он нашёл способ борьбы с цингой и пеллагрой, создав новый способ разводить дрожжи в огромном количестве, несмотря на отсутствие условий, занимался и там научной деятельностью, спасая жизни сотням заключённых. Сама профессия врача дала возможность сохранить жизнь и ему самому. Гуманитарная сторона врачебной деятельности несёт в себе большое духовное спасение, ведь в условиях, направленных против человека, ты делаешь для человека.
Любовь, любовь к жизни, к близким людям и надежда — это то, что даёт героям силы идти дальше. Даже их профессия, их работа продиктована любовью к человеку, к жизни, ведь кто как не врач может вернуть человеку возможность жить. И они подобно этому возвращают себя к жизни. Всепобеждающая сила любви как средство спасения против самых сложных жизненных обстоятельств. У Каверина вообще всегда тема любви значит многое и не заканчивается только в сфере личных отношений персонажей. Это и любовь к своему делу, ремеслу, профессии, помогающая созидать, а не разрушать.
Возможно, так говорить неправильно, но в конце истории, смотря на героев, мы испытываем чувство гордости за них, за их силу, умение жить дальше после перенесенного ужаса. Строить новую жизнь и, понятно, что невозможно забыть, но по мере возможности не оглядываться назад.
Человек, который любит жизнь и готов за неё бороться, может начать всё сначала, может снова жить.
В этом романе всё обыкновенное и необыкновенное заключается именно в том, что, смотря на Татьяну в конце романа, на учёного и невероятно сильную женщину, мы оглядываемся назад и вспоминаем девочку с косичками в разные стороны, которая работала посудомойкой и понятия не имела, что такое научный мир. В этом и заключаются все случайности и странности, которые круто меняют твою жизнь. В этом и состоит необыкновенность жизни, в один мы находимся в одной точке, а через много лет вспоминаем и удивляемся, не уж-то это было со мной на самом деле. Или, наоборот, удивляемся, что прошли через то, что казалось нам непосильным.
В эпилоге мы узнаём дальнейшую судьбу героев.
Митя наконец обретает семейное счастье, которого так давно хотел, у них с Лизой рождается сын Петя. И именно он, как старший брат, помогает Андрею снова вернуться к жизни, снова стать собой. И это ещё одна важная тема, которую поднимает Каверин — возвращение человека из лагеря. И тут об этом говорится кратко, но очень точно.
С поразившей меня сумрачной силой он постарался отстранить все, что мешало ему остаться самим собою. Но все-таки что-то мешало. Он был оскорблен болезненно, остро, и хотя никто не услышал от него ни жалобы, ни упрека, я знала, что он оскорблен и что ему мешает жить это чувство. Ни я, ни Рубакин, который часто подолгу разговаривал с ним, не сумели возвратить ему подлинную душевную бодрость. Это сделала старая и новая дружба с братом.
Они как-никак оказываются нужны друг другу, их совместная работа по изучению рака является для них обоих спасением, потому что в ней выражается очень простое чувство — чувство нужности и значимости.
И пока в научной борьбе пауза, после которой возникнут новые, ещё неведомые конфликты. Столкновение Власенковой с Крамовым не заканчивается полным разоблачением псевдоучёного противника: всё, увы, сложнее, и рядом с настоящей наукой ещё долго будут время от времени произрастать крамовы.
Художественные особенности романа
Теперь посмотрим, на то как «Открытая книга» вообще написана, какие используются стилистические приёмы.
Над «Открытой книгой» я работал без малого десятилетие. С первой же страницы был «задан» тот стилистический ключ, который заставил меня изучить историю русской бактериологии, полную самопожертвования и риска. Реалистическая манера неторопливого повествования помогла мне понять профессиональный смысл деятельности моих героев.
так Каверин описывал процесс создания романа.
Здесь сюжет движется неторопливо, местами даже медленно, погружая в рефлексию, так как вся история уже произошла, и героиня рассказывает её с позиции прожитых лет и смотрит на всё, что было, совершенно другим взглядом. Такой повествовательный темп пропорционален стабильному течению самой жизни в её повседневном измерении. Поэтика обыденности. Если первая половина книги — это история взрослея. Детство и юность, полная надежд, стремлений, когда жизнь настолько насыщенная, что удивляешься тому, как быстро сменяются времена года. Узнавание нового, встречи с удивительными людьми, театр, поэтические вечера, друзья, первые опыты в лаборатории. Эта половина книги настолько светлая и добрая и наполнена чувствами, которые и нас самих возвращают в юность. Вторая часть уже уводит нас в сторону социальной и исторической прозы, где в жизнь героев вторгаются политические игры. Постоянно перемещая нас из доброго в злое, сменяя отчаяние надеждой.
Здесь соединились «романическое» и «эпическое» начало. Роман — главный жанр эпоса, но внутри романа выделяются «драматический» и «эпический» подтипы. Поэтому можно определить «Открытую книгу» как эпический роман с «неторопливым» ритмом. В таком повествовании всё происходящее предстаёт проще.
На первый план вышел ритм эпический, по-своему преломивший роль и значение отдельных драматических эпизодов. В «Открытой книге» сильные переживания, волнующие события даны в одном потоке с повседневными заботами Татьяны, с подробностями её жизни и профессиональной деятельности. И тот и другой угол зрения на жизнь философски дополняют друг друга.
Замысел «Открытой книги» был связан прежде всего с биографией молодого микробиолога. По ходу написания романа произошло укрупнение замысла, но, стремясь к цельности, Каверин избегает увлечения разработкой боковых линий.
Два источника художественной энергии есть в романе: мир научного поиска и нравственный мир ученых, вместе они создают жизненную объемность повествования.
«Открытая книга» — это не научно-художественный роман о микробиологии, здесь мы имеем дело не с прямым описанием исследовательского процесса, но с художественным образом научного поиска. Если смотреть в контексте всего романа, то по размеру микробиология занимает место в виде научной заметки, но не как ни статьи и тем более книги. Микробиология — основа для сюжета и не более того.
Каверин не прибегал к смысловым нажимам, но образ научной работы непроизвольно приобрел философическое значение. Этот образ полной и многогранной жизни, построенной на истинных поисках. Научный поиск не бывает бессмысленным и придаёт ощущение изначальной осмысленности жизни как таковой.
Герои романа — это обыкновенные люди. Это не романические герои, несущие пророческую истину, а рядовые служители истины. Открытые и честные перед собой. Это очень светлые и чистые герои, про которых хочется узнавать всё больше и больше, они ужасно заразительны.
Время действия легко угадывается по маленьким и большим приметам — три войны, большие стройки, полет Чкалова. Повествование плотно сплетено с эпохой, зачастую диктующей жизнь персонажей. Мы прощаемся с героями на праздновании Нового 1956 года. Жизнь героев будет идти дальше. Книга жизни всегда открыта, и в последние страницы заглянуть невозможно. Таков пафос эпического романа.
Эпизоды из жизни
Теперь поговорим о том, что Каверин добавил в «Открытую книгу» из собственной жизни. Материал его жизни, его семьи и друзей соединяются с вымыслом, и избегается прямой автобиографизм. Те или иные события он накладывает на совершенно разных персонажей. Развитие отношений Тани и Андрея в некоторых сценах иллюстрирует развитие отношений Вениамина Александровича с Лидией Николаевной. «Как-то само собой получилось, что мы с полуслова понимали друг друга», — описывает он их отношения в жизни. Наверное, самым схожим является момент, когда в Анзерском посаде Таня получает от Андрея письмо, в котором он объясняется ей в любви. В жизни было так:
Письмо было окончено. Я подписался одно буквой: «В» — и, войдя в столовую, положил его прямо на раскрытые перед Лидочкой книги. Она с удивлением взглянула на меня и хотела, казалось, что-то спросить. Но я торопливо вернулся в свою комнату и стал ждать.
и сцена из романа:
Я переписывала свою работу, быстро зашёл Андрей, положил передо мной письмо, сказал каким-то глухим голосом «спокойной ночи» и вышел. Сперва я подумала, что это письмо из Ленинграда. Нет, на конверте было только написано «Тане».
Как мы помним, Андрей заразился дифтерией, и в эту самую ночь болезнь таки дала о себе знать, а в жизни Вениамин Александрович через несколько дней где-то подхватил ветрянку в 20-то лет.
Андрей и Митя по-разному носят в себе черты характера и жизненные перипетии старшего брата Каверина — Льва Александровича и его лучшего друга Юрия Николаевича Тынянова. Их мать Агния Петровна, конечно, воплощает Анну Григорьевну, которая также носила пенсне, владела музыкальным магазином, а после переезда в Москву не могла найти там себе места.
Кстати, в образе Андрея, как мне кажется, есть отсылки к Михаилу Булгакову. Будь та же дифтерия, когда он вставлял ребенку в горло трубочку и высасывал пленки, Булгаков же не заразился, сделав себе укол антидифтерийного препарата, а потом ещё и морфия, опасаясь аллергической реакции, а вот Андрей, наоборот, то ли сделал слишком поздно, то ли не сделал вовсе, думая, что ничего не случится. И ещё одна, когда Митя приезжает во время войны на некоторое время в Москву перед отправкой в экспедицию на Восток и читает черновик книги Андрея и говорит, что «главная неудача Андрея заключается в том, что двадцать лет тому назад он, Андрей, занялся медициной, а не литературой». Некая аллюзия на письмо, которое Булгаков написал двоюродному брату 1 февраля 1921 года: «Я запоздал на 4 года с тем, что я должен был давно начать делать — писать». Неизвестно, насколько были ли известны Вениамину Александровичу эти факты, но сейчас мы можем провести такую вот параллель.
Книга Андрея, которую он начинает писать во время войны, — «Неизвестный друг». «Поэтический образ эпидемиолога, человека, который поставил своей целью «борьбу с несчастием многих», а сам всегда остаётся в тени», так будет называться первая автобиографическая повесть Каверина, которая будет опубликована в 57 году, через год после «Открытой книги».
И в конце я хочу рассказать о тех людях, без которых этой книги бы не существовало.
Зинаида Ермольева
Прототипом главной героини была Зинаида Виссарионовна Ермольева — советский микробиолог и эпидемиолог, член Академии медицинских наук СССР, создательница антибиотиков в Советском Союзе.
Зинаида Виссарионовна родилась в зажиточной казачьей семье, с золотой медалью выпустилась из Мариинской женской гимназии в Новочеркасске. Её любимым композитором был Пётр Ильич Чайковский, прочтя книгу о нём и узнав, что он умер от холеры, решила, что когда-нибудь изобретет лекарство от этой болезни.
В 1916 году она поступила в Женский медицинский институт, который за время её обучения влился в медицинский факультет Донского университета. Со второго курса занималась микробиологией. Холера была у Зинаиды Виссарионовны любимой темой, она занималась этим со студенческих времен, один из светящихся холероподобных вибрионов назван её именем. В конце 1920-х Ермольева разработала нормы по профилактике холеры. В конце 30-х создала холерный бактериофаг — препарат, в котором соединены 19 видов микроорганизмов, способных уничтожать возбудителей не только холеры, но и брюшного тифа, дифтерии, других инфекций.
"Госпожа Пенициллин", так её назвал английский фармаколог Говард Флори. Она не только была моей безотказной помощницей во всем, что касалось научной стороны дела. Не только предоставила мне полную возможность выбирать всё, что могло мне пригодиться из её многочисленных рассказов о своих первых шагах в науке, о своих победах и поражениях. Не только неоднократно показывала мне практическую, лабораторную работу. Она поняла, что, даже если меня постигнет неудача, все-таки хоть одна глава истории русской бактериологической науки будет написана. Усилия, которыми она справедливо гордилась, заняли в этой главе своё место. Начиная со второй части я более или менее последовательно шел вслед за её профессиональной биографией — светящиеся вибрионы, открытие консервации икры, работа по фагу и, наконец, пенициллин с его предысторией, основанной на исторических данных.
писал Вениамин Каверин.
Лев Зильбер
Вторым прототипом был старший брат Лев Александрович Зильбер — советский микробиолог, вирусолог, иммунолог, эпидемиолог, онколог, создатель советской школы медицинской вирусологии. Его научная деятельность была отдана Мите и Андрею.
Зинаида Виссарионовна и Лев Александрович были женаты около 10 лет, но после развода не прекратили связи, как писал Каверин:
Всю жизнь она любила одного человека, от первой до последней встречи, в течение десятилетий, — последняя произошла, когда он уже лежал в гробу. Это было не только бескорыстное, ни на что не рассчитывающее чувство, он оставил её после десяти лет не слишком счастливой семейной жизни. Это было чувство безнадежное и вместе с тем не разоряющее, не опустошающее, а, напротив, выстроившее душу. Оно было связано с постоянной, неотвязной тревогой за него — и для тревоги были серьезные основания.
Зильбер три раза подвергался репрессиям, первый раз его арестовали в 1930, когда он руководил подавлением вспышки чумы в Нагорном Карабахе, по возвращении в Баку был представлен к ордену Красного Знамени, но вскоре был арестован по обвинению в диверсии с целью заразить чумой население Азербайджана. Был выпущен через 4 месяца (возможно, по ходатайству Максима Горького, к которому обратился Каверин, или благодаря хлопотам бывшей жены, Зинаиды Ермольевой).
В 1937 году руководил дальневосточной экспедицией Наркомздрава СССР года по изучению неизвестного инфекционного заболевания центральной нервной системы. В ходе экспедиции была выяснена природа заболевания — клещевого энцефалита — и предложены методы борьбы с ним. Сразу по возвращении был арестован по доносу о попытке заражения Москвы энцефалитом и сокрытии факта заноса энцефалита в СССР японскими диверсантами.
В июне 1939 года был освобожден. В борьбе за его освобождение участвовали не только Каверин и Ермольева, но и коллеги по дальневосточной экспедиции А. К. Шубладзе, М. П. Чумаков, В. Д. Соловьёв и многие другие.
Но ранее, 20 февраля 1938 года, был арестован второй муж Ермольевой — эпидемиолог Алексей Захаров, который также был близким другом Льва. Его ей не удалось спасти, он был расстрелян 3 октября 1938 года в Коммунарке. Его черты и научная деятельность также были отражены Кавериным в образе Андрея Львова.
В 1940 году Зильбер был арестован в третий раз и приговорён к 10 годам лагерей. Находясь в заключении, Зильбер часть срока отбывал в лагере на Печоре, где в условиях тундры из ягеля получил дрожжевой препарат против пеллагры и спас жизнь сотням заключённых, погибавших от полного авитаминоза. Отвечал отказом на неоднократные предложения работать над бактериологическим оружием. Вспомнив об умении Зильбера получать спирт из ягеля, начальство направило его в химическую «шарашку», где он начал исследования рака. За махорку заключённые ловили Зильберу мышей и крыс для экспериментов. В ходе исследований сформулировал новую концепцию происхождения раковых опухолей. В своем первоначальном виде (1942—1945) она базировалась на двух основных положениях: опухоли имеют вирусное происхождение, но вирус выполняет лишь инсценирующую функцию в опухолевом процессе.
В марте 1944 года Зильбера освободили благодаря письму о невиновности учёного, направленному на имя Сталина. Подписано было многими учеными (Гамалеи, Чумаков, Якобсон, Маргулис и другими), но на конверте Ермольева написала только одно имя — Николай Бурденко, главный хирург Красной армии. По воспоминаниям самого Зильбера, письмо, как позже выяснилось, не дошло до адресата, но вызвало замешательство в высоких кабинетах НКВД. По освобождении сразу же публикует свою концепцию происхождения раковых опухолей в газете «Известия».
На протяжении всего периода арестов Ермольева не прекращала за него бороться. Это было не только стремление спасти гениального ученого, который, несомненно, был нужен науке, но и стремление спасти человека, который был для неё дорог и важен.
В завершении
Каверин ставил целью проследить историю «открытия, оказавшего глубокое влияние на развитие медицинской науки», и судьбу автора этого открытия как человека и как ученого. Три с лишним десятка лет жизни героев отражаются в «Открытой книге». История очень сложной и трудной, но одновременно и счастливой жизни.
Маленькой девочкой из полунищей семьи, судомойки в трактире Алмазовых предстаёт пред нами Таня Власенкова в начале истории. С сильной женщиной и матерью, известным ученым, доктором наук, создателем препарата, спасшего тысячи человеческих жизней, — с Татьяной Петровной Власенковой расстаёмся мы в конце книги. Между этими крайними точками, двумя полюсами, пролегает целая жизнь.
Эта жизнь интересна, одновременно обычная и необычайная. Она наполнена жизнеутверждением, чувством любви и радости, ностальгии, грусти и трагизма. История поколения, юность которого пришлась на революционные годы, а взрослая жизнь — на годы репрессий, войны и снова репрессий. Эта книга, как ни странно, не о большой истории, а о женщине в большой истории. Это субъективный взгляд одной женщины на жизнь и науку времён 20-50-х годов. «Открытая книга» наполнена жизнеутверждением, чувством любви и радости, ностальгии и грусти, потери и трагизма. И надежды, которая может быть в этот раз не напрасна.
Я горжусь, что работаю в литературе, в которой плохо работать — просто стыдно. Ведь русская литература находится в особом положении — к ней прислушиваются, как к проповеди. Если охватить одним взглядом все поле современной советской литературы, то ясно видно, что её усилия направлены к «стимуляции» лучших свойств в человеке. И потому роль писателя в этом плане крайне ответственна.
Вениамин Каверин.
У романа есть две экранизации: 1973 и 1977 года. Про первую версию даже говорить не хочется, ибо это настолько далеко от книги, а вот со второй вполне можно ознакомиться; первая половина довольно хорошо следует книге, а вот вторая некоторые моменты опускает ввиду цензуры, но предупреждаю, что местами она затянута, но, знаете, ради прекрасного актерского состава, в котором были заняты Ия Саввина, Наталья Дикарева, Юрий Богатырев, Георгий Тараторкин, Елена Соловей, Олег Табаков, Олег Янковский, Нина Ургант, Инна Кондратьева, Владимир Басов, я могу это простить.
Также есть радиоспектакль 1987 года, который лично мне нравится до безумия, поэтому тоже советую ознакомиться.
Источники:
Открытая книга : трилогия / Вениамин Каверин. — СПб. : Азбука. Азбука-Аттикус, 2022.
Вениамин Александрович Каверин. Вечерний день. — М. , «Советский писатель», 1982.
Освещенные окна : Трилогия / Вениамин Каверин; [вступ. ст. Вл. Новиков]. — Москва: ПРОЗАиК, 2022.
Эпилог / Вениамин Каверин. — Москва : ПРОЗАиК, 2022.
Новикова О. И., Новиков Вл. И. В. Каверин: Критический очерк. — М.: Сов. писатель, 1986.
Посмотреть:
Встреча с Вениамином Кавериным в Останкино (1978)
«Книжные аллеи» Петербург Каверина
Док. фильм «Двойной портрет» (2002) https://youtu.be/2kyA-pB-IGk?si=Cy_TYpbBOdOUPsb4
«Открытая книга» (1977-1979) реж. Виктор Титов
Послушать:
Радиоспектакль «Открытая книга» (1987) реж. Эмиль Верник
