Кровати у Варнака и Ягодки, лежанки, – по сути длинные, глубокие ящики, наполненные осенними листьями, мхом и сухой травой. Стоят кровати так, что на них можно спать ногами к стенке, а головой к выходу. Приходивший в гости Ерофей на этом настоял. Он убеждал, что ногами к выходу спать нельзя, иначе душа во сне, увидев дверь в доме, покинет тело и, заблудившись в лесу, может уже не вернуться.
Стали спорить, есть ли душа у лешего. Ерофей, противореча самому себе, вдруг заявил, что, видимо, у Варнака ее нет. Почему? Потому что леший, стоя на свету, не отбрасывал тень. Лешего подводили к окну, направляли на него свет от керосиновой лампы – тени, действительно, не было.
Варнак стоял на своем. Он шепотом, чтобы лешачиха не слышала, возражал Ерофею: «Есть! Мне Лукерья нравится, я всей душой прикипел к ней! Это как тогда?»
И вдруг Ягодка, которая, оказывается, занимаясь своими делами, слышала все, заявила мужу:
- И не одна душа! Может, три, а может, и больше, потому что ты одной душой привязан к Лушке, другой – к Матрене, к Пелагее из Ольховки, к Феклинье из Заболотья. Вот сколько у тебя душ!».
Это нисколько не смутило Варнака. Он ухмыльнулся в разлохмаченную бороду, подмигнул Ерофею и с гордостью произнес:
- Своих чувств не скрываю! Феклу ты зря помянула: в Заболотье был один всего раз, годков так двадцать тому назад.
Спал Варнак на кровати, утонув в мягкой и сухой подстилке. Проснулся, как и положено, в первый весенний день. Открыл глаза, приподнялся, глянул в окно: синее небо, сосны без снега на ветках. Пора приниматься за дела. Надо пересчитать деревья в лесу, проверить, как перезимовали птицы и звери, к Ерофею в гости сходить, узнать, как он, – многое предстоит.
Ягодка спала тихо, беззвучно. Ей-то чего не спать, хоть до самого лета валяйся.
Постоял Варнак на крыльце, поприщуривался на яркий свет и отправился в обход проверять свое хозяйство.
Снегу в лесу еще много, он только вокруг стволов деревьев подтаял, образуя правильные круги. Пахло смолой.
Дорога, проходившая недалеко от жилища лешего, была хорошо накатана. Видно, что всю зиму по ней возили дрова, на охоту ездили и по другой какой надобности.
Вот и сейчас Варнак услышал, а потом и увидел, как по дороге едут на санях, похоже, хорошо подвыпившие мужики. Они громко разговаривали, почти кричали, размахивая руками.
На всякий случай леший встал рядом с толстой сосной, слившись по цвету с ее корой, посмотрел на приближавшихся гуляк. Охотники! Вон в санях лежит длинная рогатина. Трое незнакомых мужиков. В разговоре один из них, самый горластый, выкрикнул: «Черные овраги!»
Стоп! Так это же к берлоге едут. В Черных оврагах живет молоденькая медведица, там она и зимует. Какая сейчас по весне охота? Да и малыши у нее должны были уже появиться. Непорядок!
Варнак шагнул на дорогу – лошадь от неожиданного появления перед ней чужого сунулась с дороги на обочину, в глубокий снег.
- Куда?! Беспутая! Тпру! – закричали разом все трое.
Увидев Варнака (тот уже стоял перед ними в крестьянском армяке с топором за поясом), удивленно спросили:
- Ты кто такой? Откуда?
- Заозерский я, - охотно сообщил Варнак «правду» о себе. – Дрова заготавливаю. А вы, кажись, из Березников. Не на охоту ли случаем? Не в Черные овраги?
- Тебе какое дело? Ну, в овраги! И что?
- Да наши хотели там медвежатинкой подразжиться. Подняли мишку из берлоги и оплошали: одному косолапый ногу оторвал, а другому вовсе голову откусил. Третий, правда, уцелел: на дерево, как белка, забрался и сидел на ветке два дня. Он и привез домой своих товарищей, уже мертвых. Так-то, мужички!
Охотники сразу сникли, стали разворачивать лошадь, сани. Делали это уже молча.
- Куда вы? – крикнул им вслед Варнак. – А охота?
- Да ну тебя к лешему! – крикнул кто-то с саней.
Тут и захохотал Варнак – пошло гулять эхо по всему лесу от его лешачьего хохота. Нет, не все еще. Там, в пределах видимости, развилка была; Варнак одним мгновением поменял дороги местами: пусть едут по окружному пути, на второй день либо поймут, что не туда заехали.
От долгого смеха Варнак даже прослезился. Вот потеха-то! Не забыть бы только потом дороги вернуть на свои места.
Шумно хлопая крыльями, на толстый сук сосны, около которой стоял лесовик, прилетел и уселся черный ворон. Красавец! Уже в весеннем наряде: каждое перо отливало синевой. Птица для привлечения внимания постучала крепким клювом по дереву и каркнула во все горло.
- О! Приятель! С началом весны, ваше воронье величество! – шутливо поприветствовал Варнак старого знакомого. – Какие важные новости принес?
Ворон каркнул еще несколько раз, тревожные нотки послышались в его крике. Хозяин леса даже не поверил, переспросил птицу-вестницу:
- Сюда? Одна?!
Посмотрел Варнак в ту сторону, куда указывал ворон и увидел: да, по лесной дороге шла девочка. Очевидно, лет пяти-шести. В короткой шубейке, на ногах валенки, на голове теплый платок, в руках корзиночка.
Что за чудо?!
Чтобы не напугать ребенка, Варнак вмиг поменял свое обличие – стал маленьким старичком в армячке и лаптишках. Сам подошел к девочке и приветливо спросил ее:
- Ты куда, красавица, идешь? Почему одна?
- Здравствуй, дедушка! – ласково ответила малышка. - В лес иду. Хочу ягодок набрать для моей бабушки Глаши. Занедужила она. Я никому не сказала, что в лес пойду, потихоньку собралась.
«Рано еще ягоды собирать», - подумал Варнак, а вслух сказал:
- Вот молодец! Только валеночки у тебя, поди, промокли: снег-то сырой. Давай сначала ко мне в гости, согреешься, отдохнешь. А в корзиночке кто у тебя?
- Котенок Филька. Я его с собой взяла, чтобы мне веселее было.
В избе Варнак сразу же затопил железную печурку – так и поплыло тепло по всему дому. Валенки - на просушку, шубейку тоже. Девочке на ноги хозяин подобрал носки, связанные из овечьей шерсти, и накидку теплую на нее набросил. Это Ерофей все натаскал в дом, когда захаживал в гости. А еще пригодились конфетки, которые оставили учителя, побывавшие у Варнака в начале зимы.
Девочка Дашутка с удовольствием пила чай с конфетками и медовыми сухариками.
Сухарики – это заслуга лешачихи Ягодки. Есть у нее подружка в деревне: знахарка, травница, немножко колдунья – ведьма, одним словом. Высоченная, стоит среди деревенских женщин и на две головы выше их, прямо торчит из толпы. Вот и стали ее звать Манька Торчиха.
Многому научила Торчиха Ягодку: сухарики медовые делать, ягоды про запас сушить, грибы солить. Зачем? Запасы всегда могут пригодиться. И правда, придет, бывало, к примеру, Ерофей в гости с четвертью – очень хорошо соленый рыжик для закусочки.
Удивительно, своими толстыми пальцами Ягодка научилась плести из лыка, бересты, тонких прутиков всякие корзиночки и туесочки для хранения запасов. А уж бочонки, кринки, дуплянки всякие сам Варнак в дом наносил отовсюду. В сенях на полках все это стоит, и подполье забито под завязку.
От чая, в тепле, да и от усталости (шутка ли, ребенок прошел по лесной дороге около двух верст!) Дашутка разомлела и задремала прямо за столом. Варнак устроил из шуб и тулупов постель на сундуке, поближе к печурке. И котенка Фильку сунул под тулуп, под бочок к девочке.
Дальше-то что делать?
И надо же, дверь в избу открылась, и на пороге, здрасьте, Ерофей появился. Все такой же: веселый, пахнущий снегом и хлебом свежим. Только мужик хотел рот раскрыть, как Варнак его опередил.
- Тихо! – сказал он полушепотом.
И с гордостью добавил:
– Внучка спит.
Изумленный, Ерофей подошел к сундуку и глянул на «внучку лешего»:
- Так это же наша, деревенская! – сказал он шепотом Варнаку. – Я ее знаю. Это внучка Спиридона, она завсегда у дедушки и бабушки живет.
- Ага, - ответил Варнак. – За ягодами для захворавшей бабушки в лес пришла. Либо уже спохватились в деревне! Вези ее домой скорее.
Собрали гостинцы: сушеную малину, орехи, меду в сотах – все это сложили в плетеные корзиночки, туесочки, отнесли в сани. Спящую Дашутку сам Варнак осторожно, чтобы не разбудить, тоже, хорошо укутав, пристроил на мягкое сено. И Фильку не забыли.
- Но, быстроногая! Поехали!
Леший сопроводил маленькую гостью до дома ее деда, а сам людям не показался: не стал никого пугать своим лешачьим обличием, а менять его не захотел.
Светило яркое весеннее солнце. Варнак возвращался в родной лес и вдруг вспомнил давнишний спор, есть ли душа у лешего. С грустью признал, что, похоже, нет. Потому как вот он, лесовик, а повернись назад – собственной тени-то не увидишь, ни пятнышка!
- Ерофей прав! Нет тени – нет души! Ну, тут уж ничего не поделаешь!
- Надо будет навестить Дашутку. Только расстался с ней, а уже как будто и заскучал. Не то, чтобы заскучал, а так – волнительно как-то.
(Щеглов Владимир, Николаева Эльвира).