Роман "Двенадцать стульев" интересен не только юмором и бытовыми деталями того времени. В нашей литературе этот роман занимает, пожалуй, одно из первых мест по количеству персонажей, срисованных с реальных людей.
Так, фамилия Воробьянинов – скорее всего, реальная. Хина Члек реально существовала. Как и Никифор Ляпис (в реале - ее муж). "Клистирный батальон" - он тоже имел реальное место быть. Даже сеятель, который рекламировал облигации госзайма – это, как сейчас бы назвали, лицо бренда. Реального советского бренда. Узнаёте? -
Коллеги Ильфа и Петрова тоже не остались без внимания авторов. Так, реквизитор (который "вещественное оформление") Симбиевич-Синдиевич был, скорее всего, списан с их современника - литератора Михаила Зенкевича, который помимо собственно литературной работы выполнял и функции администратора в одном издании. Его фамилию часто путали – то Зенкевич, то Сенкевич. Именно это обстоятельство и послужило причиной формирования столь оригинальной двойной фамилии.
Но Зенкевича мало кто знает как литератора. Он больше известен как переводчик - но тоже в узком цеховом кругу. Нас мало.
А так, в прицел Ильфа и Петрова попадали и намного более крупные деятели. Вспомните сирот из Старсобеса – ну этих, которые жили в доме-интернате на старушечьих правах? Вот эти:
В оригинале они записаны как Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и… Паша Эмильевич. Вас не смущает такой контраст? Двойной контраст – по имени и по отчеству? У тех четырех – имена полные, а у последнего – сокращенное. И почему именно Эмильевич? Это довольно редкое отчество даже в тогдашнем СССР. Это что за Эмильевич такой? Откуда он взялся?
Но в тексте романа есть несколько подсказок. Во-первых, сей кадр любил покушать – желательно не за свой счет. А во-вторых…
— Сучья лапа, — сказал Симбиевич-Синдиевич, когда компаньоны сходили на пристань. — Поручили бы оформление транспаранта мне. Я б его так сделал, что никакой Мейерхольд за мной бы не угнался.
Вот она - подсказочка-то. Неявная, но подсказка. Театральный режиссер Всеволод Мейерхольд действительно любил попировать в своем театре. А поскольку его театр был государственным, то и оплата этих пиров шла тоже из госбюджета… Вот вам и образ "сироты" из Старсобеса - тяжелого наследия царского режима и обжиралы государственной капустой.
А коль скоро кредитов отпускали в недостаточном количестве, все остальные театральные нужды там финансировались по принципу "и так сойдет". Но этот недостаток компенсировался эпатажным подходом Мейерхольда к драматургии. Грубо говоря, покажешь на сцене жо… пятую точку в перьях – все будут говорить про эту точку, а про бюджет не вспомнит никто. Между прочим, это отличный прием отечественной Мельпомены – работает до сих пор.
Кстати, здесь еще есть интересный момент. Во 2-м доме Старсобеса идет длительный конфликт между "сиротами" и старухами. И точно такой же конфликт был у Мейерхольда с тогдашним театраловом. Мейерхольд – это новаторство, это эпатаж, там, бурлеск какой-то. Авангард, наконец. А старушки – это классика театра, "старорежимный" подход к режиссуре. Загнатый в 1920-е годы под плинтус. Вот этот конфликт и зашифровали Ильф и Петров - 2-м домом Старсобеса. Коротко и ярко.
Обратим внимание еще вот на что. Всеволод Мейерхольд – он вообще-то не Всеволод. И даже не Моисей Абрамыч. Всеволодом он стал сильно позже. А так, его полное имя – Карл Казимир Теодор. Этим и объясняется ирония авторов романа. Подлинное имя Мейерхольда – длинное, а тут в романе – короткое. Причем намеренно укороченное, если сравнивать с остальными "сиротами" (там - Афанасий, а тут – Паша). К тому же, папу Мейерхольда звали как раз Эмиль.
Современному читателю "12 стульев" такие биографические детали неизвестны. Однако в конце 1920-х годов Мейерхольд в СССР был известен очень даже. Его биография – тоже. Да и сплетен про него ходило достаточно (еще и доносы наверняка были). Поэтому в те годы намек на Мейерхольда в образе Паши Эмильевича был намного более понятным.
Почему авторы вписали именно Мейерхольда в такой негативный персонаж? – Ну, возможно, личная неприязнь – типа, они когда-то предложили, чтобы он поставил на сцене какие-то их рассказы, но тот их послал. Такое вполне могло быть. Ну а мог быть и чисто технический интерес: авторы просто хотели положить пельмень с перцем в свой роман. Мол, по закону не придерешься, но кому надо – тот догадается.
И да. Паша Эмильевич, как и его реальный прототип, обладал редким чутьем, что его скоро начнут бить. Может быть, даже ногами. В реале именно этим и закончилось.