- Ну, я не знаю, соглашаться мне. Или нет. Не знаю, как быть? – говорил отец.
- Нет же никого, ни бабушек, ни дедушек, с кем они останутся? В интернат? Нет, не отдам, – отвечала мама.
- Исключено, в интернат ни в коем случае. МИДовский интернат, это, как у нас шутят, филиал публичного дома.
Мои родители говорили тихо, так чтобы ни я, ни мой брат ничего не услышали. Но эмоции захлестывали, и их шепот порой становился очень громким.
- Ну ты пойми, Свет, это повышение, хорошее повышение. И к тому же, там платят по-другому. Мы сможем, наконец, купить дачу, и машину купим. Года через два.
Я понимал одно, отцу предлагают длительную командировку. Очевидно, там нет советской школы, и они сейчас решают, что делать с нами. С детьми.
- Хоть бы у нас был кто-то из бабушек, – сказала мама.
- Прекрасно знаешь, что никого нет. – (Отец все больше злился.) - Что это обсуждать? Если бы, если бы!
Шепот становился все громче, переходил почти в крик:
- Старшему то поступать через 2 года. Он учится еле-еле. Его Валерия «сожрет», вот увидишь.
- Ну не знаю, что мне отказываться?
- Отказывайся.
- Второй раз ведь не предложат.
Я конечно хотел, чтобы отец согласился. Тогда, я уверен, он бы купил японскую аппаратуру. Ведь за границей совершенно по-другому платят. Валюта. Иностранные деньги, на которые можно купить японский магнитофон. Да мало ли что еще можно купить на валюту. Смешно, но остальное – как мы будем жить, поедем ли с отцом вместе, или останемся без него в Москве, меня нисколько не интересовало. Я мечтал только об одном. Я мечтал о японском магнитофоне, но до сегодняшнего дня без какой-либо даже самой призрачной надежды. И вот она, эта надежда вдруг замаячила, и все мечты могут рассыпаться из-за какой-то глупости. Из-за какой-то дурацкой школы.
Мидовский интернат - «филиал публичного дома» промелькнула мысль. Но тут же погасла. Я с детства ненавидел казенные заведения, оставаясь совершенно домашним ребенком. Да, а Серега совсем маленький 3-й класс. Неразрешимая проблема, я засыпал с ужасными мыслями об ускользающем от меня японском магнитофоне. Наутро я не подал виду, что слышал их ночной разговор, и теперь внимательно прислушивался ко всему, что говорят родители. Я пытался вести себя как можно лучше, даже стал готовиться к урокам. Через несколько дней я опять услышал тревожный шепот:
- В общем, я согласился. Не мог я отказаться, иначе крест на карьере. Пойми, так у нас не делают.
- Ну а что с детьми?
- Я подумал, все равно поначалу все одни туда едут. Пару месяцев поживу один. Обживу квартиру, посмотрю, что и как.
- И дальше?
- Дальше наступит лето, каникулы. Придете ко мне на 3 месяца. Там бассейны, теннисные корты, и много других детей привезут на лето. Скучать не придется.
- А дальше?
- Потом мне дадут отпуск, большой полтора месяца я в сентябре вместе с вами в Москву вернусь.
- А дальше?
- Дальше не знаю, - зло ответил отец. - Не знаю я. Что ты заладила: «дальше и дальше?» Но ведь у всех же дети, как-то решают это проблему. Посмотрим.
Образ японского магнитофона замаячил отчетливей. За всеми своими переживаниями, я даже не интересовался, куда же это мой отец едет. И где мне предстоит провести 3 месяца летних каникул. Через пару дней, также точно ночью я подслушал, что это Иран. Страна, о которой я почти ничего не знал. Из разговора родителей, я услышал, что там только что произошла какая-то революция, оттуда выгнали всех американцев, и что там «совсем не просто». В конце концов, мой отец согласился и где-то в конце зимы уехал в Тегеран.
Продолжение следует
