Море зовёт...
В четверг 10 июня 1971 года после работы я по телефонограмме в цех явился в наш районный военкомат на Корабельной стороне города Севастополя и получил в руки краткую форменную бумажку, содержание и вид которой воспроизвожу на фотоиллюстрации полностью.
Начальник Черноморского высшего военно-морского училища имени П.С. Нахимова (1965-1974) вице-адмирал Илья Алексеевич Хворостянов, Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны 1941-1945 годов и войны с Японией 1945 года выдал мне Удостоверение C-95 от 10.06.1971 года, которым удостоверялось, что "предъявитель сего гр. Суворов Александр Сергеевич зачислен кандидатом для поступления в Черноморское высшее военно-морское училище им. П.С. Нахимова". Мне предписывалось "прибыть в училище 4 июля 1971 года".
На следующий день в цехе мне оформили отпуск с 3 по 20 июля 1971 года с сохранением должности и средней заработной платы в связи с поступлением в военное училище. На работе, дома и в общежитии, куда я забежал за своими вещами, меня все поздравляли, хвалили, а мои ровесники, кого призвали по весеннему призыву, завидовали мне, потому что я ещё мог всласть погулять на гражданке всё лето до осени.
Честно признаться, - я не очень-то радовался неожиданному предписанию, так как не очень хорошо представлял себе офицерскую судьбу, она казалась мне далёкой от моей мечты - стать инженером-конструктором или акванавтом-испытателем в программе освоения глубин Мирового океана, 25 лет офицерской службы на флоте меня не прельщали...
На работе в бригаде и на участке меня проводили в отпуск и в училище хорошими напутственными словами и пожеланиями, а я задержался и принял активное участие в ремонте цехового трактора "Беларусь", который возит поковки и заготовки к станкам. Женька Мыслин откровенно гордился моими успехами и очень жалел, что меня "отбирают у него", наш седовласый начальник участка, которого мы все называли очень уважительно "Механик", тоже сожалел, что на время теряет такого "перспективного работника".
Первый экзамен (математика письменно) в училище назначен на 10 июля 1971 года, а перед экзаменом в 09:00 - консультация. Второй экзамен (математика устно) - 12 июля, третий (физика устно) - 14 июля и четвёртый (сочинение и собеседование с начальством) - 15 июля 1971 года. 4 июля 1971 года всех кандидатов на поступление в училище вызвали на медкомиссию, которую я прошёл без осложнений и получил от начальника медицинской службы училища заключение и штамп "Годен".
Только 17 июля 1971 года я осмелился написать моим родителям письмо, в котором рассказал как и почему я не поступил в ЧВВМУ. Первый письменный экзамен я сдал на три балла (удовлетворительно), так как ошибся в знаках (плюс-минус) и поэтому неверно решил уравнение. На экзамене по устной математике я ответил по билету "кратко, точно, но недопустимо недостаточно" (так выразился преподаватель) и он мне поставил "неудовлетворительно". Пришёл начальник этого преподавателя и предложил мне "тянуть другой билет", на что я "закусил губу" и отказался. После этого начальники долго совещались и отпустили меня до следующего экзамена, сказав, что "если будет недобор кандидатов, то меня вызовут на следующий экзамен повесткой".
Мой брат сильно переживал мою неудачу, сердился на меня, потом развил бурную деятельность, подключил своих друзей и они обещали через знакомого капитана 3 ранга, друга всех преподавателей училища, опять дать мне возможность поступать во втором потоке кандидатов. Юра и его друзья так уверенно наступали на меня, так властно требовали более серьёзной подготовки к экзаменам, что я невольно взбунтовался, потому что такая требовательность и упрёки ("Мы тут наизнанку выворачиваемся, подключаем все связи, а ты палец о палец ударить не хочешь!") не вдохновляли, а наоборот, угнетали.
Короче, документы из училища я забрал...
В воскресенье 20 июля 1971 года кончался мой внеочередной отпуск и с понедельника я вышел на работу. Хочешь не хочешь, а с моей позорной неудачей с поступлением в ЧВВМУ надо было как-то жить, работать и переживать, хорошенько готовиться и всё же побеждать, хотя, конечно, авторитета мне эта история не добавила...
В это же время в июле 1971 года на Феодосийском полигоне проводились боевые испытания ПЛРК «Метель» и ЗРК «Оса» на БПК "Бдительный". Стреляли ракето-торпедой по подводной лодке-мишени. Я видел её у стенки Севморзавода, она была полностью обвязана брусьями и досками, чтобы смягчить удар торпеды. Кстати, командовали стрельбой ПЛРК "Метель" лейтенанты А.С. Пронькин и Н.П. Качанович, которые в будущем будут служить на БПК "Свирепый". Тогда же, во время учебных стрельб ракето-торпедами, на БПК "Бдительный" прибыл на должность старшего помощника командира корабля В.Г. Егоров, будущий командующий Балтийским флотом.
4 августа 1971 года в Севастополе был ажиотаж, чистка города от "нежелательных элементов", наведение порядка и т.д., потому что "в условиях повышенных мер обеспечения общественной безопасности" со¬стоялось представление БПК "Бдительный" пр.1135 типа "Буревестник" руководителям партии и правительства, Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу, Главком ВМФ СССР Адмиралу Советского Союза С.Г. Горшкову, руководству Главного штаба ВМФ СССР, командованию Черноморского флота и руководителям судостроительной и военной науки и промышленности. Специально для " высоких гос¬тей" была проведена "показательная стрельба двумя ракето-торпедами ПЛРК "Метель". 30 сентября 1971 года был подписан Акт об успешном завершении государственных испытаний ракетного оружия - ПЛРК «Метель», системы радиоэлектронной борьбы РЛС РЭБ МП-401С «Старт-С» и ЗРК «Оса-М».
Сразу после этого БПК "Бдительный" был направлен на первую БС (боевую службу) в Средиземное море. Только 7 ноября 1971 года командующий ДКБФ адмирал В.В. Михайлин заочно издал приказ о приёмке курсовых задач "К-1", "К-2", ПЛО, ПРО и ПДО БПК "Бдительный". На БС в Средиземном море БАК "Бдительный" не раз "выводился в первую линию боевых кораблей 5 ОПЭСК и объявлялся "отличным кораблём".
Военно-морской флот СССР жил своей напряжённой обычной боевой службой, а я в этот момент наслаждался последними свободными днями и неделями "на гражданке" в прекрасном южном причерноморском городе-порте-базе Севастополь.
Много лет спустя в 2003 году группа девушек "Фабрика" будет очень задорно, улыбчиво и сексуально петь песню: "А мы такие зажигаем..." или "Море зовёт..." (муз. И. Матвиенко — сл. И. Матвиенко, К. Арсенев).
Лазурный берег...
Горячий воздух...
Большие пальмы...
И в разных позах на песок
Ложатся парни.
Они скучают,
Но мы порядок наведём!
Море зовёт,
Волна поёт,
А мы такие загораем.
Море зовёт,
Волна поёт,
А мы такие зажигаем.
Начинаем раздеваться,
В море-море погружаться,
Ракушки такие а рапаны,
А когда наступит вечер
Зажигаем мы под Las Ketchup.
Вот такая, мама, здесь программа.
Море зовёт,
Волна поёт,
А мы такие загораем.
Море зовёт,
Волна поёт,
А мы такие зажигаем.
Ла-ла-ла...
Всем насладимся
И удивимся,
Как пролетело лето.
Под страшным секретом
Расскажем об этом
Подругам, но не всё...
Море зовёт,
Волна поёт,
А мы такие загораем.
Море зовёт,
Ди-джей готов,
А мы такие зажигаем.
Ла-ла-ла...
Море зовёт,
Волна поёт,
А мы такие загорели.
Море зовёт,
Волна поёт,
А мы такие...
Ла-ла-ла...
Конечно, эта песня появится только через 32 года, но азарт, страсть, настроение, смысл и содержание этой песни, этих образов и этих девушек реально будут воплощаться в июле 1971 года на городских пляжах города Севастополя, на моих глазах, в моих мечтах, ощущениях и чувствах. Чем ближе был срок моего призыва на флот, тем ярче брызгали в глаза образы этих заманчивых сексуальных и очаровательных пляжных фей...
Что поделаешь? Я был молод, полон сил и желаний, и море звало меня к себе, в том числе и так.
Тайное становится явным
Пока я переживал неудачу с поступлением в ЧВВМУ, "замаливал свои грехи" усиленной работой по специальности и активной помощью по делам военкомата, а на самом деле наслаждался солнечной, жаркой и насыщенной приключениями летней жизнью "на гражданке", далеко на северо-западе РСФСР в городе Калининграде полным ходом шло строительство и доводка корпусов БПК "Бодрый" пр.1135, строительный номер 152, заложен 15 января 1969 года и спущен на воду 28 апреля 1971 года, а также БПК "Свирепый" пр.1135, строительный номер 153, заложен 15 июня 1970 года и спущен на воду 27 января 1971 года. Это были два корабля, на которых мне суждено было служить рулевым-сигнальщиком.
В начале августа 1971 года друг друзей моего брата, капитан 3 ранга, который по долгу службы должен знать всё, что творится в ЧВВМУ, заявил, что я "намеренно не сдал экзамен в училище", что "на самом деле ваш младший братик Саша решил все примеры и уравнения", что "он активно помогал всем кандидатам направо и налево, когда преподаватель специально вышел из аудитории, чтобы дать ему (то есть мне - автор) возможность подсмотреть в справочниках по математике правильные ответы и ответить на оценку "отлично", но... "Ваш брат, Юрий Сергеевич, не воспользовался этим и намеренно завалил экзамен".
Мой старший брат был несказанно взбешён этим обстоятельством, не слушал никаких моих доводов и объяснений, он всё время повторял, что я "неблагодарный эгоист, обманщик и преступник", только в иных словах и выражениях. Юра немедленно сообщил о случившемся моим родителям и к нам немедленно выехал наш папа, Суворов Сергей Иванович, чтобы на месте во всём разобраться и сделать что-то, чтобы исправить создавшееся положение.
Меня от совокупного гнева отца и брата спасло только то, что 13 августа 1971 года к нам в Севастополь из Новороссийска приехал Олег, старший брат Галины (Галчонка), жены моего брата Юры. Мы встретили теплоход "Грузия", на котором прибыл Олег из Новороссийска, на севастопольском Морском вокзале в 18:00, привезли его домой, накормили его борщом, который сварил я накануне и от которого у нас троих болели потом животы, а на следующий день вылечили Олега визитом к его дяде Марату и его жене Юле, потому что немного выпили и поели настоящей домашней еды. Потом мы уже ходили кушать в кафе, ездили на машине друга моего брата по окрестностям Севастополя и посетили диораму "Штурм Сапун-горы".
15 августа 1971 года приехал мой папа и сразу же, после встречи и угощения задал мне самый главный вопрос: "Саша, почему ты не захотел поступать в военно-морское училище?".
- Папа, - сказал я, волнуясь и опасаясь бурной и гневной реакции моего старшего брата Юры, которого все эти дни сдерживал и осаживал в отношениях со мной наш гость из Новороссийска, - ты же знаешь, что я мечтал о службе на флоте, мечтал о море, о кораблях и я согласен служить на флоте, но только не 25 лет минимум. Быть морским офицером - это очень почётно и ответственно, для этого нужно или беззаветно любить военно-морскую службу, полностью отдаваться и растворяться в ней, либо быть карьеристом, мечтать и стремиться стать адмиралом флота.
- Ты же знаешь, папа, - сказал я папе и всем остальным, - что я познакомился с теми разработками, которыми занимаются наши тёти и их мужья. Это очень интересная работа и интересная жизнь, я чувствую, я уверен, папа, что именно это - моё. Я очень хочу поступить в Севастопольский приборостроительный институт и обязательно поступлю туда, я буду инженером-телемехаником, буду работать над созданием оборудования жизнеобеспечения обитаемых подводных станций, если не смогу быть акванавтом. Я мечтаю об этом, но также мечтаю честно отслужить свою службу на флоте, на море, стать настоящим мужчиной, воином, защитником Родины и своей будущей семьи.
- Всё это красивые, но глупые слова, - вспылил мой старший брат Юра. - Он просто "закусил удила", ему, видите ли, не понравилось, что я и мои друзья на него "давили". Он просто упрямый и глупый!
- А зачем вы на него давили? - спокойно спросил своего старшего сына наш папа. - Ты же знаешь, что Саша человек самостоятельный, сообразительный, думающий, что он сам через некоторое время поймёт и достигнет понимания правильного пути и правильного решения. Зачем же на него давить, если ты знаешь, какая будет у него ответная реакция?
Юра не смог ничего толком ответить и заявил, что он теперь "снимает с себя ответственность за будущее и за поведение Саши, если не понимают его самого".
- Теперь пусть сам попробует пожить на собственных харчах и на своих возможностях, если вы думаете, что он такой умненький и разумненький, - сердито заявил Юра. - Я из-за него оказался в дурацком положении в отношениях с моими друзьями и важными людьми, он меня круто подвёл тем, что завалил нарочно экзамен в училище. Теперь и мне тоже веры не будет в тех кругах, в которых я вращаюсь.
- А ты не вращайся, - опять спокойно и веско с казал папа. - Что ты всё крутишься, вертишься, юлишь и ловчишь. Иди прямо к своей цели, как твои родители, и ты будешь победителем.
- А я Сашу понимаю, - подал голос Олег, наш гость из Новороссийска. - Меня тоже звали в милицейскую школу, а я чувствую, ну, не моё это дело, не моё. Пусть я буду простым докером, рыбаком, слесарем, наконец, но человеком.
- Это что значит?! - тут же "вспыхнул" мой старший брат Юра. - Если я лейтенант ГАИ, милиционер, значит я не человек?
- Нет, - тут же поправился Олег, - конечно человек, хороший, добрый, честный, весёлый, азартный, смелый и храбрый человек, человек-милиционер, но вот ты же сам говоришь, что "настоящий милиционер даже к столбу может предъявить претензию-требование".
Мы все рассмеялись, папа был в недоумении. Юра, смущаясь и радуясь случаю похвастаться, рассказал старый милицейский анекдот, как старшина милиции придрался к фонарному столбу...
- Возвращался домой в подпитии старшина милиции и наткнулся на столб, посмотрел вниз на основание столба и говорит: "Что? Окопался?", потом посмотрел вверх, на провода и воскликнул: "А! Связи завёл!?", затем посмотрел на наклеенное на столбе объявление о продаже чего-то и возмутился: "Жулик! Спекуляцией занимаешься!", а в конце добавил: "А ещё стоишь не в положенном месте!".
- Я Саше верю, - сказал в заключении наш папа. - Он избрал себе свою мечту и идёт к ней своей дорогой, идёт честно, прямо, без извилин. Офицерская службы специфическая и для неё требуется особый склад характера и личности. Если Саша себя не видит офицером армии или флота, то не надо ломать его, гнуть через колено, обвинять и оскорблять, ещё неизвестно, каким бы он был офицером, если бы занимался не любимым делом.
- Я знаю твёрдо, - сказал папа, - что Саша будет отличным моряком и воином, что служба ему будет только на пользу, а через два или три года он уже вернётся и выполнит задуманное. Пусть всё будет так, как будет, потому что, ребята, у каждого своя судьба и счастлив тот, кто сумеет услышать внутренний голос своей судьбы, услышать её подсказки, её шёпот.
- А теперь выпьем, - сказал нам наш мудрый папа, - и покушаем щи, которые я сварил по маминому рецепту.
После этого разговора все явные "напряги" в наших отношениях с братом улетучились, пришло хорошее настроение и жажда мальчишеских приключений. Все вместе мы съездили в город и посетили знаменитую севастопольскую панораму "Оборона Севастополя 1854-1855 годов", а потом Юра пригласил отца и Олега в баню, в которой регулярно собирались и весело проводили время друзья моего брата. Я тоже был в этой бане и в этой компании, всё было очень здорово, весело и интересно, но шутки мужиков по поводу моей "невинности" мне не понравились.
20 августа 1971 года мы проводили и посадили Олега на теплоход "Грузия" и он очень довольный путешествием и севастопольскими приключениями уплыл обратно в Новороссийск. Олег, брат Галчонка, мне и моему папе очень понравился: спокойный, весёлый, отзывчивый, добрый, рассудительный. Без Олега нам сразу же стало как-то пустовато...
Собираясь обратно в Суворов, к маме, папа решил купить ей севастопольские гостинцы и мы целый день ездили и ходили в городе по магазинам, на базар, на рынки разных районов Севастополя. Мы искали знаменитый сладкий корейский лук и нашли несколько крупных косичек из великолепных луковиц. Три плетёных косы корейского лука папа купил для мамы, а одну подарил нам. Кроме этого, ему понравились красивые жёлтые тарелки на полпорции, он купил 10 таких тарелок и четыре из них подарил Юре и Гале (Галчонкау), их семье.
Я тоже решил порадовать папу настоящим морским приключением и договорился с нашим преподавателем, "Морским волчарой", которого все называли "Боцман из Аполлоновки", что он возьмёт меня и папу на борт шлюпки, в которой очередные курсанты Севастопольской Морской школы ДОСААФ проходили обучение, как мы два месяца назад. Юра был на службе, а места в шлюпке было мало. Папа, как все, сидел между банками, прислонившись спиной к изгибу борта шлюпки, а я помогал "Боцману" управлять шлюпкой на свежем ветре, бесстрашно выставившись всем телом в качестве противовеса.
Папу немного укачало на волне и от необычности приключения, но он был не просто доволен, а в восторге, особенно от сочной морской ругани "Боцмана". Потом в каптёрке-шхере, то есть в "кабинете "Боцмана", они ещё долго беседовали "по душам", рассказывали друг другу о войне, о военных событиях, пили водку, а потом самогон, а потом я вёл по ночной Корабельной стороне моего папу к себе в общежитие, он счастливо плакал и всё благодарил меня за такое необычное и памятное приключение.
Папа сказал, что такие ощущения, как сегодня, он испытывал только на фронте, вместе со своими друзьями кубанскими казаками, воинами его разведывательного эскадрона конармии Белова. Вместе они дважды вызывались добровольцами и ходили в глубокие рейды по немецким тылам, храбро воевали, были ранены, но всякий раз возвращались целыми и невредимыми. Его четыре друга-казака погибли разом 31 декабря 1944 года от взрыва немецкой авиабомбы, которая точно поразила дом, в котором в тот момент офицеры штаба эскадрона, связистки, медики и казака папиного разведывательного отряда встречали Новый год...
Правда, папа взял с меня клятву, что я не расскажу маме об этом приключении с "выходом в море под парусом", поэтому на рисунке в письме маме я наспех нарисовал только себя одного в шлюпке. Это письмо я отправил маме вместе с папой, которого мы с Юрой проводили с севастопольского железнодорожного вокзала на поезд под громкие звуки традиционного и знаменитого марша "Прощание славянки".
Вместе с папой уезжали последние недели моей свободной и счастливой жизни в Севастополе "на гражданке"...
Мой Севастополь
Впервые я попал в Севастополь в июне 1966 года, в возрасте 13 лет, когда мы с мамой приехали к Юре, который в этот и время служил в авиационной воинской части под Джанкоем и должен был принимать военную присягу. После побывки у Юры, мы с мамой поехали на поезде в Севастополь к её родственникам и провели в городе чудесные несколько дней. Из всех севастопольских достопримечательностей нам удалось увидеть и посетить: Музей панораму «Оборона Севастополя 1954 года», Диораму «Штурм Сапун-Горы 7 мая 1944 года», знаменитые улицы, бульвары и парки Центральной исторической части города: Большую Морскую улицу, Приморский бульвар, площадь П.С. Нахимова, Графскую пристань и Памятник погибшим кораблям.
У памятника Погибшим кораблям был городской пляж, на котором отдыхали и загорали уважаемые люди города Севастополя, а также маленькие дети, которые резвились в прибрежной воде под присмотром красивых стройных девушек-сестёр и юношей-братьев. Тогда моя мама, отличавшаяся очень целомудренным характером и воспитанием, тоже рискнула выйти и впервые надела закрытый купальник, подаренный её молодыми тётями, а я в азарте ребяческого счастья рискнул и доплыл вслед одному хулиганистому пацану до скал - подножья памятника Погибшим кораблям. Мы с этим пацаном взобрались на выступ к колонне, посмотрели и прочитали надпись на замшелой медной табличке, потом орали, как оглашенные, привлекая внимание наших мам, а потом один за другим нырнули в набегавшие с моря волны и наперегонки приплыли к берегу.
На берегу нас встретили не только мамы, но и моряки-спасатели со спасательной станции Черноморского флота. В открытом бассейне ЧФ в это время занимались моряки, плавали, играли в водное поло и ныряли с высокой вышки. Строгий мичман в фуражке пригрозил моей маме штрафом за моё хулиганство и мне уже не довелось куда-то плавать, только барахтаться вместе с малышнёй на мелководье. Однако и здесь мне довелось совершить маленький подвиг...
Одна из девушек-сестёр малышни потеряла золотую серёжку с камешком и все пацаны и юноши на городском пляже устремились в воду искать эту драгоценность. Я тоже принял участие в поисках и старательно таращил в морской воде открытые глаза, но кроме мути, голых ног и крупной гальки на дне ничего не видел. Однако я заметил, что некоторые пацаны, в том числе и тот, с кем мы плавали к памятнику, искали драгоценность лихорадочно и жадно.
Я уже хотел было выйти из воды, потому что сильно продрог и моя мама даже встала из под тента, чтобы силой вытащить меня на берег, как пальцами ног и ступнёй я вдруг почувствовал, что встал на что-то острое. Я приподнял ногу к поверхности воды и увидел в своих "зажмуренных" пальцах правой ноги золотую серёжку с красным ярким камешком. Я взял её в руки, подошёл сзади к плачущей девушке и молча вручил ей её драгоценность...
Восторгов, криков и благодарностей не было предела! Девушка горячо поцеловала меня сухими губами прямо в мои солёные и потрескавшиеся губы, парни ласково побили меня по моим худым плечам, а тот хулиганистый пацан со злостью двинул меня плечом, выскакивая из воды на берег. Мама, мамины молодые тёти и их мужья одобрительно поздравили меня с геройским поступком и угостили огромным ломтём прекрасного сочного и сладкого арбуза.
Второй раз Севастополь стал моим городом мечты в июне 1968 года, когда я впервые в жизни один приехал в фирменном поезде из Тулы в Севастополь к брату Юре на кратковременный отдых на море. Эту поездку папа и мама подарили мне как награду за успешное окончание 8-го класса общеобразовательной Средней школы №1, как поощрение к самостоятельному выбору своего будущего и как экзамен моей мужской самостоятельности. В этот раз я был вооружён стареньким фотоаппаратом моего папы "Смена-2" и старался всё интересное и значительное фотографировать, в том числе приключения во время знаменитого морского путешествия из Севастополя в Новороссийск и обратно на двухтрубном гиганте-пароходе "Адмирал Нахимов".
В этот приезд Юра и его друг Фондис подарили мне незабываемую ошеломляющую поездку на "Волге" ГАЗ-21 по серпантину старой крымской дороги "Севастополь - Ялта" на перевал "Байдарские ворота". Ребята приказали мне честно зажмурить глаза, не подглядывать, а затем подвели меня к каменной ограде перед провалом перевала. Я открыл глаза и впервые увидел зияющую пропасть пространства с высоты горного перевала (503 м над уровнем моря - автор) между горой Челеби (657 м) на западе и отвесной стеной горы Чху-Баир (705 м) на востоке. Впереди в дымке море смыкалось невидимой линией горизонта с небом и мне казалось, что передо мной грандиозная выемка в Земле - пустота космоса.
Юра и Фондис, удовлетворённые произведённым эффектом, оставили меня смотреть на красотц окружающего мира, а сами пошли в небольшой шалаш-ресторанчик под соломенной крышей, пить крымское вино и приставать к девушкам, которые приехали вместе с туристическими группами. Потрясение, которое я испытал в момент лицезрения видом, открывшимся с перевала "Байдарские ворота" осталось со мной на всю жизнь. Когда мы ехали обратно в Севастополь, мой брат Юра сказал мне: "Теперь, чтобы окончательно и навсегда влюбиться в море, в Крым и Севастополь, тебе, Сашок, нужно как-то искупаться ночью в Чёрном море"...
В июне 1970 года, после окончания суворовской Средней школы №1, приехав в Севастополь поступать в севастопольский приборотсроительный институт, я не имел возможности любоваться красотами города и его достопримечательностями, потому что усиленно готовился к вступительным экзаменам, но не поступив в институт, а выйдя в сентябре 1970 года на работу учеником слесаря-ремонтника в трубомедницкий цех №4 Севастопольского Морского завода имени Серго Орджоникидзе, я до призыва на военную службу в ноябре 1971 года успел познать мой город Севастополь.
Да, город Севастополь стал "моим городом" и я целенаправленно и целеустремлённо посвящал все свободные и выходные дни, всё свободное время для самостоятельного изучения и исследования моего города, ездил на троллейбусах по всем городским маршрутам, катался на рейдовых катерах по всем остановкам Севастопольской бухты, исследовал заводскую территорию на Северной стороне, на которой осталось множество памятников со времён Крамской войны 1953-1956 годов. Как ни странно, но комсомольское дежурство в ДНД (добровольная народная дружина - автор) познакомило меня с тайнами и секретами севастопольских бульваров и улиц, закоулков и переулков, исторических и памятных мест Севастополя. Так в городе почти не осталось неисследованных мною уголков и мест, особенно городских и пригородных "диких пляжей"...
Правда, летом в сезон отдыха приезжих для коренных севастопольцев, к которым я уже почти себя относил, мало предоставляется случаев и возможностей полноценного отдыха на море, на пляже, в пустынных местах, - всё занято, истоптано, замусорено. Поэтому коренные севастопольцы ждут знаменитого сентябрьского "бархатного сезона", когда все приезжие отбывают по домам, а на пляжах освобождаются относительно чистые места. Мой личный рекорд полноценного счастливого отдыха на Чёрном море в период проживания в Севастополе (11 лет - автор) - 7 раз в летне-осенний сезон.
Большую помощь в исследовании и овладении мной моего Севастополя оказали наши приезжие гости-родственники и друзья. Хочешь не хочешь, но вместе с ними нужно и можно было вновь и вновь посетить все значимые севастопольские достопримечательности, причём каждый раз получалось показать и представить характерные места города с лучшей стороны, по новому, "с изюминкой", с толком, чувством и расстановкой - я на основе севастопольских легенд и мифов даже начал выдумывать новые истории...
К ноябрю 1971 года я уже досконально знал историю, городские мифы и курьёзные случая, связанные практически со всеми достопримечательностями города Севастополя и мог бы сам водить экскурсии туристов. Любимыми моими объектами любознательных исследований были прекрасные места, виды, здания и объекты города: Перевал "Байдарские ворота" и панорамный вид с него; Артиллерийская бухта и Приморский бульвар, Дворец пионеров на Приморском бульваре и Памятник погибшим кораблям, Малахов курган и Аполлоновая бухта, городские площади и центральные улицы, музеи, Морская библиотека, храмы, парки, драматический театр и кинотеатры, танцплощадка "Ивушка", центральный базар (рынок), городские и пригородные пляжи, и конечно же, древний Херсонес. Здесь я облазил все места, все закоулки, все бухточки, все скалы и гроты, развалины и раскопки.
Здесь в Херсонесе в июле 1970 года было моё легендарное фантастическое ночное купание в Чёрном море, феерия лунных брызг-брильянтов, встреча и искренняя нежная любовь с незнакомой девушкой, с которой мы играли в "дельфиньи игры" вместе с яркой луной и ласковым Чёрным морем...
Я не жалел, что покидаю благословенный, яркий, сочный, взбалмошный, суетный, красочный и праздничный севастопольский мир, потому что знал - впереди у меня ещё больше впечатлений и приключений, свершений, побед и поражений, которые я не просто хотел, а жаждал попробовать, испытать и преодолеть. Я хотел вернуться в Севастополь не восторженным юнцом с распахнутой душой, сердцем и глазами, а опытным молодым мужчиной, готовым к самостоятельной жизни, подвигам и свершениям.
Вот почему я в это лето вместе с моим старшим братом Юрой часто в компаниях с друзьями слаженным дуэтом пел знаменитую песню "Легендарный Севастополь" (слова П. Градова, музыка В. Мурадели):
Ты лети, крылатый ветер,
Над морями, над землей,
Расскажи ты всем на свете
Про любимый город мой.
Всем на свете ты поведай,
Как на крымских берегах
Воевали наши деды
И прославили в боях
Припев:
Легендарный Севастополь,
Неприступный для врагов,
Севастополь, Севастополь -
Гордость русских моряков.
Здесь на бой, святой и правый,
Шли за Родину свою,
И твою былую славу
Мы умножили в бою.
Скинув чёрные бушлаты,
Черноморцы в дни войны
Здесь на танки шли с гранатой,
Шли на смерть твои сыны.
Припев.
Легендарный Севастополь,
Неприступный для врагов,
Севастополь, Севастополь -
Гордость русских моряков.
Если из-за океана
К нам враги придут с мечом,
Встретим мы гостей незваных
Истребительным огнём.
Знает вся страна родная,
Что не дремлют корабли
И надежно охраняют
Берега родной земли.
Припев.
Легендарный Севастополь,
Неприступный для врагов,
Севастополь, Севастополь -
Гордость русских моряков.
Происшествия
В воскресенье 5 сентября 1971 года в Севастополе было солнечно, жарко и сухо, утром 14.7°С тепла, днём в тени 22°С тепла, а на солнце плюс 29°С и больше. Южное солнце уже с утра начало припекать и в комнате-квартире семьи моего старшего брата Юры было уже душно, жарко и парко от запахов и испарений с общей кухни. Там на общей коммунальной кухне в клубах пара возятся все наши соседки и жар утра разгорается с новой силой из-за спора-ругани женщин между собой. Среди всего этого гвалта весело крутится Галя-Галчонок, жена моего брата. Она только что вернулась из вояжа по маршруту Севастополь - Новороссийск - Москва - Суворов - Севастополь. Юрча (так с некоторых пор с подачи Гали-Галчонка начали называть моего старшего брата все домашние - автор) уехал на свою милицейскую службу дежурного и инспектора ГАИ.
У нас новый гость из города Суворова, друг нашего с Юрой детства, отрочества и юности Миша Изосин, спокойный, высокий, большой человек, моряк срочной службы с Тихоокеанского флота. Сидит и с интересом читает мои книги-учебники, которые я получил в библиотеке Севастопольского судостроительного техникума. 2 сентября 1971 года начались занятия в техникуме, куда меня приняли автоматически по итогам сдачи экзаменов в Севастопольский приборостроительный институт и в ЧВВМУ.
С самого начала занятий начались серьёзные предметы: черчение, теоретическая механика, технология металлов, математика. Требования в техникуме всё больше ужесточаются и учиться стало интереснее и труднее. Наша группа М-311св "разношёрстная", много девушек и женщин, много взрослых, все работники либо Севморзавода, либо заводских конструкторских бюро. Только я один в группе молодой и даже юный в сравнении с ними.
Мне заниматься и учиться интересно. Занятия в техникуме начинаются в 18:30 и заканчиваются в 21:45, дни занятий: понедельник, вторник, четверг и пятница, среда, суббота и воскресенье - выходные дни. Начальство на моей работе на механическом участке трубомедницкого цеха №4 Севморзавода очень довольно, что я учусь в судостроительном техникуме, что не болтаюсь по улицам и не пускаюсь во все тяжкие перед призывом на военную службу, как это делают многие призывники.
Кончился срок моей временной прописки по рабочему общежитию на улице Дзержинского, д. 53 и наш строгий, но справедливо добрый комендант Капитолина Мелентьевна приказала мне собрать и оформить документы на постоянную прописку, что я и сделал. Прописаться постоянно в Севастополе очень трудно, так как это не просто южный портовый город, а закрытая военно-морская база Черноморского флота, поэтому нужно много всяческих ходатайств, объяснений, заявлений, рекомендаций и справок, чтобы тебя просветили-проверили как надо и допустили в состав "коренных" севастопольцев. Регулярно в городе проводятся чистки и всех случайных, вышедших из доверия, заблудших приезжих, а также всех "гулящих" (проституток, хулиганов, тунеядцев, спекулянтов и других подозрительных лиц без работы, постоянного места проживания и без прописки) выдворяют из города за 101 км, в пригородные поселения - колхозы и совхозы.
Миша Изосин приехал в Севастополь с прицелом здесь поселиться. Он много фотографировал своим новейшим отечественным зеркальным фотоаппаратом Зенит-ЕМ (1972-1985, КМЗ) с объективом «Гелиос-44М» с «прыгающей» диафрагмой. Фотоаппарат действительно на зависть хорош и повсюду привлекал внимание людей, в том числе и сотрудников севастопольского КГБ, которые часто останавливали Мишу, когда он азартно фотографировал военные корабли, и однажды даже на месте без лишних разговоров засветили у него всю плёнку, но фотоаппарат не изъяли.
Водить Мишку Изосина по городу поручили мне, так как Юра почти круглосуточно был занят по службе в ГАИ, поэтому я уже по "энному" разу посмотрел все значимые достопримечательности Севастополя, показал Мишке: диораму "Штурм Сапун-горы" и панораму "Оборона Севастополя"; памятник матросу Кошке и Малахов Курган; Приморский бульвар и Памятник погибшим кораблям; Графскую пристань и площадь Нахимова; танцплощадку "Ивушка" у Центрального рынка; Дворец пионеров и Драмтеатр; Военно-исторический музей Черноморского флота и Севастопольский морской Аквариум-музей при Институте биологии южных морей. Особенное впечатление на Мишку произвёл археологический памятник-заповедник Херсонес Таврический, который мы с ним исследовали вдоль и поперёк.
Херсонес Таврический привлекал Мишку Изосина как магнит и он стремился сюда в любую погоду, чтобы сфотографировать красоты этого действительно интересного и красивого места. Мы с ним только что вернулись из Херсонеса Таврического и тихо переживали опасное происшествие, случившееся с нами и счастливое избавление от страшной смертельной опасности, в которой вольно или невольно оказались. Вот как это было...
С утра погода в городе Севастополе была по-настоящему южной, жаркой и солнечной, поэтому мы с Мишкой быстренько собрались на пляж, запаслись пивом и тараньками, сели в троллейбус и быстро домчались до остановки и тропинок, ведущих к укромным "диким" местам археологического заповедника. Мишке очень понравились наши миниатюрные бухточки среди нагромождений диких скал, в которых купались настоящие аборигены-севастопольцы. Однако к полудню со стороны Турции из открытого моря начали рядами приходить высокие и мощные волны - отголоски далёких штормов.
Мы с Мишкой уже много раз купались в узком проходе между скалами, ныряли в набегавшие гребни волн, баловались и плескались в воде, как шаловливые дети, со вкусом ели жирные солёные тараньки и запивали их пивом (Мишка был мужчина со средствами - автор) и разморено загорали, овеваемые свежим ветерком, который гнал и гнал к нам стаи и стада белопенных барашковых волн. Вскоре ветер обрёл силу и волны уже стали с гребнями, закручивающимися в тугие пенные водовороты. Купаться в такую погоду нельзя, но Мишка Изосин - моряк Тихоокеанского флота и он видал и не такие океанские волны, ему наше Чёрное море будет "по колено"...
В том месте, в котором мы купались, глубоко в воде "торчал" огромный "лысый" (то есть без тины, водорослей и ракушек - автор) камень - "Бараний лоб". Купальщики с высокого скалистого берега ныряли в воду так, чтобы ни в коем случае не воткнуться головой или не удариться грудью об этот "Бараний лоб". Для этого надо было нырнуть "ласточкой", то есть вскользь к поверхности воды и лучше всего, в гребень волны, поднимавшейся во время прибоя в узком пространстве между скал бухточки. Теперь, когда с моря шла высокая волна "Бараний лоб" даже обнажался в водовороте пены и нырять в воду можно было только в надвигающийся гребень волны.
Об этом месте в Херсонесе Таврическом знали любители купания в штормовом море и вскоре рядом с нами расположились молодые парни и девчонки, спортсмены-пловцы из какой-то спортивной школы Олимпийского резерва. Они профессионально начали нырять и прыгать в кипящие и бурные волны бухточки, с азартом карабкаться на крутые склоны ноздреватых скал, тренироваться в плавании в бурном штормовом море.
Мишка Изосин с завистью смотрел как крепкотелые стройные парни и девушки шалят и балуются, он тоже решил нырнуть в гребень над печально знаменитым подводным камнем "Бараний лоб". Я и наши друзья-спортсмены отговаривали его, но он заупрямился, покраснел и неожиданно для нас, без подготовки и примерки к волнам, прыгнул в воду.
Естественно, прыжок оказался недалёким, то есть Мишка не пролетел над камнем "Бараний лоб", не проскользнул в потоке гребня волны за него и не вынырнул во впадине между волнами за опасным местом, наоборот, он оказался в каменной западне между подводным камнем "Бараний лоб" и тесным пространством береговых скал. Здесь прибойные и отбойные волны встречались друг с другом и образовывался сплошной пенно-водяной бурлящий водоворот. Выбраться из этого "буруна" можно было только поднырнув под очередной вал штормовой волны, проскользнув животом и грудью по плоской вершине подводного камня "Бараний лоб".
Спортсмены и я начали кричать Мишке, чтобы он быстренько нырнул и выбрался из этого "бурунного мешка" в открытую часть бухты, чтобы оттуда подплыть к невысоким скалам и выбраться на берег, но Мишка почему-то при очередном откате воды ринулся назад, к впадине в высоком скалистом береге. Здесь волны давно выбили нишу, похожую на грот, а глубокая вертикальная трещина даже позволяла некоторым ловким смельчакам выбираться наверх, на свободу и волю. Однако сейчас эта ниша-грот каждый раз полностью наполнялась пенистой бурлящей водой, которая фонтаном била из этой трещины наверх и Мишка оказался в этом гроте...
Девушки-спортсменки заверещали, заплакали и начали просить ребят-спортсменов спасти Мишку и начали звать на помощь. Не знаю, как это получилось, но в тот же миг я и ещё двое крепких парней один за другим оказались в гребнях крутых штормовых волн, которые не на шутку, а ровными грозными рядами валили и валили с моря в нашу только что мирную и красивую бухточку. Вынырнув за шершаво-гладкой поверхностью камня "Бараний лоб", я увидел головы моих товарищей по несчастью и Мишку, который в обнимку стоял перед огромным камнем внутри грота и мужественно принимал удары штормовых волн. Вода и пена покрывали его с головой, он вцепился широко расставленными руками в камень и старался не отцепляться от него.
Мы, трое пловцов, балансировали на волнах, один из нас обернулся в сторону моря и предупреждал о приближающемся гребне, а сверху нам кричали, что приближается особо крупный вал. Я хотел было вместе с волной приблизится к Мишке, но мой старший товарищ запретил мне это делать и крикнул мне, что мы должны вытащить Мишку на чистую воду. Мишка никак не реагировал на наши призывы и советы, он "мёртвой хваткой" вцепился в качающийся от ударов волн камень. Тогда мы, не сговариваясь, вдвоём с попутным гребнем скользнули к нему, тоже вцепились в его судорожно сжатые пальцы и руки, оторвали его от камня и с отбойной волной заставили его нырнуть вместе с нами обратно в море.
На этот раз наш нырок был не совсем удачным, потому что мы попали на мощный поток встречной прибойной волны, мы оказались точно на "бараньем лбу". Однако это нас и спасло от кувырка назад бурлящим гребнем, потому что почувствовав под ногами твёрдую опору, мы также одновременно и слаженно оттолкнулись от этого "лба" и поднырнули в основание нового крутого вала. Вынырнули мы уже за волной и оказались рядом с нашим третьим товарищем. Теперь надо было как-то выбраться на крутой скалистый берег.
Силы были на исходе, поэтому мы несколько метров отплыли в сторону от узкого входа в бухточку и начали примериваться к качке на волнах, чтобы вместе с гребнем волны подняться как можно выше и как можно ближе к вертикальной береговой скальной стенке. С пятого-седьмого раза у нас получилось, но наши неудачные попытки оцарапали наши груди и украсили наши колени кровоподтёками. Наконец, очередная волна высоко подбросила нас, мы вцепились как можно выше в острые выступы скал и вдруг, невероятно потяжелевшие, оказались вне воды. Не дожидаясь, когда очередная волна припечатает нас к скалам, мы с помощью многих дружественных рук выбрались наверх и обессилено упали на блаженно тёплые и сказочно мягкие камни плоского берега.
Через несколько минут отдыха мишкина сетка, наполненная бутылками любимого им пива "Жигулёвское", вмиг опустела, потому что все присутствующие с удовольствием отметили пивом наше чудесное спасение. Потом эти спортсмены-пловцы побежали в другой конец "дикого пляжа" в район каменных "акульих зубов", среди которых в пенных бурунах штормового прибоя решили искупаться трое молодых курсантов из военно-морского училища. Мы с Мишкой собрали свои пожитки, кое-как залепили кусочками газеток, смоченными в морской воде, свои раны на груди, животе и коленях, и поехали домой. Это было последнее приключение Мишки Изосина в Севастополе, в понедельник 6 сентября 1971 года он уехал домой, в Суворов.
Я прибежал с работы на Севастопольский железнодорожный вокзал, когда уже поезд с Мишкой тронулся и из динамиков громко звучал марш "Прощание славянки". Надеюсь, что Мишка видел, как я махал руками ему, а заодно и всем симпатичным лицам в вагонных окнах. Люди мне отвечали взаимностью, некоторые даже посылали воздушные поцелуи, но лик Мишки я так и не увидел. С вокзала я поехал в общежитие хлопотать о прописке, а затем вечером - в техникум. Домой к Юре и Гале я вернулся только в 22:00. Галчонок в трансе лежала на диване и плакала, потому что Юра в этот день в 11:45 попал в ДТП (дорожно-транспортное происшествие), он на своём милицейском мотоцикле с коляской наехал на самосвал "ЗИЛ-130", который резво спускался по крутой улице и неожиданно выскочил на перекрёсток.
Юра сильно ударился головой и руками о кабину самосвала и сейчас лежал в городской больнице. Галя выплеснула на меня с упрёками весь свой страх, раздражение и беспомощность, а я немедленно сорвался с места, на такси доехал до больницы и попытался по пожарной лестнице добраться до палаты №9, где лежал мой старший брат. С лестницы снял меня больничный сторож и с насмешками сообщил мне, что я заглядывал не в ту палату, а в родильное отделение...
7 сентября 1971 года я приехал к Юре в больницу и он встретил меня весело и радостно, потому что все снимки и анализы показали, что у него переломов и сотрясения мозга нет, что всё окончилось сильными ушибами и синяками. Мотоцикл тоже почти не пострадал, так что всё обошлось почти благополучно. Теперь Юра рассказывал о своём ДТП как о героическом происшествии, потому что он сумел выставить вперёд руки и тем самым смягчить удар о кабину самосвала. Опухоль гематомы на спине в районе лопатки быстро спала и Юра начал свободно двигать руками и пальцами по всем направлениям. Болела только коленка, которую он поцарапал и сильно ушиб. До 20 сентября 1971 года Юра был "на больничном" и вовсю пользовался своим положением раненого, воспринимая заботливое ухаживание Гали, моё братское внимание и поглощая по утрам ложками сахарный песок с молоком и чёрным хлебом, чтобы поскорее выздороветь.
Мне для постоянной прописки по адресу заводского общежития нужно было отношение (ходатайство) от "треугольника цеха" - начальника, парторга и предцехкома, чем я усиленно и занимался, вечером бежал в техникум, поздно вечером рассказывал о дневных событиях Юре и слушал его героические истории. Всё в нашей дружной братской семье было нормально, только постоянно спать очень хотелось. Галя-Галчонок тоже очень уставала работать и вести домашнее хозяйство, очень переживала за Юру и скучала по Олежке. Такой я её и нарисовал в письме моим родителям с описанием всех этих происшествий.
Тоска по дому
30 сентября 1971 года мой школьный друг, товарищ и брат Славка Юницин прислал мне письмо из армии, которое было наполнено светлой грустью и тоской по дому, по школе, по нашей дружбе, по школьным друзьям и подружкам, которые уже начали выходить замуж и рожать детей. Славка просил прислать ему свежие фотографии, храбрился, как всегда юморил, задиристо шутил, но я то знал, что скрывается за его нарочитой бравадой и шутками. Поднастроенный этим письмом я тоже загрустил и мне очень захотелось побывать дома, увидеть родителей, сходить в школу, посидеть за своей партой. Скоро осень и скоро меня призовут на военную службу...
В сентябре 1971 года только 7-9 сентября были дни с дождём (8 сентября выпало аж 15.7 мм осадков - автор) и дневная температура воздуха понижалась до 16.7°С тепла, в остальные дни было солнечно, жарко и сухо от плюс 29°С до 27.7°С. Только с 20 сентября 1971 года температура воздуха стабилизировалась и началась южная причерноморская севастопольская "золотая осень" или "бархатный сезон" - традиционное время отдыха коренных севастопольцев на море, на городских и диких пляжах.
Славка Юницин заканчивал своё письмо так: "Жму краба и целую твою девушку" и я опять пожалел, что до сих пор так и не нашёл свою Фею красоты и страсти, свою севастопольскую девушку, о которой можно было бы грезить и воспоминать на будущей военной службе. То давнее летнее приключение в июле 1970 года, когда я ночью познал, что такое ночное купание в море и "лунные брильянты" из брызг в компании и близком контакте с юной ночной купальщицей осталось в памяти трепещущим волшебным воспоминанием на грани "было не было". После этого я ни с кем из девушек так близко не встречался и не общался, что давало повод моему старшему брату Юре беспокоиться а его друзьям беззлобно зубоскалить и шутить надо мной. Даже Галя-Галчонок, жена моего брата Юры, почти открыто волновалась за меня, жалея и желая, чтобы я перед службой познал женщину...
Странно, но я не стремился к "познанию женщины" как это понимали мой брат, его друзья и даже Галя-Галчонок, я хотел любить и быть любимым и всем мои внутренние гормональные порывы и позывы пресекал жёсткой суровой мужской рукой. Дело в том, что в это лето Севастополь был наполнен девушками и же6нщинами, которые приезжали в этот южный портовый и туристический город вместе с приезжими и опять куда-то девались после окончания сезона. На Приморском бульваре, на набережных, в скверах, на танцплощадках, в парках, на пляжах, повсюду можно было встретить молодых или моложавых девушек и женщин разных ростов, симпатичных и не очень, но одинаково приветливых, игривых, отзывчивых, готовых на всё и по недорогой цене. С такими девушками и женщинами я встречаться и общаться не хотел ни за что.
Моя мама и папа, отпуская меня после окончания Суворовской средней школы №1 в Севастополь для поступления в институт, клятвенно потребовали от меня до поступления в институт или до призыва на военную службу не водить дружбу и отношения с девушками "лёгкого поведения".
- Три минуты сомнительного удовольствия, - говорил мне кратко и веско папа, - и ты можешь схлопотать болячку на долгие годы или на всю жизнь, испортить своё будущее потомство, осложнить или покалечить себе жизнь и судьбу. Воздержись, справься со своими порывами и хотениями сам, по мужски и жизнь вернёт тебе всё сторицей. Вот увидишь.
- Ищи свою любовь, Саша, - сказала мама. - Не попутай любовь и увлечение. Запомни раз и навсегда: любовь - это глубокое постоянное чувство, такое как жажда, желание, мечта, принципиальное убеждение, в увлечение - это мимолётная влюблённость, острое утробное хотение, голодное возжелание, порочный соблазн. Не поддавайся соблазну там, где могут быть бесповоротные плохие последствия, думай прежде чем дать волю своему хотению.
- Настоящий мужчина, - сказали мне оба моих родителя, - всегда контролирует своим умом и разумом ситуацию, обстановку, своё поведение и поведение окружающих, видит и предвидит последствия своих и чужих поступков. Только так мы сумели выжить и победить во время войны и в послевоенную разруху. Жизнь - борьба и этим она сложна и интересна, не расслабляйся и не подставляйся. Будь самим собой, то есть когда надо умным Сашой Суворовым, а чаще всего будь разумным Александром Сергеевичем. Хорошо?
"Хорошо", - тогда сказал я своим родителям и самому себе, со вздохом обрекая себя на непонятную для окружающих сдержанность в поведении и в общении с девушками. Например, Юра и его друзья такого не ожидали и хотели, чтобы я перед призывом на военную службу "стал мужчиной". Их шутки, призывы, поучения и попытки сблизить меня со случайными или знакомыми девушками меня сильно напрягали, даже несколько мучили, но я "не поддавался на провокации", я был верен своим принципам, своей первой школьной любви Вале Архиповой, своим друзьям и подругам школьной поры, своим внутренним голосам-друзьям, своей мечте - фее красоты и страсти. Кстати, в это лето 1971 года зримым образом моей феи красоты и страсти была героиня книги Рафаэля Сабатини "Одиссея капитана Блада" - мисс Арабелла, племянница полковника барбадосской милиции Бишопа. Увы, "мисс Арабеллу" я в Севастополе ещё не встречал...
Моя тоска по дому, по папе и маме, по моим школьным товарищам и и моё внутреннее одиночество усугублялись ещё и тем, что я повздорил с братом Юрой и его женой Галей-Галчонком. Вернее это они мне высказали всё, что у них накопилось в отношении меня: претензии, замечания, жалобы, мнения, оценки, потому что я, по большей части, помалкивал, замыкался в себе и никак не реагировал на их замечания.
Вероятно, со стороны моё поведение выглядело как непонятное, настороженное, даже враждебное, но я ничего не мог с собой поделать, - я тосковал по дому, по прежней беззаботной жизни, по заботливой и внимательной опеке родителей, я немного устал от этой самостоятельности, которая как-то не складывалась так, как я этого хотел. Юра, мой старший брат, хотел, чтобы я непременно жил с ними вместе в одной комнате на пятом этаже в доме гостиничного типа с одним коридором и комнатами-номерами, общей кухней, общим туалетом и общей душевой, но я то уже знал и видел, что жизнь молодого человека, обуреваемого естественными желаниями и позывами в условиях пребывания в компании с молодыми супругами, не очень приятна, "напряжна" и неудобна. Я хотел иметь своё место в жизни в прямом и переносном смысле этих слов. Год назад в июле 1970 года мы с Юрой уже проходили этот момент в наших отношениях, вот и теперь напряжение взаимных обид и упрёков достигло предела: я устал от них, они устали от меня, мы уже мешали друг другу жить так как нам хочется.
В среду 21 октября 1971 года (неурочный "почтовый день" - автор) я писал маме и папе откровенное и выстраданное долгими раздумьями письмо, в котором запоздало поздравлял папу с его днём рождения (4 октября - автор), желал ему много радости, крепкого здоровья и всего самого хорошего, что может быть в жизни, а потом изложил суть нашего раздора с Юрой и Галей.
С 4 на 5 октября 1971 года мы с Юрой повздорили: он и Галя в сердцах высказали мне, кто я такой, а я им выложил свои взгляды на их жизнь, и мы разошлись в разные углы нашей комнаты "довольные друг другом". Вернее ушёл в "свой угол" на кресле-кровати я, а Юра с Галей остались "на своей территории", то есть лежать на семейном диване. На следующий день после работы я сразу же пошёл к себе на своё койко-место в общежитии на ул. Дзержинского, д.53, а вечером перевёз в "общагу" все свои "пожитки" и книги моей личной библиотеки.
Место мне в "общаге" выделили в комнате на 4-х человек, ребята в ней все были хорошие, работали в одном цехе. Одеяла мне выдали хотя байковые, но новые, заводская котельная ещё не отапливала "социалку", но в комнате было относительно тепло. За два-три дня я привык к режиму жизни в рабочем общежитии, полностью устроился, обжился и привык после работы приходить в "общагу", кушать, "чем бог послал", готовиться к занятиям в техникуме, а потом идти через заводскую проходную на пристань к катеру, который вёз работников завода прямо к Графской пристани. Оттуда я поднимался по ступенькам Графской пристани прямо ко входу в Севастопольский судостроительный техникум (всего 50 метров - автор).
Такой распорядок жизни очень хорошо отразился на успеваемости в техникуме, я написал на "отлично" все контрольные, домашние работы, зачёты, доклады и сообщения по темам, помогал товарищам по учёбе, отвечал "у доски", выступал на семинарах по темам, приводил примеры "из рабочей жизни и практики", короче, стал примерным слушателем и "отличником". Только оторвавшись от "семейной жизни с братом", я наконец-то полностью отдался учёбе и начал получать от неё удовольствие и интерес.
Наш пожилой, седой и очень авторитетный "Механик" (начальник ремонтно-механического участка трубомедницкого цеха №4 - автор ) обратился к начальнику цеха с просьбой "наложить на Суворова бронь от призыва на военную службу", но ему ответили, что "на Суворова имеются "виды" и такой возможности у руководства цеха нет". Тогда "Механик", профком и парторг обратились в парторганизацию и в комитет комсомола завода, но им также отказали из-за того, что "военкомат уже направил призывника Суворова А.С. по предназначению" и "попросил" не вмешиваться "в государственную программу подготовки военнослужащих".
22 октября 1971 года мне было приказано явиться в 08:30 на очередную медкомиссию в Ленинский районный военкомат города Севастополя, после чего мне дадут повестку на расчёт на заводе. При этом я узнал, что почти все мои ребята, с кем я учился в Севастопольской Морской школе ДОСААФ, пройдут медкомиссию 18 октября, а 9 ноября 1971 года они должны явиться в военкомат "с вещами, с вместительной кружкой, ложкой и... гитарой, у кого она есть", чтобы "отбыть по месту предназначения в армию". В армию я не хотел, я хотел на флот.
Как подарок папе, высококлассному токарю, фрезеровщику, строгальщику, плотнику, столяру, слесарю, механику, электрику и начальнику механических производств, а сейчас учителю труда и машиноведения в суворовской общеобразовательной Средней школе №2, я сдал экзамен и работу-допуск по специальности на 2-й разряд слесаря-ремонтника промышленного оборудования. Так что на военную службу я уходил со 2-м рабочим разрядом и соответствующей заработной платой (145 вместо 85 рублей по 1-му разряду - автор).
К этому времени на участке и в нашей бригаде появилось трое новых учеников, так что я теперь освободился от обязанности мыть станки и убирать в конце рабочего дня верстаки и рабочие места всей бригады слесарей, теперь мне поручали серьёзные работы, например, ремонт большого обдирочного станка-наждака, на котором обрабатывались торцы и фаски труб разных размеров. Интересно, что с участием этих азартных учеников-комсомольцев, мы полностью меняли подшипники и восстановили работу этого "наждака" за 4 часа, а не за 2-3 дня, как это делали наши маститые взрослые слесари-ремонтники (за что от них получили нагоняй из-за нарушения их "шкурных" интересов - автор). У руководства цеха тут же возникла идея создания молодёжно-комсомольской бригады "ударников производства", из-за чего они и хлопотали, чтобы наложить на меня "бронь" от службы в армии, но у них ничего не получилось.
Интересно, как только я начал получать в "получку" по 100 рублей сразу, так вся наша "неприязнь" с Юрой и Галей-Галчонком исчезла и опять возникла братская любовь, взаимопонимание, стремление жить единой семьёй и единым хозяйством, жить и питаться вскладчину, тем более, что к нам опять начали приезжать родственники Гали из Новороссийска, а значит нам нельзя было показывать, что у нас дома "нелады". Однако отношения наши уже были несколько "подпорчены", да я и сам уже хорошо понимал, что "я третий лишний". Вот тогда-то у меня и возникла эта самая "тоска по дому"...
Вечером после работы, лёжа в скрипучей кровати в общежитии, уткнувшись носом в мягкую пуховую "мамину" подушку, я вдруг отчаянно и отчётливо ощутил, осознал и понял, как я соскучился по дому, по маме и папе, насколько я одинок и несчастен.
- Никого-то у тебя нет, - горестно и жалостливо сказал мне внутренний голос моего давнего друга издеревни Дальнее Русаново дед "Календарь". - Один-одинёшенек... И некому тебя в маковку поцеловать...
На границе сна и засыпания я хотел было возмутиться, возразить, вспылить и вспыхнуть обидой и гневом, но у меня ничего не получилось, наоборот, к словам деда "Календаря" добавились звуки слов моей Феи красоты и страсти - нежным, проникновенным "маминым" голосом она сказала: "Бедненький ты мой, бедненький... Так я тебе и не встретилась...".
Я ещё несколько секунд сопротивлялся, упрямился, но потом не удержался и стал молча судорожно глотать сухой ком в горле и пропитывать слезами пахнущую домом наволочку подушки. Главное, чтобы ребята в нашей комнате не учуяли, что я расслабился...
Не знаю, сколько времени я так таился от ребят, видели или слышали они что-либо этой ночью, но рано утром, почему-то, не я, как обычно, а они дружно вскипятили чайник и заварили чай, угостили меня конфетами, бодро сделали вместе со мной несколько упражнений утренней физзарядки и разговаривали со мной подчёркнуто бодрыми голосами.
А может быть мне всё это показалось?
Призывник
15 октября 1971 в Севастополь из Новороссийска приехала Тамара, жена Олега, брата Гали-Галчонка. Тамара оказалась на редкость сдержанной, спокойной, рассудительной и красивой девушкой-женщиной, в которую я немедленно влюбился и обратил на неё всё моё невыразимое желание и тоску по общению с девушками. Причём, как у всех призывников перед призывом, это "вожделение женщины" происходило естественно и автоматически, инстинктивно и интуитивно, то есть помимо моей воли. Тамара всё хорошо понимала и оказывала мне всяческую помощь, кроме, кончено, крайних мер...
Опять я и Тамара, Галя и Юра ходили и ездили по городу, показывали Тамаре севастопольские достопримечательности, диораму "Штурм Сапун-горы" и панораму "Оборона Севастополя", ходили в гости к родственникам, смотрели в разных кинотеатрах кинофильмы по вечерам, устраивали скромные, но достойные застолья с весёлыми разговорами, песнями, шутками и прибаутками. Тамара понравилась всем друзьям моего брата и мы охотно собирались компаниями у Телеповых. Семья Юры и Ляли Телеповых заслуживает отдельного и подробного рассказа, но только в другой книге...
Мы с Юрой в назначенное время встречали Тамару на севастопольском Морском вокзале, куда она прибыла на теплоходе, но Тамара оказалась очень самостоятельной и проворной, она уже была дома и "чаёвничала" с Галей-Галчонком. Ой! Ай! Да как же так?!
- А вот так! - сказала нам Тамара и на все выходные дни закружила нас в вихре встреч, гуляний, походов, экскурсий и других весёлых приключений. Тамара оказалась очень хорошей, серьёзной, весёлой и общительной девушкой-женщиной и неспроста сделала надпись под моим рисунком в письме моим родителям: "Санька, ты хороший парень!".
Ещё бы мне не быть "хорошим парнем", если я после получки, получив шокирующие для дохода семьи моего брата 100 рублей, все эти средства отдал в ведение Юры и Гали на жизнь и на встречу Тамары со всем гостеприимством, "как полагается в семье Суворовых". В результате упрямые "девчонки" Тома и Галя купили мне в подарок на севастопольском вещевом рынке красивый красный вязаный свитер, который я естественно оставил Гале, когда уезжал в Симферополь по призыву на военную службу.
В этом октябре 1971 года до самого призыва мне писали письма и поздравляли с праздниками только мой школьный друг и товарищ Славка Юницин, который в это время служил в армии и попал в госпиталь, моя школьная подружка Наденька Герасимова, подруга Вали Архиповой - Зоя Конькова, Лида Игнатова, Рая Первезенцева и Людмила Шиндина. Валя Архипова, моя первая школьная любовь, моя Фея красоты и страсти, молчала. Из писем я знал что в городе Суворове все "наши" из 10 "А" класса выпуска 1970 года Суворовской средней школы №1 либо где-то учатся, либо выходят замуж, либо женятся, а некоторые зарождают или уже рожают детей.
"А ты, Суворов, ни в одном глазу! Ходишь "голодный", наполненный такой мужской энергией, что горы можешь в вулканы превращать, а толку нету" - думал я про себя. Вот таким "сексуально озабоченным призывником" с чубом на лбу я нарисовал себя в письме моим родителям, с автографом Тамары, моей живой Феи красоты и страсти. Уже в этот момент во мне началось проявляться что-то "свирепое" от будущего характера и темперамента моряка-краснофлотца, члена экипажа легендарного БПК "Свирепый".
Приезд и пребывание Тамары что-то кардинально изменило в окружающей среде, потому что вдруг потоком пошли мне письма и поздравления. Наденька Герасимова прислала мне неожиданно целю тетрадь своих стихов с просьбой дать им оценку и высказать своё мнение. Я был потрясён таким доверием Наденьки и невольно сильно оробел, потому что ещё никогда не оценивал и не комментировал чьи-то очень искренние, душевные и интимные стихи.
Все эти переживания были своевременными, необходимыми, желанными, давно и трепетно ожидаемыми, но одновременно и запоздалыми, потому что в конце октября 1971 года началась непосредственная подготовка к моему призыву на военную службу. Со дня на день должна была прийти из военкомата повестка с приказом "явиться на сборный пункт с вещами". Поэтому я, мой брат, мои и его товарищи были озабочены тем, с чем и в чём я поеду в армию.
Каждый из друзей моего брата Юры и из моих товарищей по работе вспоминал свой призыв и всё то, что происходило с призывниками в их время. Они уверяли меня, что в призывной компании и в традициях призыва мало что изменилось, а "традиции надо соблюдать свято, иначе счастья и удачи на службе не видать". Поэтому я должен был организовать свои проводы ("мальчишник" - автор) с неизменным "выставлением угощения на отходную поляну" и с неизменным "крещением мальчика в мужчину", потому что "идти в армию девственником - это грешно". Я уверял всех, что уже давно не девственник, но мне мало кто верил, потому что я "вёл себя как девственник" или как "идейный комсомолец". Что же делать, ведь я был именно таким!
Мои проводы должны были быть, по задумке моего брата, грандиозными, с участием родителей, моей девушки, родственников и друзей. Родители должны были проводить меня по междугороднему телефону, родственники и друзья - на пирушке, а моя девушка, которую я должен был срочно представить моим родственникам и друзьям, на перроне вокзала.
Издревле (со времён Петра I - автор) проводы рекрутов-призывников в армию на военную службу воспринимались в народе как "уход в иной мир", в мир несвободы, смертельной опасности, суровых испытаний, поэтому проводы в армию обязательно и традиционно сопровождались как радостью, так и слезами. Особенно традиционными были напутствия и пожелания, игровые шуточные испытания призывников, нарочитое веселье и особое торжественно-грустное настроение проводов. Все провожающие мужики, как правило, вспоминали свои проводы, свой призыв, свою службу в армии, а все провожающие женщины хотели настроить призывника на нужный, весёлый и бодрый лад, передать ему на проводах свою женскую ласку, внимание, заботу и любовь.
Мои школьные друзья писали мне, что их провожали весело и с приключениями, с выпивкой и поцелуями "взасос", что на их проводы сходились близкие друзья детства, хорошие знакомые и соседи, одноклассники и родственники. Матери и любимые девушки старались не плакать, сдерживать себя, не показывали свои слезы и печаль, но всё время не отходили от них - призывников, держали их за руки. При этом все твердили только одно, чтобы не страшились на долгое время покинуть родной дом, не пугались новой и непривычной обстановки в армии, а побыстрее привыкли к воинской дисциплине и порядку.
По народной традиции проводы призывников в армию организуют дома, но с некоторых пор ещё и в клубах или на территории военкоматов, в торжественной обстановке с оркестрами, концертом, знамёнами, речами и выступлениями начальников и призывников. На застолье проводов обязательно выставляют любимые кушанья призывника, а также угощение (например, пироги с мясом, картошкой или капустой), которыми призывник угощает всех своих провожающих. Кроме этого, обязательно готовят котелок с перловой кашей, которой потчуют призывника и гостей, чтобы все прочувствовали "солдатскую долю и кашу".
Призывника принято сажать на главное место за столом, а рядом размещаются родители, любимая подруга призывника и его самые близкие друзья. Как правило, организует всё действо на проводах старший мужчина в роду или в семье, он говорит первую напутственную речь и провозглашает первый тост за призывника, а после него говорят уже по старшинству и по порядку - родители, родственники, близкие друзья и товарищи. Последней должна выступить любимая девушка призывника, от которой все ждут клятвенного обещания верно и терпеливо ждать его возвращения с военной службы.
Во время проводов призывник по традиции должен повесить на стену дома (квартиры) что-то своё, какую-то вещь, предмет, фотографию или просто ленточку, которая должна быть символом того, что "маленькая частица призывника останется дома". Эту вещь или предмет, фотографию или амулет никто не имеет права трогать до возвращения солдата или моряка, только он может её снять и опять использовать. Также призывнику по традиции дают укусить кусочек хлеба или пирога, а остатки прячут в тряпицу до его возвращения. Если есть такая возможность и желание, то призывник и его семья посещают церковь или храм для благословения, исповеди, а также поминовения во здравие и за упокой всех умерших родственников.
Юра и его современные друзья много спорили о народных приметах и ритуалах проводов рекрутов-призывников в армию. Юра Телепов, наш старший по званию и по возрасту товарищ, сказал, что в его время считалась хорошей приметой, когда в день проводов призывника окропляли "святой водой", взятой в храме и произносили такие слова: «Господь тебя сохрани». Мой брат Юра вспомнил, что на проводах мама зашила ему в рубашку нательный крестик, который должен был облегчить его службу в армии и уберечь от несчастья и неприятностей. Наш самый знатный и опытный слесарь по фамилии Ситник сказал, что у него бабка срезала с головы немного волос крестом и положила за икону как оберег. Мой наставник и друг Женька Мыслин рассказал, как при отъезде автобуса с призывниками все провожающие начали кидаться монетами, а те, которые отскакивали от автобуса, подбирали и хранили как талисманы. Наш седовласый начальник участка "Механик" сказал мне на ушко, чтобы я "выходил из дверей дома спиной вперёд, чтобы вернуться домой здоровым и невредимым", а Тамара, перед тем, как подняться на борт теплохода и отбыть в Новороссийск, тоже на ушко сказала мне какие-то щекотные ласковые и малопонятные "обережные слова", от которых я сильно разволновался и не успел понять их смысл, только ощутил жгучую сладость её поцелуя...
Юра Телепов и мой брат Юра говорили мне, что стричься "налысо" перед призывом и отъездом в армию, это плохая примета, но я не послушался и сходил в парикмахерскую, в которой меня постригли чисто, правильно и безболезненно. Зато я свято выполнил традицию и примету "не ругаться, не спорить и не сквернословить перед и во время призыва на военную службу". Я терпеливо сносил все юморные и не очень шутки-прибаутки и розыгрыши моих друзей, товарищей по работе, друзей моего брата и родственников, отчего они удивлялись моему терпению и выдержке. Главное, - я ни у кого и нисколько не занимал перед призывом денег, обошёлся своими деньгами и выполнил все традиционные обязательства по накрытию "отходной поляны". Правда, при этом у меня почти совсем не осталось денег...
На проводах призывника в армию принято дарить друг другу подарки: мне подарили почтовый набор (шариковая ручка, набор фирменной почтовой бумаги и конвертов), а я раздарил друзьям и товарищам практически все мои дорогие вещи: комплект своих типовых и уникальных отполированных и улучшенных мною слесарных инструментов я подарил Женьке Мыслину; красный свитер, купленный Галей и Тамарой на рынке, я подарил брату Юре; книгу Рафаэля Сабатини "Одиссея капитана Блада" я подарил Юрке Телепову, а остальные книги моей личной библиотеки раздарил друзьям по общежитию. Все мои гражданские вещи остались в домашнем хозяйстве в семье брата и были использованы Юрой и его женой Галей по назначению среди родственников, а самому себе я подарил небольшой и относительно тонкий блокнот - дневник-ежедневник, чтобы записывать важные события и отмечать дни срока военной службы.
Мой друг и наставник Женька Мыслин подарил мне фотоальбом, но он оказался большим и тяжёлым, поэтому мне пришлось его оставить дома у Юры до будущих времён, а "Механик" и вся моя бригада слесарей-ремонтников "сбросились" и купили мне механическую бритву, которая "заряжалась" поворотами пружинной ручки. Галя, Ляля Телепова и Тамара подарили мне по вышитому носовому платочку, причём Тамара вышила алыми нитками сердечко и что-то "по-английски", а также набор для личной гигиены: душистое мыло, зубную пасту, зубную щётку в футляре и новый одеколон "Саша" ("Новая заря").
Этот одеколон "Саша" всем очень понравился, так как у него был благородный, сдержанный и очень деликатный аромат "мягкой бархатистой кожи, облагороженный запахом ночной фиалки и оттенённый пряными древесными нотами". Галя с Тамарой и Ляля Телепова даже поспорили, когда опрыскали меня этим одеколоном, а потом нюхали мою шею. Они говорили, что чуют запах чёрной смородины, ноты запахов луговых трав, запах и вкус мандарина, сердечные запахи лотоса, апельсинового цветка, гедиона, цикламен, а также амбры, дубового мха, сосновой стружки и чего-то очень мужского - пахучего, вкусного, сладкого и терпкого. Если бы они знали, чем я тогда пахнул, когда они меня смущали своим пристальным женским взволнованным вниманием!
Кстати, Юра Телепов положил мне в карман плоскую фляжку из под коньяка и флакон йода. Он сказал, чтобы я использовал спирт только в самый крайних случаях, а йод на прижигание ран, царапин и синяков. Мой брат хотел было подарить мне блок сигарет с фильтром, но более опытные товарищи его отговорили, "потому что Саша не курит, этих сигарет на всех не хватит, а показывать себя "покупателем дружбы за сигареты" - это Саше не к лицу". Тогда Юра подарил мне специальные кусачки для стрижки ногтей и "столовый набор призывника": простой перочинный нож электромонажника ("всё равно потом отберут в армии"), большую столовую ложку и вилку в пластиковом футляре.
На работе в бригаде мне выдали старый, но чистый "бэушный" огромный по размеру рабочий бушлат-телогрейку, в который можно было завернуть троих таких как я призывников, старые, тоже "б/у", матросские ботинки-прогары и шапку-ушанку, которая "висла у меня на ушах". Когда я всё это надел на себя, все просто "покатились" со стульев от хохота, но меня уверили, что скоро я пойму, какое счастье мне подарили на время пока меня не переоденут в военную форму, что ж, "Механик" и ребята из моей бригады оказались правы...
Все остальные родственники и товарищи по работе и по общежитию дарили мне деньги, но я бодро и гордо отказывался, поэтому деньги призывнику собирали мой брат Юра и его жена Галя. Эти деньги я попросил их использовать в счёт оплаты расходов на мои проводы, с собой я взял совсем немного денег - 25 рублей трёшками, рублями и мелочью.
Да, забыл сказать, что Капитолина Мелентьевна, наш комендант рабочего общежития Севморзавода на ул. Дзержинского, д. 53, подарила мне старенький обтрёпанный туристический рюкзак, в который я сложил по отделениям и ячейкам все свои пожитки призывника, а также пластмассовую коробку-футляр от какого-то измерительного прибора, в который я спрятал все свои документы, значки, деньги и бьющиеся предметы. Теперь я реально, действительно и фактически был готов к настоящему труду и обороне на военной службе там, куда меня пошлют.
Семейные проводы
Итак, с учётом того, что я отвлекался от работы на всякого рода курсы, учёбу, сдачу экзаменов и т.д., а также исходя из моего примерного поведения на работе и активной рационализаторской деятельности, руководство трубомедницкого цеха №4 Севастопольского Морского завода им. С. Орджоникидзе, с разрешения директората завода, с учётом мнения цехового и заводского профсоюзного комитетов, а также по ходатайству партийной и комсомольской организаций цеха решило предоставить мне отпуск для того, чтобы я мог перед призывом на военную службу устроить все свои домашние дела и повидаться с родителями.
В ноябре 1971 года праздничными и выходными днями были 6, 7 и 8 ноября (суббота, воскресенье и понедельник - дни празднования Великой Октябрьской социалистической революции - автор). В следующее воскресенье - 14 ноября 1971 года мне было предписано явиться на территорию Ленинского районного военкомата с вещами для отправки в Симферополь в Крымский областной военкомат для отправки в армию или на флот по предназначению. Поэтому я, конечно, поспешил купить билеты на поезд Севастополь - Москва, чтобы с огромным нетерпением поехать домой, к маме и папе, но во вторник 2 ноября к нам в Севастополь неожиданно приехала наша мама, Нина Васильевна Суворова (Максимова). Мама привезла Олежку, сына Юры и Гали, моего племянника, которому было 1 год и 4 месяца, почти год Олежка прожил вместе с дедушкой и бабушкой в городе Суворове.
Мама приехала к нам в Севастополь до предела уставшей, напряжённой, озабоченной, без желания смотреть какие-либо крымские или севастопольские красоты или прожить несколько дней праздно, наоборот, она приехала посмотреть на наше житьё-бытьё, разобраться в наших взаимоотношениях, выяснить правду о ДТП с участием Юры, состояние его здоровья и чтобы проводить меня в армию "по-человечески, как положено". Поэтому приезд нашей мамы был для Юры, Гали-Галчонка и для меня как бы приезд "ревизора", инспекция, проверка и смотр.
В день приезда мама настоятельно попросила нас всех сфотографироваться в фотоателье (смотри фотоиллюстрацию - автор), что мы и сделали. Нас всех объединял Олежка, сын, племянник и внук, он шалил, баловался, живо интересовался всем, что происходило в фотоателье, но при этом всё время резко оборачивался то к папе, то ко мне, то к маме, то к бабушке с немым вопросительным и немного растерянным взглядом, Олежка чувствовал, что у нас "что-то не так".
Да, Олежке трудно было привыкнуть к новой незнакомой обстановке в доме моего брата, в этой тесноте одной комнаты, в шуме и гаме общей кухни, в длинном пространстве коридора дома гостиничного типа, в который выходили двери 6-ти квартир-комнат. Олежка привык к дому бабушки и дедушки, в котором было 5 комнат, коридор, кухня, ванная и туалет, прихожая с кладовкой, крыльцо, небольшой двор и прилегающие к дому сад, огород и палисадник.
Там, в Суворове, был простор, множество уголков, мест и закоулков, в которых можно было прятаться, уединяться, играть и баловаться, а здесь, в одной комнате, в которой теснились трое взрослых, множество вещей и предметов, Олежке выделили только детскую кроватку с деревянными прутьями-решетками и установили строгий запрет практически на всё. Там, в Суворове, были сверх добрые, внимательные и заботливые бабушка и дедушка, а здесь строгий папа и не менее строгая мама, да дядя, который в лучшем случае мог только посочувствовать, знакомо крепко обнять и успокаивающе ласково ("как бабушка") погладить по спинке...
Разговоры Юры с нашей мамой были трудные, я старался больше времени проводить с Олежкой и помогать Гале-Галчонку "по хозяйству", но она усиленно всё делала сама и ни на что не жаловалась, наоборот, всячески защищала и выгораживала Юру, внимательно прислушивалась и приглядывалась к нашей маме, хвасталась красным свитером, который она и Тамара купили для меня на базаре. наша мама с пониманием относилась к стараниям Галины, рассказывала о том, как её и папе жилось вместе с Олежкой в Суворове и с юмором рассказывала о его шалостях, о прививках, о том, как папа, чтобы Олег не мешал ему читать газету "Правда" нашёл способ развлечь внука - он дал Олежке пустую кастрюлю и ложку и тот "барабанил" и звенел этой ложкой в кастрюле с утра до вечера.
- Мы очень устали, - призналась нам наша мама. - Папа и я дежурили и играли с Олежкой по очереди, чтобы я могла приготовить покушать, постирать, убраться. Когда мы уходили на работу, то с Олежкой оставалась наша соседка по улице тётя Соня Горенко (Софья Васильевна Горенко - автор). Теперь, дети, Саша призывается в армию, вы будете посвободнее, да и Олежке нужны родные папа и мама. Олежка привит всеми прививками, здоров, бодр и весел, так что не обижайтесь, но мы с папой больше не в силах ухаживать за ребёнком.
Юра и Галя-Галчонок страстно уверили маму, что они "страшно благодарны родителям за ту свободу, которую они получили в этот год для обустройства их семьи и работы", что они "безмерно ценят усилия, заботу и родительский труд бабушки и дедушки", что они "понимают, как важно было дать возможность Саше без помех от ребёнка готовиться к вступительным экзаменам в институт и в военное училище", и т.д., и т.п. Мне тут же захотелось отбыть в армию, но я ограничился только тем, что с разрешения всех отбыл на ночёвку в своё общежитие.
Юра и Галя рассказали о ДТП и аварии, в которую попал Юра на своём служебном мотоцикле, о том, что "теперь Юра должен возместить причинённый аварией ущерб и отремонтировать мотоцикл", что "здоровью Юры никакого вреда не причинено, только лопатка и рука побаливают, а так всё нормально", но мама сходила к Юре на службу в городское отделение ГАИ и ей там что-то рассказали иначе, после чего он уже говорила с Юрой другим тоном. Мама сдержанно приняла наши с Юрой подарки-гостинцы, оставила Юре и Гале все деньги, которые брала с собой в дорогу, с грустью поиграла с Олежкой, потом с материнским сдержанным плачем попрощалась со мной на вокзале, взяла с меня клятву-обещание, что я буду "ежедневно писать ей из армии" и уехала домой, потому что к празднику Великого Октября (7 ноября День Великой Октябрьской Социалистической революции - автор) обещала вернуться.
В подарок маме и папе мы с Юрой приготовили крымское марочное вино и в отдельной сетке 5 кг прекрасного сладкого большого и сочного красного крымского "корейского лука". Со слов мамы мы с Юрой знали, что "корейский красный репчатый лук" - это прекрасное народное лечебное средство, он представляет собой "кладезь микроэлементов, витаминов и минералов, что в его состав входят активные биологические вещества: антоцианты и фитонциды, а в некоторые сорта и аллицин, что этот лук имеет долгий срок хранения, и полезные вещества в этом луке со временем не разрушаются. Этот лук хорош для лечения простудных заболеваний, пародонтоза и даже рака.
Лук с фиолетовой кожицей, купленный в магазине, и лук, выращенный трудолюбивыми крымскими корейцами на своих грядках, резко отличаются. Крымчане и севастопольцы 70-х годов были уверены, что корейцы выращивают свой лук без применения химикатов. Дело в том, что красный корейский лук - растение неприхотливое, достаточно полива и прополки, а в жарком и солнечном южном климате он вырастает очень сочным, крупным и чистым, как румяные яблоки. Корейский красный лук сажают в апреле, а собирают в августе, хранится он в подвешенном состоянии, в матерчатых мешочках или сплетёнными в косички. Красный корейский лучок может долго храниться в темном сухом помещении при температуре воздуха от 0 до +3;C (не выше - автор).
Моя мама, Нина Васильевна Суворова (Максимова), очень ценила свойства, вкус, запах и цвет красного корейского лука и очень радовалась, когда мы привозили ей такой прекрасный подарок-гостинец, она любила дарить этот лук (луковицы) в качестве сувениров и редкого ценного лекарства своим подругам, больным и товарищам по работе в инфекционном отделении Суворовской городской больнице №1. Мама уверяла, что крымский красный корейский лук содержит значительно больше, по сравнению с другими сортами репчатого лука, витаминов, минералов, микроэлементов, фитонцидов, антиоксидантов. Она говорила, что "регулярное употребление крымского красного корейского лука улучшает пищеварение, повышает иммунитет, снижает уровень холестерина в крови, нормализует кровяное давление, что несмотря на низкое содержание сахара, этот лук является самым сладким среди всех иных сортов лука, что такой лук в сыром виде полезен даже тем, кто страдает высокой кислотностью желудка, как наш папа".
Мы с Юрой гордились тем, что в кратчайший срок, практически за сутки, с третьего раза с помощью друзей и настоящих корейцев из пригорода Севастополя научились определять истинный красный корейский лук, отличать подделки. На "Волге" ГАЗ-21 Фондиса мы объездили пригородные степные колхозы и посёлки и узнали, что настоящий крымский красный корейский лук имеет: насыщенную тёмно-бордовую окраску кожицы; корешки вогнутой формы (ни в коем случае не выпуклый - автор); не более 6-7 внутренних слоёв лука в разрезе; отсутствие резкого лукового запаха; отсутствие слезливой реакции глаз на запах лука; сладкий вкус или привкус лука и его яблочная сочность; срок хранения не более 4-х месяцев. Главная примета настоящего красного корейского лука - срок его активной продажи - август-сентябрь, если его продают раньше или позже (например, в январе), то это подделка из других краёв.
Мама говорила, что "красный корейский лук нельзя есть в сыром виде тем, кто страдает повышенной кислотностью желудка, как наш папа, и у кого больное сердце, но в небольшом количестве (как лекарственное средство) этот лук просто необходим, поэтому она употребляет его в салатах и винегрете". Красный корейский лук мама обязательно использовала в качестве противовоспалительного и быстро заживляющего средства, при простудных заболеваниях, чтобы избавиться от зубной боли и воспаления десен, а также при ОРВИ. При этом мама брала в равных долях сок красного корейского лука и мёд и смешивала их, а полученным крем-кашицу втирала в кожу груди или делала шейный компресс. Потом плотно укутывала меня, Юру или папу и отправляла в постель и болезнь проходила очень быстро.
Я запомнил все эти сведения о красном корейском луке и потом в запломбированном эшелоне с призывниками использовал этот мамин рецепт, чтобы помочь жестоко простудившемуся товарищу. Кроме этого я сам открыл для себя интересное свойство красного корейского лука - кашицей из него, как йодом, я прижигал небольшие ранки и ссадины и они быстро затягивались, при этом никакого неприятного жжения, боли и зуда...
Из крымских марочный вин я подарил папе и маме на свои проводы в армию массандровские вина: "Красный Мускат", "Южнобережный Кагор" и инкерманский "Белый Портвейн". Все бутылки были бережно переложены чистым белым вафельным полотенчиком и ограждены от ударов связками писем и открыток, которые я собирал и просил маму сберечь до моего возвращения со службы на флоте. Мама уезжала домой "не с пустыми руками", а с пониманием ситуации и обстановки, поэтому я чувствовал себя спокойно, достойно и немного грустно.
Особых "проводов в армию" у меня не получилось, потому что большинство моих школьных друзей уже служили в армии, домой мы никого не приглашали, посидели вечером за столом, покушали "вкусненькое", которое приготовила нам мама, посмотрели по телевизору передачи, поиграли с Олежкой и выпили за моё здоровье и счастливую судьбу кагора. Это вино напомнило моей маме молодость, начало войны в июне 1941 года, её судьбу и жизнь, она расплакалась навзрыд, потом нас всех успокоила и сказала, что выплакалась и ей стало легко и свободно, попросила оставить ей ещё немного этого вина в дорогу, чтобы она могла погружаться в счастливые воспоминания и отпустила нас, сказав, что хочет спать. Мы с Юрой ещё долго сидели на общей кухне и тихо мирно разговаривали о том, о сём.
Мы с Юрой (Галя оставалась с Олежкой дома - автор) проводили маму на вокзале под музыку марша "Прощание славянки" и разошлись по своим делам. Дома в общежитии меня уже ждала повестка из военкомата с приказом прибыть в воскресенье 14 ноября 1971 года в Ленинский военный комиссариат города Севастополя "для отбытия к месту службы". Юра настоял, чтобы я последнюю ночь перед призывом провёл с ними у них дома, потому что боялся, что меня ребята из общежития "раскрутят" на выпивку, напоят, обидят, обманут и ограбят. Я не стал возражать, потому что как-то устал от всех этих приготовлений, мальчишников, поездок, разговоров, хотелось уже просто пойти по своему судьбоносному пути, жить наполненной приключениями жизнью, которой я одновременно очень страшился, но к которой стремился, как бабочка стремится к огню свечки, чтобы сгореть или воспарить к небесам...
Отбытие на службу
Рано утром в 05:30 воскресенья 14 ноября 1971 года я проснулся от смутной тревоги, от предчувствия, что что-то должно было случиться. Я открыл глаза и увидел над собой Олежку - он стоял ножками на своей подушке прислонившись животиком к деревянным прутьям кроватки и выставил свой "пипистон" прямо на над моей головой. Я ещё успел увидеть его внимательный, серьёзный, озабоченный "взрослый" взгляд, потом, как набухает его "пипистон" и успел резко вскинуть голову. За мной по моей подушке, как это было уже не раз, ударила тугая мощная струя "утреннего желания" моего племянника...
Дело в том, что Олежка не любил "прудить" себе в постельку, поэтому он всякий раз высовывался между прутьями решетки кроватки и окроплял своей "святой младенческой росой" меня или мою подушку, если я успевал вовремя поднять голову. Я уже к этому привык и просто переворачивал подушку, а довольный и счастливый "племяш" опять ложился-валился калачиком в свою сухую постель. Юрка пытался как-то отучить Олежку от такого занятия, но ничего не получалось, поэтому мне предлагали поменять расположение на моём кресле-кровати, которое стояло вдоль кроватки Олежки и каждый раз раскладывалось на ночь. Я пытался спать головой "в ногах" кресла-кровати, но Олежка всякий раз приходил ночью именно туда, где была моя голова...
Утром 14 ноября 1971 года в Севастополе был очень густой и плотный туман. Мы с Юрой тихо, чтобы не разбудить Олежку и Галю, позавтракали горячим крепким чаем с сахаром и бутербродами с колбасой и маслом, тихо собрались, взяли заранее упакованный мой рюкзак, я напялил на себя необъятный тяжёлый и пахучий клифт-телогрейку, обулся в тяжёлые матросские флотские ботинки-прогары, сверху залихватски нахлобучил на стриженую голову старую шапку-ушанку и сразу же превратился не то в "зека", не то в "бомжа", не то в мигранта-разнорабочего, а скорее всего, в "многоопытного" призывника, готового к призыву в советскую армию. Галя-Галчонок, не вставая с постели, сонно чмокнула меня в сухие губы, пожелала счастливой службы и опять заснула тяжёлым беспокойным сном.
Мы с братом осторожно спустились не замусоренным ступеням с пятого этажа нашего дома гостиничного типа на улице Героев Подводников, вышли во двор, перешли тротуары и аллеи дворового бульвара, подошли к остановке троллейбуса, но в мутной и плотной тишине сплошного туманного утра не услышали никаких звуков.
Говорить не хотелось. Юра, видимо, чувствовал себя как-то неуютно и немного виновато оттого, что отправляет меня куда-то вдаль моей судьбы одного и вот так, без помощи своего служебного милицейского мотоцикла с коляской (мотоцикл был в ремонте после ДТП - автор) или такси (у Юры не было денег, а я отдал ему почти всё, что у меня было и все деньги, что дала мне мама - автор). Я не сетовал ни на Юру, ни на Гали, а тем более ни на Олежку и обстоятельства, потому что на удивление был свободен, чист, ясен и смел, как никогда. Я уже был готов к любым испытаниям и жаждал их, как глоток свежего не туманного воздуха. С утра температура воздуха в Севастополе была всего 7.5°С тепла, днём 8.8°С (максимальная температура в полдень будет 14.6°С - автор) и 13.3 мм осадков в виде очень плотного мокрого тумана и мороси.
Не сговариваясь, мы немного постояли на троллейбусной остановке, а потом дружно пошли-зашагали прямо по проезжей части улицы-дороги проспекта Юрия Гагарина в исторический центр города. Мы шли по асфальту сначала вразброд, а потом "в ногу", поэтому сначала мы мыслили каждый о своём, а потом наши мысли, ощущения и чувства, видимо, вошли в резонанс, потому что наше отчуждение проводов стало вдруг пропадать и мы почувствовали братское влечение друг к другу.
Впереди где-то в густом тумане послышались новые звуки и к размеренному шарканью наших ботинок прибавился звук-цоканье чьих-то женских туфелек на высоком каблуке. Этот звук так не гармонировал с нашими шагами и обликом, что воображение сразу же нарисовало образ девушки или молодой женщины, которая либо спешила на работу, либо возвращалась к себе домой. Цоканье женских каблучков впереди слышалось отчётливо и мы невольно ускорили шаг, чтобы приблизиться к хозяйке этих каблучков, но одновременно с нами "каблучки" тоже ускорились.
У нас с братом не было никаких "дурных намерений", но учуяв такую реакцию "каблучков", мы намеренно и дружно опять ускорились... "Каблучки" почти побежали... Мы замедлили свой шаг и "каблучки" тоже перешли на нервный, но ритмичный неторопливый шаг. Вероятно, хозяйка "каблучков" нуждалась в звуке наших шагов, чтобы не чувствовать себя в тумане одиноко.
Юра косо взглянул на меня, я ответил ему взглядом согласия, и мы внезапно одновременно перешли на угрожающе торопливый и громкий шаг-бег. "Каблучки" запоздало отреагировали и припустились в настоящий панический стук-бег. Впереди в тумане завиднелась ладная женская фигурка в светлом плаще, девушка часто оглядывалась назад и почти бежала по асфальту дороги. Она наверняка видела наши фигуры... Наша "беготня" продолжалась несколько минут, пока кто-то в тумане не чихнул.
Чих неизвестного хулигана был настолько естественным и громким, что мы все невольно вздрогнули и очнулись от этого озорного бега, но самое главное, каким был этот "чих", - он был матерным: "Ап-чбуй!" чихнул кто-то на ближайшей троллейбусной остановке...
Девушка и мы одновременно остановились и разразились таким гомерическим хохотом, что не было сил ни идти, ни стоять. Мы хохотали одновременно, свободно и расслабленно, улыбаясь и смеясь своим страхам, образам и мыслям. После этого мы с братом уже свободно шли, разговаривали как два нашкодивших друга, болтали обо всём, что видели, вспоминали детство, отрочество и юность, вспоминали, как мы с мамой приезжали к Юре в Джанкой на принесением им военной клятвы. Так мы скорым походным шагом без приключений дошли до улицы Льва Толстого, д. 3А, где располагался Ленинский районный военный комиссариат.
Здесь перед воротами военкомата уже толпились призывники и их провожающие, играла гармошка и украдкой всех "страждущих" угощали водкой, пирогами и всякой иной снедью. Мы с братом от угощения отказались, сославшись на то, что "после вчерашнего уже опохмелились и плотно позавтракали". Юра помог мне доложиться начальству, я сдал повестку и документы, получил приказ "ждать как все, когда за нами приедет военкоматовский автобус "пазик". Кстати, военком, когда вышел нас приветствовать и строить в неровную шеренгу, отметил мой "прикид" и похвалил моего брата Юру за хорошо подготовленного к призыву брата-призывника. Юре и мне было очень приятно...
Ровно в 08:00 14 ноября 1971 года, с учётом всех опоздавших и не готовых к переезду в Симферополь, собралась наша небольшая команда из 30 человек, среди которых не было ни одного знакомого мне парня. Под звуки марша "Прощание славянки" из динамиков военкомата, напутственные крики и пожелания провожающих, плач и завывание женщин и девушек, мы, призывники, расселись по местам в одном из двух автобусов, он густо фыркнул сизым дымом из выхлопной трубы и мы поехали-покатили по улицам Севастополя на выезд с Корабельной стороны на трассу "Севастополь-Симферополь". Юра уже торопился обратно домой, поэтому мы с ним простились заранее и он ушёл, не дожидаясь, когда отправится наш автобус. Я сидел на месте рядом с входной дверью и двигателем автобуса, чтобы видеть водителя, иногда говорить с ним и смотреть на дорогу. Я всегда очень любил смотреть на дорогу...
Нас сопровождал лейтенант из военкомата, который "по секрету" нам сообщил, что весь сегодняшний набор призывников "наряжен служить на Север", но водитель автобуса усмехнулся и я немного успокоился от этого холодного известия. Ровно в 11:00 мы въехали в Симферополь и нас завезли на территорию Крымского областного военкомата на ул. Киевская, д. 152. Территория была огорожена железобетонным забором, внутри находились разные строительные блоки и материалы, стояли колонны и кирпичные стены нового строительства. На этих блоках, плитах, досках и ящиках разместились сотни призывников в самых разных "прикидах" (одеждах и обликах).
Три часа мы сидели, ходили, гуляли, "кучковались" и бездельничали на этой стройплощадке, потом покушали тем, что захватили с собой из дома, а потом нас построили, распределили по командам и погнали почти бегом на медкомиссию. Тех, кто ещё не постригся "под ноль", отправили к парикмахеру, который ручной машинкой начал быстро сдирать с голов призывников шевелюры, чубы и кудри. Ребята морщились от боли, ойкали, ругались, шутили и смеялись, а потом бегом бежали в помещения военкомата на встречу с врачами и медсёстрами.
Нас, голых и лысых (в одних трусах - автор), почему-то быстро осматривали молоденькие медички-сестрички, крутили и вертели нами, как куклами. При этом они были нахально беспардонные, задиристые и строгие, а вот доктора и врачи - скучные, молчаливые и равнодушные. Все вместе они больше уделяли внимание документам, нежели нам, призывникам. От этой медкомиссии у меня осталось нехорошее впечатление и предчувствие.
Только на итоговом собеседовании пожилые доктора в белых халатах поверх военной формы спросили меня: "Где бы вы хотели служить?". Я хотел было ответить, что "хочу служить в Севастополе на ЧФ" и уже было набрал воздух в лёгкие, чтобы ответить, но вдруг услышал свой голос, который выпалил: "Я хочу служить на флоте там, куда пошлёте!". Мой ответ позабавил комиссию, все заулыбались, кто-то спросил: "Не пишу ли я стихи?". Я не ответил, потому что в этот момент мысленно ругал себя последними словами. Те же самые слова мне сказали и мои товарищи-призывники, когда я вышел из комнаты, где заседала призывная комиссия Крымского областного военкомата.
Мы ещё 3 часа просидели на стройплощадке военкомата в полном неведении. Время уже близилось к вечеру, когда нас опять построили и объявили, что желающим даётся увольнение домой до 09:00 16 ноября 1971 года, остальным, кто остаётся, будет выдан "сухой паёк" и предоставлены нары в казарме военкомата.
Парни зароптали, вслух потребовали выдать "сухпаёк" всем призывникам без исключения и ринулись к грузовой машине, с которой сержанты начали выдавать всем желающим по три банки консервов и буханку ржаного хлеба "в одни руки". Я тоже взял эти сальные банки консервов без этикеток и буханку чёрного хлеба, спрятал всё это в свой вещмешок-рюкзак и забрал в канцелярии военкомата увольнительную записку. От всего увиденного и пережитого я уже очень хотел обратно домой, в Севастополь, так как сидеть или лежать на голых нарах вечер, ночь, целый день и ещё одну ночь с 15 на 16 ноября мне совсем "не улыбалось". Хорошо, что я спрятал в потайной кармашек на трусах немного денег...
Перед выходом за ворота облвоенкомата я узнал, что отход эшелона с призывниками осеннего набора 1971 года назначен на 16 ноября, но срок нашей военной службы начинает исчисляться уже с сегодняшнего дня - с 14 ноября 1971 года. С группой весёлых от неожиданного увольнения севастопольцев, я быстро домчался до железнодорожного вокзала Симферополя, купил в воинской кассе билет на пригородный поезд и через полтора часа вновь гордо и независимо шёл по перрону и привокзальной площади Севастополя к остановке троллейбуса. Я думал, что мой брат Юра, его жена Галя-Галчонок и мой племянник Олежка будут рады вновь меня увидеть и провести со мной неожиданно выпавшие дни счастья пребывания "на гражданке"...
Когда я вечером появился в доме моего брата Юры, я понял значением и смысл выражения: "Уходя - уходи". Положение и настроение спасли мои банки с консервами и ещё тёплая буханка свежего чёрного хлеба. Бутылка водки нашлась быстро и мы "хорошо посидели" вечером, поглощая подогретый пахучий рис с морковкой, перловку и вкуснейшую ароматную говяжью тушёнку с жареной картошечкой и солёными огурчиками. На следующий день Юра и Галя ушли на работу, а я вновь принялся за привычные домашние дела, входившие в мои обязанности - уборку на кухне, мытьё посуды, хождение в продуктовый магазин, приготовление "чего-нибудь" на ужин, кормление и игры с Олежкой.
Вечером 15 ноября 1971 года я написал родителям своё первое письмо на специальной почтовой бумаге из набора призывника, а наутро 16 ноября 1971 года я вышел из дома моего брата засветло, чтобы вовремя добраться до ж/д вокзала Севастополя, сесть в первый пригородный поезд и вовремя приехать в Симферополь. Теперь я это сделал самостоятельно, строго и просто, "по-взрослому".
Начало начал. Эшелон призывников. 16 ноября 1971 года.
Ещё в воскресенье 14 ноября 1971 года в Севастополе погода начала портиться и сначала робко, а потом порывами начал накрапывать дождик (13.3 мм осадков), видимо, с запада на нас шёл циклон. Ночью температура воздуха в центральной части Крыма (Симферополь) была плюс 7.5°С, утром - 8.8°С тепла, днём - плюс 14.6°С. В понедельник 15 ноября 1971 года ночью уже была минусовая температура воздуха, а во вторник 16 ноября 1971 года ночью было минус 1.3°С, утром всего 1.4°С тепла, днём 6.4°С тепла, но без существенных осадков. Вот когда я возблагодарил мудрую предусмотрительность моих друзей и родственников, которые одели меня в старый "бэушный" клифт-телогрейку большого размера, в старые матросские ботинки-прогары, в которые я напихал скомканных газет и в старую зимнюю шапку-ушанку, которая грела мою стриженую "под ноль" голову призывника. Другие ребята, которые пришли в военкомат, одетые как на праздник, жались друг к другу, танцевали-пританцовывали и всё просились ко мне под мой необъятный "бушлат"...
Все мы, кто был в увольнении, собрались рано утром в назначенное время в Ленинском районном военкомате города Севастополя и в сопровождении офицера без всякой помпы, весело, бодро и "по-деловому" скорым шагом пошли на Севастопольский железнодорожный вокзал, сели в пригородный поезд и без всяких маршей (марш "прощание славянки" играли только во время прибытия и убытия скорых пассажирских поездов - автор) поехали в Симферополь. В Крымском областном военкомате нас встретили наши друзья-товарищи, которые ночевали и коротали время в казарме и для них это было, как отбытие срока в КПЗ (камера предварительного заключения - автор). Ребята были небритые, голодные, холодные, измученные бездельем и ожиданием, сумрачные, озлобленные, сердитые и обиженные.
К 10:00 на территории Крымского областного военкомата собралось несколько сотен призывников и ребята всё прибывали и прибывали. Теперь уже мы встречали "новичков" как бывалые призывники, с усмешкой и шутками смотрели на их испуганные лица, в шутку направляли их в разные места и давали им советы-розыгрыши, а новички, как "желторотые птенцы", топтались на месте, послушно шли, куда им укажут, растерянно тыкались в разные стороны и неуклюже пытались хоть как-то освоиться в незнакомой обстановке.
Те ребята, с которыми я вместе ехал на пригородном поезде из Севастополя, собрались и устроились на куче брёвен и досок за углом недостроенного здания на территории облвоенкомата и не торопясь позавтракали домашними припасами, которые у нас были. При этом мы уже, как опытные призывники, выставили на углу недостроенного здания "дневального", который был "на стрёме" и одновременно должен был сообщить, когда матросы в синих робах с грузовика начнут раздавать призывникам консервы и хлеб суточного пайка. Сопровождающий нас офицер севастопольского райвоенкомата сам приказал нам найти подходящее место для ожидания и посоветовал держаться всем вместе, не вступать в конфликты с другими группами призывников, но и не поддаваться никому, а давать дружный и решительный отпор.
- Главное, - сказал нам вполголоса офицер, - дружно делайте вид, что готовы в любой момент дать отпор, не поддавайтесь на провокации, держите паузу, больше молчите и смотрите на тех, кто пристаёт сумрачным суровым взглядом. Да, и выберете себе "старшего", кто будет представлять вас в разговорах.
За завтраком мы долго совещались и ребята с разницей в два голоса выбрали "старшим" одного бойкого парня в чёрной фетровой шляпе с небольшими полями. Он был одет в в короткий плащ-куртку, всё время мёрз, поэтому вёл себя очень бойко, вертляво, но инициативно и предприимчиво. Это он выставил одного из нас "дневальным на стрёме", другого послал в здание облвоенкомата выяснить, когда привезут "жратву", а сам всё время рассказывал нам, как он учился в школе ДОСААФ, какие там были "девочки на соседних курсах" и т.д. Из нашей группы Севастопольской Морской школы ДОСААФ было 4 человека, но среди них, в моему сожалению, почему-то не было моего друга и соперника по учёбе Гарри Напалкова.
Характер поведения и взаимоотношений призывников в период их пребывания и ожидания своей судьбы на территории Крамского областного военкомата мне очень не понравился: мы были предоставлены самим себе; нам никто и ничего не объяснял, только изредка выходил кто-то из военкоматовских офицеров и чего-то негромко сообщал или командовал, а затем, как в игре "испорченный телефон" эти сообщения передавались из уст в уста в искажённом виде; циркулировали различные шутливые слухи и розыгрыши, но общее настроение призывников было настороженным, пугливым, неверящим, но одновременно падким и доверчивым к любым слухам.
Такая организация (вернее, дезорганизация - автор) мне очень не нравилась и я постарался как можно более независимо не участвовать и не реагировать на общие волнения, вскакивания по чьей-то команде, шараханья из крайности в крайность. Постепенно возле меня на шершавых и грязных досках штабеля стройматериалов разместилась группа из 9-12 человек, которая впоследствии сплочённо занимала места в строю, на концерте-проводах, на Симферопольском железнодорожном вокзале, а затем расчётливо взяла штурмом и оккупировала лучшее купе в спальном вагоне эшелона призывников.
Как-то само собой вертлявый "старший" в фетровой шляпе куда-то исчез, оставив нас одних, а наш "дневальный" сообщил нам, что "видит ребят, которые тащат из здания облвоенкомата буханки хлеба". Трое из нашей группы пошли "на разведку" и вернулись растерянные: оказалось, что "в одном из помещений облвоенкомата уже давно раздают банки с консервами, хлеб и продают бутылки с лимонадом", что там "беснуется толпа призывников, ругаются "старшие", а некоторые берут суточные пайки уже по второму разу" и что "нашего "старшего" нигде нет".
Время уже было к обеду, мы почувствовали себя очень голодными, обиженными и брошенными, поэтому немедленно возмутились, озлобились и решили идти "штурмом за своим", но я остался полулежать на досках и ребята приостановились.
- Суворов, ты что не с нами? Так и будешь ждать, когда тебе пайку принесут на блюдечке? - обратился ко мне ещё один жаждущий быть "старшим" в нашей группе.
- Да нет, - ответил я . - Мне просто в драку влезать неохота, а пайку мы и так получим, как положено.
- Как это?
- А вот так. Сколько нас? 12 человек? Составим список нашей команды, - ответил я ребятам.
Мы быстро написали на моём почтовом бланке письма список группы призывников-севастопольцев, "кучковавшихся" на стройплощадке, а потом строем пошли ко входу в здание облвоенкомата. Вместе с парнем в шляпе я прошёл мимо толпы, штурмующей вход в комнату, где выдавали суточный сухой паёк, в приёмную облвоенкомата и доложил дежурному офицеру, что "группа призывников из Севастополя в количестве 12 человек по прилагаемому списку готова к приёму суточного сухого пайка и просит выделить один чайник с кипятком". Дежурный офицер молча выслушал мой доклад, взял наш список, вышел в соседнюю комнату и через минуту сообщил нам, чтобы мы с двумя призывниками шли в комнату №102.
Мы с парнем в шляпе взяли двух помощников и в комнате №102 нам выдали ИРП (армейский индивидуальный рацион питания - автор) - 12 незапечатанных картонных коробок белого цвета, в каждой из которых находилось: три консервных банки с говяжьей тушёнкой, перловой кашей с мясом и рыбные консервы (минтай или сайра - автор); упаковка сухарей; пачка печенья "Юбилейное"; три пакетика чайной заварки и три упаковки сахара кубиками. Кроме этого нам выдали по буханке чёрного хлеба на человека (всего 12 буханок - автор). Ни кружек, ни ложек, ни вилок, ни ножей нам не полагалось...
Ошалевший от забот завхоз облвоенкомата предупредил нас, чтобы мы на завтрак съели кашу перловую с мясом и попили чай с сахаром, в обед - говяжью или свиную тушёнку и чай с сахаром, а на ужин - рыбные консервы с чаем и сахаром. Печенье нам следовало разделить на три части, а буханку хлеба рассчитать на два дня употребления. При этом сухари оставались нам как НЗ (неприкосновенный запас - автор).
Завхоз не сказал нам, что банки мясных консервов надо разогревать перед употреблением. Мало того, нас сразу же предупредили, что разжигать костры на территории облвоенкомата категорически запрещено. Поэтому нам пришлось кушать тушёнку и кашу холодными и это было не очень приятно и полезно для наших незакалённых желудков и вкусов, избалованных домашней пищей. Правда, дежурный офицер, провожая нас из здания облвоенкомата посоветовал нам "класть банки с консервами за час-два до еды во внутренние карманы или "за пазуху" поближе к голому животу, чтобы консервы согрелись", но мы по неопытности посчитали это очередным розыгрышем...
Нагруженные всем этим богатством, мы, четверо призывников, прошествовали мимо ошалевшей кучки ребят, штурмующих прилавок со штабелями буханок хлеба и консервов, вышли во двор, где нас с одобрительным рёвом встретило наше "отделение" (так официально с этого момента начали называть нашу группу призывников-севастопольцев - автор). Когда мы раздавали каждому по буханке хлеба и коробке ИРП, кто-то спросил: "Что это?".
- Блюдечко с голубей каёмочкой! - с досадой ответил парень в шляпе и сообщил всем: - Командиром нашего отделения назначен Суворов, к нему все вопросы.
Я кратко рассказал о том, как мы получили суточный сухой паёк, рассказал порядок употребления продуктов из ИРП и позвал с собой желающих взять в облвоенкомате чайник с кипятком. Вскоре мы с аппетитом пили из своих кружек ароматный сладкий чай с индийской заваркой и хрустели печеньем "Юбилейное". Жизнь налаживалась и теперь мир вокруг нас становился приятным, весёлым и интересным. Посыпались анекдоты, шутки, смешки, а некоторые всласть закурили папиросы и сигареты, которыми, по началу, все щедро делились друг с другом.
Вот тут-то в толпе призывников, шляющихся и кучкующихся на территории облвоенкомата, я вдруг увидел моего старшего брата Юру. Он сопровождал какого-то мрачного и сердитого мужика, за которым спотыкаясь и плача, шла девчонка в красном коротеньком пальтишке и шалью на голове...
Чрезвычайное происшествие. Эшелон призывников. 16 ноября 1971 года.
Вот тут-то в толпе призывников, шляющихся и кучкующихся на территории облвоенкомата, я вдруг увидел моего старшего брата Юру. Он сопровождал какого-то мрачного и сердитого мужика, за которым спотыкаясь и плача, шла девчонка в красном коротеньком пальтишке и шалью на голове...
Я заметил, что мой старший брат, который был почему-то не в милицейской форме, увидел меня, но сделал вид, что мы незнакомы. Он неотступно следовал за сердитым мужиком и плачущей девчонкой и только кивком головы незаметно указал мне на полуоткрытые ворота в гараж облвоенкомата. Видеть девчонку, видимо, с отцом разгуливающими в плотной толпе призывников, было странно, но сразу же становилось ясно, что причина для этого есть.
Ребята из моего отделения сразу же сделали предположение, что кто-то из призывников обидел эту девчонку и теперь она с отцом ищет обидчика. Правда, парень в фетровой шляпе предположил, что "кто-то "обрюхатил" девчонку, а теперь отец и она ищут молодца-жеребца среди призывников". Я выждал несколько секунд и пошёл в гараж облвоенкомата. Юра был не один, в гараже было несколько офицеров военкомата, майор-милиционер и несколько таких же, как и я, командиров отделений призывников.
Майор-милиционер кратко изложил суть чрезвычайного происшествия: один из призывников, воспользовавшись суматохой во время проводов брата пострадавшей девочки-школьницы, увлёк её за железнодорожные склады-пакгаузы и изнасиловал под угрозой ножа. Девочка до позднего вечера не возвращалась домой, хотела покончить жизнь самоубийством, но её вовремя обнаружили железнодорожные обходчики и передали её родственникам, которые всё это время искали её в городе и на привокзальной площади. Медосмотр подтвердил факт жестокого изнасилования девочки.
Всем нам была поставлена задача обеспечить безопасный для девочки и её отца поиск насильника среди призывников, выяснение в разговорах с призывниками вероятного насильника и немедленное сообщение ему, майору, либо немедленное посильное задержание и передачу в руки милиционеров, часть из которых находится в толпе призывников в гражданской одежде. Мы с Юрой обменялись рукопожатиями и я немедленно, но медленно, без спешки и паники, пошёл к своим ребятам.
Наш поход за ИРП (индивидуальный рацион питания - автор) не остался незамеченным. Другие командиры отделений и группы призывников спрашивали нас, где и кто выдаёт такие пайки. Мы охотно отвечали и рассказывали, но ни с кем не делились своими продуктами, так как нас об этом строго предупредили наши начальники, потому что каждый из призывников должен был получить свой суточный сухой паёк. Однако, когда я вернулся на наше место у новостройки облвоенкомата, я видел, как к моим друзьям пристаёт какой-то грязный, неряшливо одетый, полупьяный парень.
Этот долговязый парень с двухдневной щетиной просил дать ему "чего-нибудь пожевать, потому что он уже второй день ничего не ел". Сердобольные ребята дали ему сухарей и кружку горячего кипятка, он с жадностью хрустел сухарями, пил кипяток, расточал вокруг себя запах немытого тела и самогонного перегара и хвастливо рассказывал о своих приключениях. Оказывается он нашел лазейку в заборе облвоенкомата и ушёл в "самоволку", потому что ему "хотелось выпить и закусить".
На привокзальной площади он встретился с группой людей и родственников, которые провожали своего сына, брата, племянника и школьного друга в армию. Парень прикинулся одним из школьных друзей призывника, принял участие в проводах и познакомился с некоторыми из родственников, которые щедро его угостили выпивкой и домашними пирожками.
- Среди них была одна девчонка! - мечтательно говорил подобревший после еды парень, - Закачаешься! Глазки! Губки! Личико! Ножки! Я и подумал: достанется же такая красатуля кому-то, только не мне. Провожали того парня как надо. Меня так не провожали. Батя напился, а мать сунула мне на прощание краюху хлеба в рушнике, вывела за порог и сказал: "Иди с богом!".
- Не, пацаны, скажите, это справедливо, когда одним всё, а другим шиш с маслом! - вопрошал этот парень и косо опасливо "зыркал" по сторонам своими злыми блудливыми глазками.
В этот момент к моей команде-отделению подошёл я и услышал этот вопрос. Не успел я переспросить этого парня, как он вдруг начал говорить, как будто его "прорвало".
- Мне обидно стало до чёртиков, - говорил он со "стеклянным" взглядом в одну точку. - Парень ещё совсем сосунок, а его провожают и целый класс девчонок, ребята с улицы, родственники, мать с отцом, дяди, тёти. Главное, у него уже и девчонка была, висла на нём, плакала, божилась, что будет его ждать...
- Не, ребя, где справедливость?! - обратился этот парень к моим ребятам. - Я что, не имею права на такое же? Имею! Вот я эту девчонку красатулю и завлёк за пакгаузы. Она сначала смеялась, отнекивалась, смущалась, но я сказал ей, что покажу такое, отчего она память потеряет. Ну и показал...
Я не мог ребятам из нашего отделения при этом парне сказать-рассказать о том, что узнал от майора-милиционера в гараже облвоенкомата или внезапно организовать поимку этого пацана, тем более, что он ещё не признался в своём насилии. Как назло ни Юры, ни офицеров, ни мужика с девчонкой я вокруг нас не видел, они, видимо, были в другой части территории облвоенкомата. Что же делать?..
- Ну, что ж дальше-то было? - нетерпеливо спросил один из наших ребят. - Ты её там оприходовал?
- А то?! - с вызовом ответил неряшливый парень и воровато оглянулся по сторонам. - Впендюрил ей по самое никуда! Пусть знает наших!
- А она этого хотела? - услышал я свой собственный голос, хотя за мгновение перед этим решил промолчать.
- Хотела, не хотела, - это её дело, - с вызовом и подозрительно ответил пацан. - Моё дело сунуть, вынуть и бежать, верно, пацаны?
Ребята ему не ответили, только их лица и взгляды стали настороженно хмурыми. Видя это, парень засобирался, засуетился, начал ещё чаще оглядываться по сторонам и, буркнув нам на прощанье несколько слов, полусогнувшись удалился дальше вглубь новостройки.
Только теперь я смог вкратце рассказать ребятам из моего отделения, что случилось и что это за девушка, ходящая вместе с отцом среди призывников.
- Вот гад! - неожиданно воскликнул парень в фетровой шляпе. - Что ж ты раньше не сказал, Суворов! Я б гада тут же бы порешил! Ведь у меня тоже есть младшая сестрёнка! Вот же гад, а?!
Ребята встрепенулись и решили побежать за этим насильников на новостройку, я побежал за ними. На выходе с другого конца недостроенного здания мы увидели, как мой брат Юра и ещё один какой-то молодой мужчина, скручивали руки насильнику, а возле него офицеры, призывники и майор-милиционер удерживали разъярённого мужика, его дочку, которая истерично выла, рвалась к насильнику и брыкалась ногами. Насильника поймали, наклонили его голову почти до самой земли и быстро повели через толпу призывников к выходу, где уже подъезжал милицейский "воронок".
Я даже не успел попрощаться с моим братом Юрой, потому что через несколько минут прозвучал сигнал "большого сбора" и нас начали выстраивать на плацу облвоенкомата поротно. Для этого нас опять разделили на отделения по 10 человек, взвода - по 3 отделения (30 человек) и роты - по 3 взвода (90 человек). Получился один батальон из 4-х рот в количестве 360 человек. После этого вся наша толпа призывников нестройно, но почти в ногу, отправилась по улицам Симферополя куда-то туда, куда гнал нас наш жребий...
Прощальный концерт. Эшелон призывников. 16 ноября 1971 года.
Только ближе к вечеру, примерно к 17:00, наконец-то, завершился приём и оформление последних партий и групп прибывающих со всех краёв Крымского полуострова призывников. Сначала колонна более чем 360-ти призывников вышла из ворот Крымского областного военкомата на широкий двухполосный проспект-улицу Киевскую и мы пошли в сторону Московской площади. Здесь мы повернули направо на улицу Гагарина и пошли по направлению к Симферопольскому железнодорожному вокзалу, за нами ехали автобусы и грузовые машины, на которых везли громоздкие вещи призывников и комплекты сухого пайка (ИРП).
Мы шли нарочито весело, браво, независимо, почти не подчиняясь приказам сопровождающих нас офицеров и с гордостью поглядывали на машины и горожан, которые уступали нам дорогу и путь. Дело в том, что по колонне со скоростью эпидемии гриппа пронёсся слух, что до принятия присяги мы ещё только военнообязанные, но не военнослужащие и нас за непослушание наказать не имеют права.
Я тоже поддался общему настроению и шёл свободно, раскованно, светло и радостно, в том числе и потому, что за плечами у меня был мой рюкзак, в котором были все мои вещи призывника и мне не надо было, как другим, беспокоиться об их сохранности в кузовах грузовиков. Может быть поэтому я замечал по сторонам то, чего не видели другие, например, интересные виды, ориентиры на пути следования, названия улиц, лица прохожих, фигурки девушек. Хотя о девушках во время движения колонны что-то не думалось, - сказывалось ЧП, свидетелем и случайным участником которого я был.
Московской площадью оказалось большое кольцо дорог-шоссе-улиц, которые расходились в разные стороны города. Наш путь шёл по улице Гагарина до парка Космонавтики (все названия современные - автор), где мы перешли широкую улицу и нас привели к открытой концертной площадке-сцене, на которой нам показали праздничный прощальный концерт.
Конечно, автор не запомнил дословно концертную программу и сценарий того, что нам показывали и представляли вечером 16 ноября 1971 года перед посадкой в эшелон призывников, но общее впечатление и характерный (типовой) концерт представить можно на примере современного сценария тематической концертной программы в рамках всероссийского "Дня призывника" (учреждён с 15 ноября 1992 года - автор), потому что в 70-е годы XX века в СССР тоже проводились похожие мероприятия.
Естественно, перед началом концерта звучали по трансляции торжественные марши, гимн Советского Союза, солдатские песни типа "Солдаты, в путь" из кинофильма "Максим Перепелица" в исполнении Дважды Краснознамённого Академического ансамбля песни и пляски Советской Красной Армии имени А.В. Александрова (композитор: Василий Соловьёв-Седой и автор слов: Михаил Дудин). Потом на сцену вышли ведущие: юноша в костюме с галстуком и девушка в простом платье, у обоих комсомольские значки.
- Защита социалистического Отечества есть священный долг каждого гражданина СССР. Статья 62 Конституции (Основного закона) Союза Советских Социалистических Республик! - торжественно напомнил нам юноша, а девушка ему в тон добавила: - Воинская служба в рядах Вооруженных Сил СССР - почётная обязанность советских граждан. Статья 63 Конституции.
- Начинаем торжественный концерт-проводы молодежи на действительную военную службу в Советскую Армию, Военно-Морской Флот, пограничные и внутренние войска, - объявил юноша.
- Наш концерт является продолжением замечательной патриотической советской традиции, проявлением нерушимого единства армии и народа, любви и доверия к нашей советской молодёжи, к будущим защитникам Отчизны - вторила ему звонким голосом красивая девушка.
- Подготовка будущих воинов к призыву в Вооруженные Силы СССР осуществляются под руководством партийных органов Советами народных депутатов, профсоюзными, комсомольскими организациями, военными комиссариатами, политическими органами Советской Армии и Военно-Морского Флота, комитетами ДОСААФ - сказал юноша.
- Поэтому слово предоставляется... - сказала девушка и назвала должность и фамилию первого из выступающих начальников.
Вышедший на сцену начальник объявил нам, что: "Широкое участие общественности, высокое идейное содержание, политическая направленность, глубокое эмоциональное воздействие на молодежь придают проводам в Вооруженные Силы СССР характер торжественного гражданского обряда, который прививает молодым людям уверенность в своих силах, веру в необходимость и важность выполнения ими гражданского и конституционного долга перед Родиной, партией и народом, вселяет убежденность, что служба в Советской Армии станет для них школой политических и профессиональных знаний, труда и воинской выучки, школой нравственной чистоты и мужества, выдержки и дисциплины, патриотизма, интернационализма и товарищества" (цитирую по специальным Рекомендациям по проведению торжественного обряда "Проводы в Вооружённые Силы Союза ССР", утверждённым Комиссией по советским традициям, праздникам и обрядам при Совете Министров Украинской ССР - автор).
Другой начальник-генерал (вероятно, военный комиссар Крыма - автор), выступая, заявил, что: "Наша главная цель - это способствовать тому, чтобы будущие воины через годы ратной службы пронесли в сердце своем наказ трудовых коллективов, земляков-крымчан, родителей и друзей свято хранить и умножать славу Советских Вооруженных Сил, созданных В.И. Лениным и партией коммунистов для защиты революционных завоеваний Великого Октября, быть достойными наследниками советских людей старших поколений, проявивших доблесть и героизм в борьбе за свободу, честь и независимость социалистической Родины". Этому выступающему мы горячо аплодировали...
Этот концерт-ритуал торжественных проводов совпал с проводами группы призывников с предприятий города Симферополя, поэтому вначале началась церемония проводов этих ребят. Они ещё днём в назначенное время празднично одетые и с заранее заготовленными цветами под руководством представителей комитетов комсомола и ДОСААФ возлагали цветы к памятнику В.И. Ленину, затем к памятнику советских воинов, погибших в годы Великой Отечественной войны, и минутой молчания почтили светлую память павших героев. Теперь эти ребята стояли на сцене вместе со своим общественным наставником. По бокам сцены расположились их родные, близкие, друзья, товарищи по работе и учёбе, представители общественности, молодые девушки. Многие ветераны были с медалями и орденами. Для них специально транслировали песни и марши, посвященные Советской Армии и Военно-Морскому Флоту.
Из динамиков раздаются позывные - мелодия песни «Славлю мою Советскую Родину» (композитор А. Филипенко, слова П. Тычины) и Общественный наставник (директор крупного завода - автор) обратился к призывникам, ко всем собравшимся со словами приветствия и начал говорить о Советской Родине, о высоком конституционном долге перед ней, о значении Военной присяги и священной обязанности граждан СССР хранить безопасность Родины. В заключение он предложил своим помощникам провести перекличку призывников.
Ведущие концерта, юноша и девушка, в алфавитном порядке начали называть фамилии и имена призывников, а те им отвечали: "Я!". Тут же в толпе наших призывников-зрителей возник весёлый шумок и я впервые услышал, как рифмуют этот типовой ответ шутники-острословы, будущие военнослужащие.
- Гордиенко!
- Я!
- Головка от ... патефона...
- Сидоров!
- Я!
- Струя от муравья!
Общественный наставник предоставил слово парторгу того предприятия, от которого были призывники, и тот кратко рассказал о каждом из призывников, об их славных успехах в труде и учёбе, а потом призвал их и всех нас после службы вернуться в родные края, в свой трудовой коллектив, на свои заводы и в учебные заведения.
- Главное, - сказал пожилой парторг какого-то завода, - надо знать и понимать, если вам придётся трудиться в других городах и селах необъятной Родины, либо продолжать учиться — всегда помните, дорожите честью и доверием трудового рабочего коллектива, особенно там, где был начат ваш трудовой путь.
Потом Общественный наставник предложил слово представителю областного комитета ДОСААФ доложить о том, какую прошли начальную военную подготовку будущие воины и как они овладели воинскими специальностями. Представитель ДОСААФ кратко доложил о результатах учёбы призывников и пожелал нам совершенствовать воинское мастерство на действительной службе в рядах Советской Армии и Военно-Морского Флота.
Потом по трансляции зазвучали сигналы фанфар «Слушайте все!» и Общественный наставник предложил представителю Крымского областного военного комиссариата огласить Приказ Министра обороны Союза ССР об увольнении из Вооруженных Сил СССР военнослужащих, выслуживших установленные сроки, и об очередном призыве граждан на действительную военную службу. Помощник облвоенкома скомандовал призывникам: «Смирно!», а военный комиссар Крымской области огласил Приказ Министра обороны СССР:
Приказ Министра обороны СССР от 11 октября 1971 года № 216.
В соответствии с Законом СССР "О всеобщей воинской обязанности" приказываю:
1. Уволить из рядов Советской Армии, Военно-Морского Флота, пограничных и внутренних войск в запас в ноябре-декабре 1971 г. военнослужащих, сроки действительной службы которым истекают до 31 декабря 1971 г.
2. В связи с увольнением в запас военнослужащих, в соответствии с пунктом первым настоящего приказа, призвать на действительную военную службу в Советскую Армию, Военно-Морской Флот, в пограничные и внутренние войска граждан, которым ко дню призыва исполняется 18 лет, не имеющих права на отсрочку от призыва, а также граждан старших призывных возрастов, у которых истекли отсрочки от призыва.
3. Приказ объявить во всех ротах, батареях, эскадрильях и на кораблях.
Министр обороны СССР Маршал Советского Союза А.ГРЕЧКО
Помощник облвоенкома подал призывникам команду: «Вольно!» и Общественный наставник предоставил слово ветерану Великой Отечественной войны. Ветеран Великой Отечественной войны, весь увешанный на груди пиджака медалями и орденами, сильно волнуясь, поздравил нас со знаменательным событием в нашей жизни, особо отметил духовную связь поколений защитников Родины, их непоколебимую верность делу Ленина и социалистическому Отечеству, выразил твёрдую уверенность в том, что "будущие воины будут нести службу честно, добросовестно и до последнего дыхания останутся преданными советскому народу, родной Коммунистической партии, Советскому правительству".
Общественный наставник торжественно провозгласил: «Смотрите и слушайте Ленина!». На экране позади всех присутствующих на сцене возникли кадры исторической кинолетописи с образом В.И. Ленина, а из динамиков раздался знакомый голос, слова и обращение В.И. Ленина к Красной Армии. (Это были речи В.И. Ленина, записанные в 1919-1920 годах, в частности, обращение к Красной Армии Всесоюзной фирмы грамзаписи «Мелодия» - автор).
Затем на сцену вышли-выскочили молодые артисты-комсомольцы и вышел секретарь областного комитета комсомола с приветствием, напутствиями и добрыми пожеланиями призывникам. Зазвучала мелодия песни «Комсомольцы, беспокойные сердца» (композитор А. Островский на слова Л. Ошанина, 1948 - автор) и все присутствующие на сцене запели:
Солнцу и ветру навстречу,
На битву и доблестный труд,
Расправив упрямые плечи,
Вперёд комсомольцы идут!
Комсомольцы – беспокойные сердца,
Комсомольцы всё доводят до конца.
Друзья, вперёд,
Нас жизнь зовёт!
Наша Родина кругом цветёт!
Те, кто тревог не боится,
Кто сердцем дорогу нашёл,
Кто смело к победе стремится, –
Такие идут в комсомол.
Комсомольцы – беспокойные сердца,
Комсомольцы всё доводят до конца.
Друзья, вперёд,
Нас жизнь зовёт.
Наша Родина кругом цветёт.
Верим всегда мы в удачу,
В мечты нашей светлой полёт.
Недаром большие задачи
Нам партия наша даёт.
Комсомольцы – беспокойные сердца,
Комсомольцы всё доводят до конца.
Друзья, вперёд,
Нас жизнь зовёт.
Наша Родина кругом цветёт.
Все мы, стоящие перед концертной сценой, внимательно слушали и смотрели, некоторые даже подпевали, особенно хору девушек со звонкими задорными голосами. Подпевал в том числе и я, правда, вполголоса...
На сцене нарядно одетые девушки из хора, беспорядочно подскочили к своим призывникам на сцене и вручили каждому из них сувениры или памятные подарки, а потом начали брать охапки цветов со столов за спинами участников и сбегать по боковым ступенькам к нам, к зрителям. Многим ребятам, кто был ближе к сцене, достались от этих девчонок по цветочку, но до меня и моих ребят из отделения они не дошли - цветы кончились. К тому же "благодарные призывники" начали чмокать этих девушек в щёчки...
Общественный наставник очень тепло и сердечно обратился к родителям и родственникам призывников, поблагодарил их за хорошее воспитание сыновей, а затем предложил матери одного из призывников подняться на сцену, чтобы своим напутствием благословить будущих воинов на священное дело защиты социалистической Отчизны (так и сказал: "Благословить" - автор).
Общественный наставник встретил на сцене мать призывника, вручил ей цветы, проводил к микрофону и столику, на котором лежали полотенца-рушники. Мать призывника, очень волнуясь и забывая слова, дала своё родительское благословение служить честно и раздала каждому призывнику на сцене по красивому расшитому полотенчику-рушнику. Честно признаться, мы все, кто был внизу перед сценой в парке, немного пожалели, что у нас в Севастополе не было такой традиции и обряда проводов на военную службу. Нет, торжественные собрание было, но рушников нам не давали...
Потом под бой пионерских барабанов на сцену вышли юные пионеры. Пионервожатая скомандовала: «На торжественную линейку становись!», зазвучал оркестр (запись), который исполнил "Пионерский марш". В праздничной пионерской форме, со знаменем пионерской дружины пионеры выстроились впереди всех на сцене. Затем все по очереди обратились к призывникам на сцене и к нам со словами пионерского приветствия, а потом заверили нас, что "будут беззаветно любить Родину, обещают учиться на «хорошо» и «отлично», расти достойной сменой нам, сегодняшним призывгиткам". Мы им дружно и громко аплодировали...
Вновь зазвучал пионерский марш и под барабанную дробь пионеры спустились по ступенькам со сцены и весело побежали куда-то в сторону, а на сцене начали готовиться к обряду-ритуалу вручения Наказа трудового коллектива, родных и родственников земляков призывникам в Вооруженные Силы СССР. Общественный наставник попросил призывников на сцене встать в строй, подал команду: «Смирно!» и зачитал Наказ. Затем по примеру секретаря парторганизации все аплодисментами одобрили текст Наказа. Общественный наставник вручил тексты Наказа каждому призывнику на сцене.
По окончании вручения Наказов Общественный наставник предоставил слово одному из призывников на сцене. От имени своих товарищей призывник поблагодарил всех за добрые слова напутствий и заверил всех присутствующих, что они, призывники, будут верно служить советскому народу, мужественно и стойко защищать Отчизну.
- Клянёмся! - воскликнул призывник.
- Клянемся! - нестройно поддержали его товарищи.
Эта клятва прозвучала для нас неожиданно, не вовремя, без предложения нам поддержать призывников, стоящих на сцене, поэтому возникла некоторая заминка, потому что по сценарию (я так думаю - автор) поддержать клятву призывников должны были все мы, присутствующие на этом торжественном концерте. Спас положение Государственный гимн СССР, который все мы дружно поддержали, подпревая хору (по радиотрансляции был исполнен финальный куплет гимна в оркестровом и хоровом исполнении - автор).
Вообще-то гимн Советского Союза образца 1943 года с 1955 по 1971 год исполнялся, как правило, без слов, только музыка. Только в этом году (1971) в текст Гимна СССР были внесены новые слова и фразы, исключающие "сталинский текст".
Первые строки Гимна знали все без исключения:
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надёжный оплот!,
а затем в тексте Гимна "военные" строки 1943-1955 годов:
Знамя советское, знамя народное
Пусть от победы к победе ведет!
заменили новыми словами:
Партия Ленина - сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведёт!
Я знал "старый" текст Гимна СССР от моего папы, Суворова Сергея Ивановича, который признавал и пел-подпевал тот Гимн, с которым воевал во время Великой Отечественной войны, поэтому я знал, что следующие строки Гимна были такие:
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил:
Нас вырастил Сталин - на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил!
Однако теперь одна строчка звучала иначе и со сцены нашего торжественного концерта-проводов призывников пели так:
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил:
На правое дело он поднял народы,
На труд и на подвиги нас вдохновил!
Новый припев Гимна мне нравился больше, потому что соответствовал современности:
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надёжный оплот!
Партия Ленина — сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведёт!
А вот дальше "старый" текст Гимна мне как-то не былш по душе, потому что там были такие слова:
Мы армию нашу растили в сраженьях.
Захватчиков подлых с дороги сметём!
Мы в битвах решаем судьбу поколений,
Мы к славе Отчизну свою поведём!
Вместо них теперь звучало в Гимне:
В победе бессмертных идей коммунизма
Мы видим грядущее нашей страны,
И Красному знамени славной Отчизны
Мы будем всегда беззаветно верны!
Эти слова были для нас, молодёжи призывного возраста, более понятны, чем слова, которые упрямо пел мой отец. Так что припев при завершении Гимна СССР мы уже пели все вместе:
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надёжный оплот!
Партия Ленина — сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведёт!
После исполнения Гимна Советского Союза Общественный наставник объявил торжественную часть концерта закрытой. Всё, кто был на сцене, сошли с неё и присоединились к нам, к зрителям. К призывникам, которые были на сцене, сразу же присоединились девушки, родные и близкие. В это время на сцене начали готовить художественную часть концерта.
Пока артисты готовились, я и мои товарищи-севастопольцы вспоминали, как нас торжественно провожали в Нахимовском районном военкомате и на Севморзаводе. Накануне выезда в Симферополь все призывники, под руководством офицера военкомата, строем ходили к памятнику В.И. Ленину и впереди нашей группы шёл парень с Государственным флагом СССР.
Памятник В.И. Ленину в Севастополе; - это величественный монумент из гранита и бронзы на вершине Центрального холма (одна из самых высоких точек Севастополя), располагается недалеко от Владимирского собора - усыпальницы русских адмиралов. Памятник был сооружён в Севастополе 2 ноября 1957 году в канун 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции (авторы проекта памятника В.И. Ленину в Севастополе - лауреат Государственной премии СССР скульптор;П. И. Бондаренко, архитекторы Г. В. Щуко и С. Я. Туровский).
Бронзовая фигура В.И. Ленина установлена на 13-метровом постаменте из полированного гранита, а по углам постамента - четыре бронзовые фигуры, символизирующие четыре движущие силы революции: рабочий, матрос, крестьянин и солдат. К памятнику нужно было подниматься с проспекта Нахимова по ступеням Синопской лестницы.
Возле памятника В.И. Ленину в почётном карауле стояли севастопольские комсомольцы и пионеры, ветераны и представители общественности. Из динамиков звучала песня «Ленин всегда с тобой» (композитор С. Туликов, слова Л. Ошанина), а мы, призывники, возложили к постаменту памятника В.И. Ленина заготовленные заранее красные гвоздики.
Затем мы опять нестройным строем направились к Мемориалу героической обороны Севастополя 1941-1942 гг., где также был почётный караул комсомольцы и пионеры. Здесь мы, под траурную мелодию, возложили "гирлянду Славы", свитую из можжевеловых веточек и листьев, и Минутой молчания почтили светлую память павших героев. После церемонии возложения цветов и гирлянды были и другие торжественные мероприятия, но я в них не участвовал, так как выполнял поручение военкома - разносил по рабочим общежитиям Севморзавода повестки призывникам.
Концерт художественной самодеятельности 16 ноября 1971 года был относительно интересным: было много советских и народных песен, танцев, которые исполняли детские и школьные коллективы, но больше всего нам запомнился один последний номер - танец в стиле рок-н-ролла группы молоденьких девушек-студенток в "донельзя" коротеньких мини-юбочках. Их спортивный рок-н-ролл буквально оживил и возбудил нас. Все присутствующие громом аплодисментов "на бис" вызвали девчонок ещё раз на танец и они нам подарили ещё более откровенный и задорный рок-н-ролл.
После этого офицеры военкомата и примкнувшие к ним морские офицеры, которые должны были сопровождать наш эшелон крымских призывников, построили нас и повели в сторону Симферопольского железнодорожного пассажирского вокзала. По пути офицеры попробовали заставить нас петь строевую песню, хоть этим выправив наш колонну, похожую на неровное стадо, но у них ничего не получилось, хотя слова песни "Путь далёк у нас с тобою" были для нас самыми подходящими...
Путь далёк у нас с тобою,
Веселей солдат гляди.
Вьётся, вьётся знамя полковое,
Командиры - впереди.
Солдаты - в путь, в путь, в путь,
А для тебя, родная,
Есть почта полевая.
Прощай, труба зовет,
Солдаты - в поход.
Каждый воин - парень бравый,
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.
Солдаты - в путь, в путь, в путь,
А для тебя, родная,
Есть почта полевая.
Прощай, труба зовет,
Солдаты - в поход.
Мы устали стоять, устали от патриотических слов и песен, устали ждать, хотели кушать, где-нибудь сесть посидеть, а ещё лучше полежать. Мы хотели уже куда-нибудь ехать в далёкую дальнюю даль, где нас ждала неизвестная судьба, но теперь нам уже была известна первая житейская хитрость призывников - мы все на ходу грели у себя на животах за пазухой банки с тушёнкой и рыбные консервы из ИРП (индивидуальный рацион питания, суточный сухой паёк - автор) - на ужин.
Продолжение: https://dzen.ru/a/ZeCQt568IUDWhtbj