Ирина с мужем смотрели фильм. Фильм, откровенно говоря, противный, но муж любит такие, и Ирине приходилось смотреть. Фильм подходил к концу, и Ирина спросила мужа:
— Тебе на ужин картошку пожарить или голубцы доешь?
Вместо ответа Сергей с размаха ударил жену по лицу и заорал:
— Вот обязательно надо было лезть со своими дурацкими вопросами именно сейчас? Из-за тебя я не расслышал, что Фрэд сказал Билу! Дура! — и демонстративно отвернулся.
Ирина, всхлипывая, пошла на кухню. Она быстро почистила картошку и высыпала на сковородку. На соседнюю конфорку поставила разогревать голубцы. Она знала, что сейчас Сергей начнёт придираться ко всему, лишь бы еще раз доказать жене, что она сама всегда во всем виновата.
И вот Сергей появился на кухне. Заглянул в сковородку:
— Ты куда смотришь? Она уже горит!
— Но ты ведь любишь с корочкой, — попыталась успокоить мужа Ирина.
— Где тут корочка? Это не картошка, а сухари горелые! Сама жри эту дрянь.
Ирина поставила перед мужем тарелку с голубцами.
— А чо сметаны как мало? Пожалела для любимого мужа? Я тебе, что, мало денег приношу, что на сметане экономишь?
Ирина пододвинула мужу банку со сметаной и отвернулась, вытирая слёзы.
— Ну, началось! Еще зареви давай! Конечно, бедненькая такая, все ее обижают
Услышав, как Ирина всхлипнула, Сергей взорвался:
— Ты, ... , пожрать спокойно не дашь! Весь аппетит испортила! — он схватил тарелку и швырнул в жену, быстро оделся и вышел из квартиры.
Ирина села на диван и расплакалась. Сейчас он пойдет и нажрется с кем-нибудь из своих многочисленных дружков, а когда вернется, снова изобьет ее. Наутро попросит прощения, и она снова простит.
На следующий день, когда муж ушел: "Я в гараж," — Ирина позвонила дочери и попросила разрешения приехать к ней.
Ирине было плохо, у нее уже не оставалось сил терпеть выходки мужа. Ей очень нужна была поддержка. Много раз, когда Ирина начинала плакать, ее дочурка, ее Ксюнечка, обнимала маму своими крохотными ручками и, целуя, говорила:
— Мамочка, не плачь, я тебя люблю, только не плачь.
И сейчас ей очень хотелось, чтобы ее снова обняли и сказали слова утешения.
Но дочь, открыв дверь, встретила мать вопросом:
— Неужели тебе это еще не надоело?
Ксения покачала головой, оглядев мать. Попыталась вспомнить, когда последний раз видела мать без этих "отцовских благословений", которые мать пыталась скрыть за темными очками, но ей это так и не удалось.
Накормив мать, Ксюша снова спросила ее:
— Сколько ты еще собираешься это терпеть? Ждешь, пока он тебя совсем не прибьет? Сколько я себя помню, столько он тебя и бьет.
— Но, Ксюша, я ведь ради тебя пыталась сохранить семью...
— Семью?! Какую семью? Мама, ты посмотри на себя! Тебе и пятидесяти нет, а ты уже на старуху похожа! Да он тебя того и гляди инвалидкой сделает, а ты какой-то семьей прикрываешься.
Ксюше вдруг захотелось схватить мать и как следует встряхнуть, и она испугалась. "Боже, неужели я становлюсь как отец?"
— Как ты не понимаешь, что семьи нет? Ради чего все твои жертвы? Кому они нужны? Да я из-за вас до сих пор не замужем! Что я видела в детстве? Разве у меня была семья? Разве мы ходили по выходным всей семьей гулять в парк?
— Но, доча... Я помню, как мои родители развелись, как мне было плохо... И я тогда поклялась, что у меня все будет по-другому. Я поклялась, что сделаю всё, чтобы только не разрушить семью.
— Мамочка, милая, — Ксюша, обняв маму, расплакалась. — Ну пойми, нельзя разрушить то, чего нет. Нет семьи, нет! Понимаешь? Есть отец, твой царь и бог, и есть ты, его прислуга, его собачонка, которую захотел — пнул, захотел — погладил. Неужели ты не понимаешь, что я именно из-за этого ушла от вас? Лучше на съемной квартире жить, чем каждый день видеть ваши скандалы. Боже, да меня до сих пор трясет, когда я вспоминаю, как пряталась от пьяного отца под кроватью... Неужели у тебя совсем ни капли гордости не осталось?
— Ну, спасибо, дочь, умеешь утешить...
— А чего ты ждала? Что я должна была сказать? Потерпи, мамочка, он исправится? Так ты и сама знаешь, что не исправится. Или: потерпи еще немного, он когда-нибудь допьётся и копыта отбросит, и освободит тебя? Так тоже нет, он еще и тебя, и меня переживет. Ты и без меня знаешь, что выход только один — развод. Но никто за тебя не пойдет в ЗАГС и не напишет заявление. Знаешь что? Вот ты говоришь, что пытаешься сохранить семью ради меня. А мне кажется, что было бы лучше, если бы мои мама и папа были по отдельности. Неужели ты думаешь, что я буду счастлива, если моя мать окажется в могиле, а отец в тюрьме? Что отворачиваешься? Не нравится такая картинка? Но, пойми, оставаясь с ним, постоянно прощая его, ты сама даешь ему разрешение бить себя, так почему ты надеешься, что ему вдруг станет стыдно и он исправится? Не ис-пра-вит-ся! Ни-ко-гда!
— Ладно, доча, пойду я... Надо к приходу отца поесть приготовить. — и Ирина засобиралась домой.
Выйдя на улицу, она вдруг вспомнила валяющиеся по всей кухне голубцы. Откуда-то возникла мысль: "Надо было собрать их и убрать в холодильник, а сегодня накормить его этими голубцами" Эта хулиганская мысль заставила Ирину улыбнуться, но она тут же втянула голову в плечи, представив ярость Сергея, если бы он понял, что это не свежие голубцы, а те самые, которыми он вчера швырялся. Ирину даже передёрнуло, она как будто въявь ощутила хлёсткий удар по лицу, и помотала головой.
А, может, дочь права? Может, зря я на нее обижаюсь? Что я за мать такая? На мужа не обижаюсь, а дочь сказала правду, и я обиделась? Ну да, на дочь обижаться легче, она ведь в челюсть не двинет...
Может, правда, подать на развод? Страшно...
А с другой стороны, ведь у меня каждый день в страхе...
Нет, не решилась Ирина на такой серьезный шаг. Пока не оказалась в больнице со сломанными ребрами и сотрясением мозга.
Выписываясь из больницы, Ирина попросила дочь приютить ее, пока она разведется и разменяет квартиру. Но и после этого Ирина еще долго боялась ходить одна по улице, постоянно оглядываясь в страхе, чтобы, не дай Бог, не встретиться с уже бывшим мужем.