В Болшево (что в Подмосковье) таких деревянных, одноэтажных необычных домов на первый взгляд достаточно много. Место необычное. В лесном массиве. И если бы не знать, точный адрес: улица Марины Цветаевой, 15 – можно пройти мимо и не окунуться в «цветаевский» мир, а он богатый и трагичный.
В музей я собирался давно: после того как переехал в Королев и поставил поэтический спектакль по Марине Ивановне.
Положа руку на сердце, скажу сразу – такого теплого и душевного музея я мало видел.
Меня встретил изящный, осеребрившейся дедушка, который предложил чай, кофе. Свою экскурсию он начал с того, что назвал созданием данного музея парадоксом, и сама Цветаева очень бы этому удивилась. Ведь прожила она в нем меньше года и что важно эти месяцы были наполнены тревогой и печалью.
«Мемориальный Дом-музей Марины Цветаевой в Болшеве» открылся 19 сентября 1992 года, в год столетия поэта. Мы вышли из симпатичного административного домика, во дворик с высоченными соснами. Взяв в лапы кошку, экскурсовод меня и еще двоих посетителей направил в тот самый «злосчастный» дом, бревенчатый дачный дом зеленого цвета, с двумя застекленными террасами по бокам. По дороге мне повстречался бронзовая инсталляция «Куст».
«Но, если по дороге куст встает – особенно рябина…» - эти финальный строки стихотворения Марины Цветаевой «Тоска по Родине», написанного 3 мая 1934 года во Франции. Именно это стихотворение вдохновило московского скульптора Татьяну Воронцову на создание сие творения, ставшего символом музея: согнутый под порывом ветра терновый куст, корни которого обвиты оковами. В ветвях куста табличка "В этом доме жила поэт Марина Цветаева".
Сначала на порог дома запрыгнула кошка, затем экскурсовод нас попросил снять верхнюю одежду и посадил на веранде, где рассказал про дом, вернее дачу. Ее построила организация «Экспортлес» в 1933 году и тогда она носила иной адрес: ст. Болшево, поселок «Новый быт», улица Свердлова д. 4/33, именовалась как Болшевская дача. Дача была (и остается) бревенчатым одноэтажным домом. Фасад дома выходил на железную дорогу, откуда и по сей день ездят поезда, электрички.
Дача быстро перешла во владения НКВД, до того, как там поселились знаменитая семья, несколько лет, вплоть до своего ареста 28 мая 1937 года жил председатель Экспортлеса, член коллегии НКВТ, Борис Израилевич Краевский, с женой Паулиной Павловной и сыном Карлом. 10 мая 1938 года Краевский был расстрелян по обвинению в контрреволюционной деятельности. В феврале 1938 года была арестована жена Краевского — как член семьи изменника родины, её приговорили к 5 годам исправительно-трудовых лагерей.
На освободившиеся площадь как раз поселили Сергея Яковлевича Эфрона с дочкой Ариадной и семью Львовых (Клепининых). Семья Цветаевой разделили с Клепиниными дом симметрично. Каждой семье достались по веранде и по две комнаты. В центре дома была общая для всех гостиная (столовая). Сюда, из Франции, 19 июня 1939 года приехала Марина Ивановна с сыном Георгием (домашнее имя – Мур), спустя 17 лет эмиграции. В письме к Анне Тесковой от 31 мая 1939 года Цветаева пишет о Болшеве – деревне, в которую они с сыном едут: «Там – сосны, это единственное, что я о ней знаю». Болшевский дом – последнее место встречи и совместного проживания членов семьи поэта. Надо отметить, что мрачная история болшевской дачи трагедиями этих двух семей не закончилась. Как выяснилось весной 1940 г., «там, сорвавши печати НКВД, поселились председатель поссовета, судья и начальник милиции» (из дневниковой записи Г. Эфрона от 25 апреля 1940 года.
Дальше нас повели по комнатам. Первая - небольшая комнатка М. Цветаевой. На полке книги, под стеклом записная книжка, чернильница, лорнет. Здесь 21 июля Марина Цветаева начала работу над переводами стихотворений М.Ю. Лермонтова на французский язык. Они составили знаменитую «Болшевскую тетрадь». На столе у Цветаевой можно было заметить старое издание (1934 года) И. Эккермана «Разговоры с Гёте в последние годы его жизни» с надписью «30 июля 1939 года Болшево» и рисунком головы Льва (в семье С. Эфрона звали Львом) – это подарок мужа на Маринины именины.
Дочь в своих мемуарах вспоминала:
«Однажды у нас на даче мама сидит на своей кровати, смотрит на свою ладонь. "А я буду до-олго жить, линия жизни у меня длинная", говорит она нараспев с оттенком торжества в голосе. "Я вас всех переживу", - говорит она с шутливой улыбкой. Ах, как же она была права! Она будет долго жить, и всех переживет она, умершая, нас, еще живых".
Или вот еще:
«Она была очень близорука, но очков не носила, предпочитая свой собственный мир лица людей в украшающей их дымке, огромное солнце, расплывчатые дали — отчетливому миру беспощадной оптики. Когда ей хотелось что-либо рассмотреть, она подносила к глазам лорнет, и даже этот жест, связанный в нашем представлении со старомодной небрежностью, еще больше подчеркивал предельную интенсивность всего ее существа».
А дальше из комнаты Марины Цветаевой был сквозной проход в комнату ее мужа – Сергея Эфрона, он был, на минутку, сотрудником НКВД, поэтому и получил здесь комнату.
«Вот я и на "своей" даче. Здесь прелестно. Все совершенно в твоем духе - сплошная "сельскосельскость". Из окон сосновый парк».
Сейчас из окна старые деревянные дома, а за ними стеной высятся бетонные многоэтажки, а по другую сторону – железная дорога.
Комната была скромна: армейская полевая раскладушка, этажерка с книгами, стопка чемоданов. На верхнем копии советских и эмигрантских газет со статьей о трагических событиях семьи Цветаевых.
Как нам рассказал экскурсовод в приятной беседе, история любви этих двух людей – удивительна. Трагична история семьи Эфрона, дабы пережить трагедию, его попросили написать книгу, что он и сделал. Называется «Детство». Вышла очень маленьким тиражом в Израиле, но, если найдете – купите, не пожалеете!
А дальше мы пошли на общую кухню, площадью – 16 м2. Здесь два стола – справа от дверей – семьи Цветаевых, у окна – Клепининых. А продукты хранились в леднике – отдельно стоящее здание возле дома. С 1939 года сохранился таз из томпаковой меди, самовар фабрики Василия Пушкова и поднос медно-латунного завода Е.И. Любимовой из г. Киржач.
Так вспоминает дочь о поэте:
«Вставала очень рано, разводила примус, подогревала или варила кофе – запас на целый день. Умывалась, как всю жизнь, до пояса, одевалась (неизменный деревенский лифчик на вытачках, стягивающий грудь, застегнутый спереди на много пуговиц): на голове – косынка, сверх платья неизменный же фартук, синий, с большим одним карманом, в котором – всё, а главное – зажигалки и мундштуки, которые постоянно теряла».
Дальше мы пошли в самую большую комнату в доме – гостиную. На стене семейные фотографии, личные вещи Цветаевой, уголок ее сестры Анастасии. В правом углу пианино немецкой марки Zimmermann. Инструмент передала в дар музею внучка Анастасии Ивановны Ольга Трухачева. Здесь часто собирались за общим столом семья Марины и их соседи Клепинины, занимавшие вторую половину дома. Однажды Марина Ивановна устроила свой творческий вечер.
Из воспоминаний семьи Клепининых:
«Она сидела так прямо, как только умели сидеть воспитанницы института благородных девиц. Вся она была в серых тонах: коротко стриженые волосы, лицо, папиросный дым, платье и даже тяжелые серебряные запястья - все было серым. Она читала с каким-то вызовом, всем своим видом, ни на кого не глядя, она утверждала, что за каждый стих готова ответить жизнью, потому что каждый стих был единственным оправданием ее жизни. Цветаева читала, как на плахе.
Гостиная с окнами на железную дорогу; у одного из них Марина стоит в очень характерной для нее позе: сложив на груди руки и даже чуть обхватив себя за плечи руками. Тишина, сумерки, свет в комнате еще не зажжен, камин тоже не горит. Марина Ивановна стоит у окна вполоборота - на фоне стекла я вижу ее профиль. Что-то очень сиротливое, холодное, неуютное».
А дальше была комната семьи Клепининых и сына Цветаевой – Георгия, который был, несомненно, талантлив.
А следующая веранда была посвящена как раз уже дочери – Ариадне, главному и лучшему, на мой взгляд, биографу своей матери.
В этом доме Цветаева прожила 5 месяцев. Здесь Марина Ивановна пережила 27 августа — арест дочери Али, 10 октября — арест мужа. Она остаётся с сыном одна в большом, пустом, холодном доме (дрова на зиму не были запасены). Сын учился в местной школе.
10 ноября 1939 года Марина Цветаева с сыном покинула этот дом навсегда.
Для меня дом мрачен, не сколько по обстановке, сколь по энергетике. Здесь она своеобразная, экскурсовод обстановку смягчал, делал так, чтобы было все по-домашнему. У него то получалось. Надо сказать, что это единственный в Московской области музей Марины Цветаевой, хранящий уникальные предметы, связанные с жизнью и творчеством поэта, членов семьи, окружения, эпохи. Экскурсовод отметил, что в музее хранятся два портрета с натуры – крайне редкие вещи.
Мы не торопились его покидать. Экскурсовод довольно скромно спросил не желаем ли мы послушать его очерк о Цветаевой, который он написал из собрания воспоминаний о поэте. Мы конечно же согласились. Сели вновь на веранду, и дедушка начал, кошка, лежа на батарее тоже слушала!
«Союз одиночеств» - так вспоминала дочь Ариадна Сергеевна Эфрос о своих родителях. Она писала: «мама всю свою жизнь правильно поняла только одного единственного человека – папу, то есть понимала, любила и уважала всю жизнь…»
Не забыли мы заглянуть в тот самый ледник – там сейчас была представлена выставка по Цветаевой.
А затем мы пошли пить чай – где экскурсовод в своей рабочей кабинете почитал стихи Цветаевой.
На этом все. Надеюсь, что было интересно. Рекомендую музей. Ставьте лайки, пожалуйста.
До встречи!
Подписывайтесь на мой канал.