Однако, некоторые препараты, изготовленные Степанидой, бесспорно, помогали в лечении больных и раненых… Отрицать сей очевидный факт практичный иноземец полагал несправедливым и глупым делом.
Да и кое-какими минимальными познаниями в медицинской области эта казачка с довольно приятным, но всегда, почему-то, суровым и строгим лицом, тоже владела. Возможно даже, что она где-то и училась лекарскому ремеслу… Но расспрашивать неразговорчивую женщину о её прошлом надменный немец, с трудом изъясняющийся по-русски, считал ниже собственного достоинства.
Запасы разных целительных препаратов у Хансйорга, тоже теперь оказавшегося запертым в крепости, были ограничены. Мало того – они расходовались каждый день. А новых лекарств, кроме как у Степаниды, раздобыть больше было негде.
А ещё травница, со своей женской командой из охотниц, продолжала и в цитадели ухаживать за хворыми и ранеными станичниками, перебравшимися под защиту крепостных стен. И русской армии.
Двухэтажная гарнизонная лечебница оказалась переполнена пациентами разных сословий. Число болезных казаков, нуждающихся в постоянной заботе, было столь велико, что станичный атаман Павел Татаринцев даже нескольких своих раненых луковчан временно разместил в домах жителей крепости.
В цитадели всех посадских приняли радушно и с сочувствием. Общая большая беда сплотила моздокцев разных племён и сословий… Заставив переселенцев забыть о спокойной, размеренной жизни.
- Шёл бы ты уже отдыхать под свою крышу, аника-воин! - с укором выговорила мужу Степанида, подняв голову вверх и прикрывая глаза ладонью от солнца. – Не уж-то молодые и здоровые не управятся здесь сами, без старого солдата? Или так и прикажешь мне теперь бегать под крепостной стеной, выглядывая тебя среди защитников? Чтобы покормить вовремя горячим…
- Не серчай, мать, - миролюбиво отозвался один из артиллеристов у едва тлеющего костерка и с улыбкой посмотрел на Тимошку, с деревянной сабелькой в руке. – Нет сегодня в Моздоке среди нашего брата ни старика, ни калеки, ни мальца! Мы все теперь воины. И сильный, и самый слабый.
А защитники при тебе, мамаша, что ни на есть - геройские! И одним своим видом могут заставить ворога в шальвары наложить. Что старый фузилёр об одной ноге, что грозный малец со своей деревянной саблей!
На стене, у пушки, вновь раздался добродушный смех... Но его неожиданно прервал солдат, стоявший с ружьём у частокола, рядом с орудием. Армейский пехотинец в островерхой шапке, в отличии от расслабившихся артиллеристов, внимательно следил за передвижениями противника на дальних подступах к крепости. Наблюдатель повернулся к бомбардирам и тревожно крикнул:
- Эй, робяты! Неча лясы точить… Пошлите-ка лучше гонца поскорее за охфицером! Кажись, к нам направляются переговорщики под белым флагом.
***
Группа приближавшихся к крепости парламентёров состояла из пяти человек. Пешая делегация медленно пересекла догорающий, затянутый чёрным дымом посад, осторожно отделилась от чадящих развалин… И теперь с опаской двигалась вперёд по открытой местности. Под прицелом многочисленных стрелков, притихших за частоколом.
Парламентёры не забывали постоянно выказывать осаждённым свои мирные намерения. Переговорщики энергично и непрестанно размахивали над собою светлой тряпкой, нацепленной на копьё. Перед делегацией оставалось ещё не менее пятисот шагов голого, простреливаемого пространства до рогаток и крепостного рва за ними...
Четверо переговорщиков были казаками. А вот пятый являлся представителем османского племени, судя по внешнему виду.
Это был мужчина средних лет с ухоженной бородкой, явно не из простых турок. Его, чуть полноватый стан, облегал вишнёвый, узорчатый понизу и по краю рукавов, халат. Голову украшала алая феска с чёрной кисточкой на верёвочке.
Турок неплохо владел русским языком… Хотя и не собирался сейчас сам договариваться о чём-либо с защитниками окружённой крепости.
Этого парламентёра командование объединённой османской армии откровенно приставило соглядатаем к остальной четверке славян. Воздействовать же убедительным словом на неразумных защитников Моздокской цитадели должны были казаки-христиане. Трое бородатых некрасовцев и босоногий старец Арсений в ветхой холщовой хламиде, с седовласой, непокрытой головой.
Духовный вожак османского казачества бесстрашно вышагивал во главе малой процессии... По утверждению своих современников Арсений слыл прозорливым провидцем и казался окружающим человеком не от мира сего. Впалые заросшие щёки, пронзительный, лихорадочно горящий взор, всклокоченная седая борода по пояс придавали старцу вид пугающий и экстравагантный.
Казачий проповедник и молитвенник приближался к крепостному частоколу, воздев над головой старообрядческий восьмиконечный крест, размером чуть больше ладони. Был тот святой символ выкован из простого чёрного металла. И висел на жилистой шее у старца поверх ветхого рубища.
Железный древний крест, безо всяких излишеств в виде драгоценных камней, представлял единственную материальную вещь, которой Арсений по-настоящему дорожил в своей земной жизни. Говорили, что этой реликвии уже сотни лет.
Христианский проповедник что-то яростно бормотал себе под нос. И, приостанавливаясь периодически, осенял цитадель крестным знамением. На раскольничий манер, двумя перстами.
Даже самые отчаянные правоверные воины армии Шабаз-Гирей-Султана относились к тщедушному старцу Арсению с явной опаской. И избегали лишний раз пересекаться с этим странным, почитаемым у казаков-союзников, человеком... То ли выжившим из ума бродягой и шайтаном, то ли – святым, разговаривающим напрямую с ангелами. В любом случае, от таких непонятных людей правоверному воину лучше держаться подальше!
Среди ордынцев было много суеверных людей… И между собой они называли старца Арсения русским дервишем.
…Наконец, пятеро парламентёров добрались до рва. И упёрлись в острые колья сколоченных в сплошную линию рогаток, по его внешнему краю. Теперь переговорщиков от защитников цитадели отделяли не более ста шагов. Сотни пар глаз молча взирали поверх бревенчатого частокола на незваных гостей с недобрым любопытством…
Затянувшуюся паузу нарушил громкий, злой голос со стены:
- Дывись, хлопцы – казаки с крестом скоро гопак с турком плясать будут! Чего явились сюда, бисовы дети? Наше угощение для непрошенных гостей вам не понравится… С христопродавцами и изменниками никаких мирных бесед быть не может! Вы ещё живы только потому, что пришли под белым флагом. Военный порядок и наши командиры не позволяют хлопцам палить в переговорщиков. А руки чешутся стрельнуть по вам – страсть как! Шли бы вы назад, окаянные… Неча вводить робят во грех!
И тут защитников крепости на стене прорвало... Каждый спешил выкрикнуть парламентёрам свою язвительную, солёную реплику:
- Каково оно, славяне, турецкому султану с крымским ханом зады вылизывать? Скусно? Как вам жизнь под османами? Сладка ли нынче? Сколько иудиных сребреников платит татарский мурза казаку за каждую отрезанную христианскую голову?
Ну, и так далее…
Парламентёры молча внимали обрушившемуся на них безжалостному потоку брани. Некрасовцы - с мрачными лицами, кипя едва сдерживаемым возмущением и играя желваками. Турок же слушал защитников цитадели бесстрастно и отстранённо.
А вот у старца Арсения, после первых прозвучавших со стены бранных слов, глаза наполнились слезами... Измождённый лик провидца отражал вселенскую скорбь.
Широкоплечий, крепкий казак, нёсший копьё с белой тряпкой, передал своё «знамя» товарищу, а сам, устав слушать обидные ругательства, поднял вверх правую руку, привлекая к себе внимание... А когда выкрики и галдёж за частоколом стихли, представился:
- Донской казак Сашко Карась. Может, хватит ужо лаяться, робяты? Себя не жалко – зачем губите жён и малых чад своих? Крепость эту вам всё равно не удержать… Сами видите - у османов и крымчаков сил тут собралось многим больше! Тьма тьмущая. Только разозлите их своим упрямством.
А коли побьёте кого из супротивников при штурме – всех вас до единого вырежут в отместку! Никого не пощадят. И за ради чего класть вам свои христианские жизни, братцы?
Сашко Карась глубокомысленно помолчал. И не дожидаясь ответа, поспешил сообщить осаждённым последние новости в воюющем российском государстве:
- Командиры вам того не говорят, наверное… А к Санкт-Петербургу, братцы, уже приблизились с Яика и с Волги армии настоящего русского царя! Катькина столица вот-вот падёт. И будет тогда мир народам! Ибо объявившийся по промыслу Божьему амператор Пётр Фёдорович турецкому султану и верному его союзнику, французскому королю - знакомец и давний добрый приятель.
Османская Порта и её многочисленные сторонники бьют вашу Катьку на всех фронтах! В хвост и в гриву. Глупо православному погибать за эту немку и её интерес в самом конце войны! Под ей и так вся русская земля горит.
Переходи лучше служить, братцы, Петру Фёдоровичу! И нашему великому султану Абдул-Хамиду с его верным сподвижником - крымским ханом Девлетом. Магометане упомянутые - правители справедливые… Хоть и нехристи. К иноверцам относятся по-божески. А за преданную службу ещё и платят щедро!
Конец 62 части...
