Начнем с конца. А именно — с мифа.
Существовавшая когда-то первобытная орда представляла собой вожака-самца, который обладал всею властью и мог беспрепятственно совокупляться с любой самкой, и его сыновей, которым доступ к самкам был запрещен. Однажды сыновья объединились, убили праотца и съели его. Но при этом, что самое важное, договорились, что никто не будет посягать на его место и безграничную власть (первая общественнная структура была демократией!). Таким образом они получили свободу от узурпатора вовне, но инкорпорировали его вовнутрь как Закон, на котором держится все (или любое) человеческое общество и вообще само понимание человека (но только невротика!). Вместе с тем сыновья получили и неискупляемое чувство вины (эдипов комплекс).
Но не стоит путать этот миф с мифом об Эдипе, который убил своего отца и стал мужем собственной матери, в наказание за что был ослеплен (=кастрирован). Это уже история о сыне, который нарушил отцовский Закон, а предыдущий миф о том, как этот Закон зародился.
При чем здесь тотем и табу? Все дело в том, что благодаря этим понятиям Фрейд смог проследить сходство психической жизни дикаря, ребёнка и невротика, а также вывести вышеупомянутый миф, который дает разгадку зарождения человека и человеческого общества.
Начинается эта история с удивительного наблюдения, что хотя существующие доныне первобытные племена, не знающие письменности, земледелия, скотоводства и даже огня, ведут самый примитивный образ жизни в плане быта, их социальные отношения структурированы довольно сложно и они не совокупляются беспорядочно с кем придется.
Структурируют их отношения:
тотем — общий символический предок, обычно представленный в виде определенного животного; объект почитания и страха
табу — запрет на убийство тотемного животного (кроме особых случаев ритуального убийства и жертвоприношения) и сексуальные отношения с представителями своего тотема (причем это необязательно кровные родственники), т. е. запрет на убийство и инцест
Все еще удивительной и даже шокирующей для кого-то может быть идея Фрейда о том, что причиной ввода данных табу является не их самоочевидность, а колоссальная притягательность и желанность для каждого: дикаря, невротика, ребёнка. Особенно ярко эта связь прослеживается на примере невроза навязчивости — он же невроз табу.
Главный запрет данного невроза, как и при табу, — прикосновение (в том числе и мысленное).
В его основе лежит амбивалентность в отношении индивида к определенному объекту/действию: желание и запрет (желание мастурбации и родительский запрет на нее). Желание вытеснено в бессознательное, а запрет в сознании, поэтому противоречие так сложно устранить.
Влечение-желание постоянно смещается, чтобы избежать блокады, и пытается вместо запрещенного находить суррогаты, чтобы получить удовлетворение. Вместе с тем перемещается и запрет — таким образом при неврозе навязчивости постоянно увеличивается список запретных вещей, которые нужно избегать.
Запреты табу можно устранить благодаря выполнению определенных действий, имеющих характер навязчивости и представляющих собой ритуалы покаяния, искупления (чаще всего это умывание/омовение — чтобы отмыться от соприкосновения с запретным).
Навязчивые действия — это компромисс между раскаянием и компенсацией того, что было запрещено (навязчивое наведение чистоты при неврозе домохозяйки позволяет постоянно соприкасаться с запретными нечистотами).
Любопытное наблюдение: оба принципа ассоциации (сходство и смежность) совпадают в том, что являются по сути соприкосновением. Пациентам с неврозом навязчивости часто очень тяжело дается свободное ассоцирование.
Но почему так страшен инцест даже для тех сообществ, которые еще не обнаружили связи между половым актом и зачатием? Биологическое обоснование (вырождение потомства) сразу отметается, так как речь даже не обязательно о кровных родственниках. Инцест приобретает символическое значение: мать — это любая женщина в сообществе, которая могла бы ею быть, инцест с приемной матерью тоже считается.
Инцест запрещен, потому что иначе субъект не вступит в другие связи, не станет субъектом общества, останется в симбиозе с матерью, который замкнется на себе, и структура не получит продолжения.
Отец в данном случае — проводник Закона. Он должен сепарировать систему мать-ребёнок, показать, что мать не всемогуща, что она тоже чего-то хочет, помимо ребёнка, (отца) и должна подчиняться Закону. Таким образом он кастрирует мать и ребёнка через нее. На индивидуальном уровне мать оказывается этим всемогущим другим (праотцом), которого нужно подчинить Закону.
Задача отца в эдипе сделать из сына очередного сына, который принимает Закон и культуру. Каждый невротик не черпает это из коллективного бессознательного, а проживает каждый раз на индивидуальном уровне. Субъект — тот, кто кастрирован, кому запрещено наслаждаться, отсюда и все симптомы. Но это не значит, что если он попытается стать на место праотца, он обретет счастье, потому что он уже кастрирован, он испытывает нехватку (если он невротик).
Единственная возможность ощутить снова эту всемогущество, по Фрейду, это искусство, где все возможно через «как бы». Поэтому Фрейд говорит, что
«в эдиповом комплексе совпадают зачатки религии, нравственности, общества и искусства».
Что касается религии, то ее развитие Фрейд прослеживает от все того же мифа об убийстве и поедании праотца: через самые примитивные формы тотемизма и анимизма к политеистической вере древних греков и римлян и монотеистическим религиям современности (христианство, иудаизм и пр.). Ключевым моментом в них всех является трансформирующийся ритуал искупления и жертвоприношения через поедание плоти убитого праотца.
«В христианском учении человечество самым откровенным образом признается в исполненном чувством вины деянии, совершенном в доисторические времена, потому что самое эффективное его искупление оно нашло в жертвенной смерти сына.
Примирение с отцом оказывастся тем более основательным, поскольку наряду с этой жертвой происходит полный отказ от женщи-ны. из-за которой и возник бунт против отца. Но тут также заявляет о своих правах психологический рок амбивалентности. Тем же самым поступком, позволяющим полностью покаяться перед отцом, сын также достигает цели своих желаний, касающихся отца. Он сам становится богом рядом с отцом, собственно. вместо него. Религия сына сменяет религию отца. В знак этой замены возрождается древняя тотемная трапеза как причащение, во время которого братья вкушают теперь плоть и кровь сына, а не отца, таким образом освящаются и отождествляются с ним. На протяжении времен мы прослеживаем тождество тотемной трапезы с жертвоприношением животных, с теантропным жертвоприношением людей и с христианской евхаристией и во всех этих торжествах обнаруживаем послед-ствие того преступления, которое так сильно угнетало людей и которым они так сильно должны были гордиться. Однако христианское причастие является по сушеству новым устранением отца, повторением деяния, которое требуется искупить.»
Также Фрейд проводит такую аналогию между развитием религиозного мышления и психо-сексуальным развитием субъекта:
Анимизм (вера в духов, магию, всемогущество мысли) = нарцизм (я всемогущ)
Религия = привязанность к родителям (если я буду хорошо себя вести, всемогущий родитель даст мне то, что я хочу)
Наука = зрелость (отказ от принципа удовольствия, приспособление к реальности)
Автор: Гуменникова Светлана Петровна
Психолог, Психоаналитически-ориентированный
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru