Бетонные миллионеры, Граничная река и ФДР
30 ноября 1939 года советские войска принесли в Финляндию Вторую Мировую войну . Что это ключевое событие означало для обеих сторон конфликта? Как на этом фоне развивалась идея Великой Финляндии?
Вторую Мировую войну, как и любой конфликт, противоборствующие стороны видели и воспринимали по-разному. О советском восприятии мы знаем в общих чертах из школьного курса истории - однако интересующий нас мем рос в условиях финских представлений о прекрасном, которые стоит обозначить.
Вид сверху
В 1930-х годах Финляндия находилась в очень шатком положении на международной арене. Европа готовилась к новой войне: великие державы наращивали армии и военпром, на границах фейерверками трещали инциденты и провокации. Хотя панфинские идеи к тому моменту стали глубоко маргинальными, необходимость обороняться в грядущей мясорубке никто не отменял. Антагонизм с Советским Союзом обострялся - и Суоми лихорадочно оглядывалась в поисках союзников.
У дипломатических усилий финских военных не было чёткой направленности, разные ведомства буквально смотрели в разные стороны. Карл Маннергейм, глава Комитета Обороны, продвигал курс “скандинавской ориентации” и союза с королевствами Севера, в т. ч. Великобританией. Его усилиями Финляндия имела положительный имидж в Скандинавии и британские самолёты на вооружении. В то же время министр обороны Вилхо Ненонен ориентировался на Францию и США - будучи также инспектором артиллерии, он снабдил армию французскими и американскими орудиями. Финский флот проектировали голландцы. Традиционно дружескими были отношения с Польшей. Имелись, наконец, сторонники альянса с Германией - однако на момент 1939 года они были в меньшинстве. Авторитетные политики и военные, в частности Маннергейм, не любили германофилов, а после заключения пакта Германии с СССР в августе интерес к сотрудничеству с немцами остыл окончательно.
Большая политика тем временем фактурно показывала Финляндии кукиш. Советский Союз и Германия дружно попилили Польшу: финны наглядно увидели, насколько быстро суверенное государство может превратиться в дымящуюся зону оккупации. Чуть позже они увидели и более плавный сценарий: в октябре советские войска вошли в Литву, Латвию и Эстонию. Все их международные инициативы и проекты были свёрнуты, прибалтийские республики сели смиренно ждать окончательной утраты независимости. Параллельно Антанта _внезапно_ начала отгребать от Германии - началась Странная Война, Советский Союз резко перестал быть самой актуальной проблемой Запада. Об Лигу Наций, ещё пару лет назад убедительно гарантировавшую маленьким странам независимость, уже без стеснения вытирали армейские сапоги.
Последняя надежда - нейтральные страны - к этому моменту уже наглухо окуклились в своей нейтральности. США с середины тридцатых проводили политику последовательного изоляционизма, их отношение к европейским войнам выражалось мемом “ignore it and it will go away”. Даже Швеция, вмешательства которой в оборону Финляндии неиллюзорно опасались в СССР, всеми зубами держалась за свой нейтралитет. Уже в сентябре-октябре до финнов стало доходить, с Советским Союзом они остались один-на-один. Советский Союз тоже это понял - и начал активно требовать отодвинуть границу. Взаимные требования сторон были неадекватны, и все догадывались к чему всё идёт.
— Финляндия хочет жить в мире и оставаться вне конфликтов.
— Понимаю, но заверяю, что это невозможно, великие державы не позволят.
Диалог между главой финской делегации Юхо Паасикиви и Иосифом Сталиным, октябрь 1939 года.
И в чём тут проблема? Ну, у неё было две составляющих. Во-первых, противник. Один лишь Ленинградский военный округ имел абсолютный количественный перевес по численности армии и всем категориям вооружений - бронетехники, авиации, флота, артиллерии, лёгких и тяжёлых стрелковых вооружений, а также резервов снабжения. Советский Союз за время своего существования участвовал в нескольких войнах и имел, несмотря на чистки, в своих рядах командующих и офицеров с опытом. Это не было секретом ни для командования, ни для общественности Финляндии, и войны с СССР неиронично боялись.
Второй большой проблемой финской армии была собственно финская армия. Численность даже при полной мобилизации не уравнивала шансов, даже чисто по людям - при этом уступая противнику качественно. Основой финской армии были маршевые батальоны, вооружённые мосинками со складов Российской Империи - модернизированными, но всё равно стремительно устаревающими. Финский солдат проигрывал красноармейцу по обученности, огневой мощи и боевому опыту. Некоторых родов войск - ВДВ, химических войск - у финнов не было вообще, бронетанковые войска были ничтожны, тактического опыта современной войны не имел никто. Но и это не самое страшное. На вопрос “кто проживает на дне океана?” финские генералы в один голос отвечали “наше материальное обеспечение”, и были правы. Сама мобилизация могла, без всяких боевых действий, привести к коллапсу всей финской военной машинки. Армия с начала 1920-х годов получала жалкие крохи требуемого финансирования, которых толком не хватало даже на патроны и экипировку, не говоря уже о закупках нового вооружения. К началу войны резервы были пусты, и призванным новобранцам со склада зачастую выдавалось три вещи - кокарда, ремень и винтовка. Боеприпасы по ситуации. Это в преддверии войны понимали в командовании и, в меньшей степени, в финском обществе.
К чему я это рассказываю? В статье, что вдохновила меня в своё время затронуть нашу тему, финский национализм описан как агрессивный “даже прямо перед войной”. Дескать, по мнению финнов “советское государство само развалится, достаточно его хорошенько уебать разок” (с). Так вот, позволю себе не согласиться. С учётом всего вышеперечисленного касательно финской армии, вопрос о построении Великой Финляндии в 39-м не то что не стоял - он лежал в дальнем ящике стола, закрытом на ключ. По прошлой статье мы помним, что в парламенте 1939 года сторонники этой идеи были представлены практически никак - у их внезапной непопулярности были объективные причины. Один за другим “отошли по делам” все потенциальные союзники, а сами финны на захват чего-либо были не способны. И знали об этом. Поэтому, несмотря на начавшийся по всей Европе завоевательный движ и азартное перекраивание границ, в 1939 году надо было быть откровенным идиотом, чтобы верить в успешную наступательную войну против СССР “в одну каску”. Идиотов в финском командовании оказалось недостаточно, поэтому армия под звуки резни с Запада угрюмо окапывалась на Линии Маннергейма.
Кстати, эта линия представляет собой наглядный пример того, как общественность “в меньшей степени” осознавала упомянутые ранее проблемы финской армии, нежели командующие. Дело в том, что фортификация на Карельском перешейке соответствовала финскому оборонному бюджету - то есть была очень слабой. На фоне немецких или советских аналогов, финские укрепления при всех особенностях местности была для РККА не стеной, а колдобиной. Разумеется, признавать всю печальность ситуации финские военные не хотели - поэтому изо всех сил изображали из Линии Великую Китайскую. Финляндия до войны не могла похвастать сильной пропагандой, но преувеличить мощь Линии Маннергейма ей удалось вполне успешно. А потом к той же задаче подключился… Советский Союз. Причины воевать с маленькой Финляндией были очевидны далеко не всем - поэтому её старались для приличия представить чуть ли не равным, достойным противником. Это желание усилилось после разгромного декабрьского наступления - надо было срочно объяснить трудящимся, отчего война ещё идёт и Выборг ещё не наш. В результате Финляндия и Советский Союз в унисон убедили весь мир, включая самих себя, что Линия Маннергейма неприступна и вообще сравнима с Линией Мажино. Этот идеальный миф, созданный по обоюдному согласию и без особой связи с объективной реальностью, жив и поныне.
На фоне тотальной нехватки финансирования, выбитые в 1937 году Маннергеймом 7 (семь) ДОТов нового поколения были практически чудом. Такие бетонные коробки стоили свыше миллиона марок каждая, за что их прозвали “миллионерами”. Вместе со старыми коробками, более хилыми, они образовывали комплекс из порядка 180 единиц того, что можно назвать бункерами - Линию Энкеля и Линию Маннергейма. Кажется, что это много, но по меркам великих держав это был детский сад. Для сравнения, французская Линия Мажино, включала свыше 5 000 бункеров, без учёта сотен фортов, орудийных казематов, бомбоубежищ и прочих укреплений. Третий Рейх возвёл на своей Линии Зигфрида более 11 000 бункеров. Советская Линия Сталина включала почти 3 000 бункеров.
Вид снизу
С позицией командования и политиков мы разобрались. А что финская общественность? В ней идеи Великой Финляндии тоже стали маргинальны, однако не пропали совсем. Упомянутые ранее фашисты и им сочувствующие, в основном служащие Вооружённых Сил, по-прежнему декларировали претензию на Карелию — но даже их риторика следовала за мировой политикой. В частности, оформился уклон в оборону своих земель, поскольку перспективы захвата новых ушли куда-то за горизонт планирования. Так, в Лапландском Егерском батальоне, проходившем пограничную службу на границе с Советским Союзом, в 1926 году появился обычай «крещения в Граничной реке». Сестра-река как последний рубеж цивилизованного мира наделялась сакральным значением, а прошедшим церемонию омовения военнослужащим давали особый сертификат.
У подобных настроений имелся и свой централизованный рупор — Карельское Академическое сообщество. Данная организация радикально настроенных студентов была создана в 1922 году, на пике финского конкистадорства, и с тех пор неуклонно теряла поддержку масс. Тем не менее, туда входили некоторые влиятельные люди, поэтому фракция оставалась на плаву. Особого веса при этом она не имела — пока что.
При этом подобными мероприятиями — купаниями и сходками с торжественными клятвами — панфинские поползновения в этот период исчерпывались. Население в массе своей отвергало радикалов, и в противовес “наступательной” риторике Великой Финляндии начала 1920-х годов, к концу 30-х финское общество исповедовало сугубо оборонительную доктрину “просто Финляндии”. Воевать за себя как за пятно на карте, не на победу, а на жизнь. Тем более занятно, что переговоры с Советами не были обречены на провал - однако правительство, по классике, переоценивало свои возможности, игнорируя более грамотные прогнозы военных. В ходе предвоенных переговоров финские дипломаты пытались торговаться и тянуть время, под фейспалм-аплодисменты финского же командного состава. Кто-то надеялся на стабилизацию франко-германского фронта, кто-то — что РККА не станет атаковать посреди реорганизации и перевооружения, кто-то слушал шибко умных британских советников. А в итоге…
Иронично, что Маннергейм до самой войны советовал правительству согласиться на советские требования - а с началом войны именно на него ополчилась советская пропаганда, как на разжигателя войны и главного пожирателя младенцев. Я полагаю, это произошло без особых предпосылок со стороны самого Маннергейма и было чисто в пику его высокому авторитету среди финнов.
Когда в ноябре советские войска обстреляли сами себя и раздвинули занавес театра военных действий, произошло предсказуемое. По финским дорогам загрохотали сапоги, в лесах защёлкали промороженные затворы… наступательную Великую Финляндию по понятным причинам отвергли даже упоротые апологеты. У финнов не было никаких сомнений, что отодвигание границы от Ленинграда - лишь предлог для войны, и на самом деле им всем уготована участь Польши и Эстонии.
На следующий день после начала войны о своём существовании заявило правительство Финляндской Демократической Республики, также известное как правительство Куусинена. Оно набрало министров, вывесило флаг и было признано Советским Союзом. Была сформирована Финская Народная Армия, комплектуемая остатками ингерманландцев и одетая в трофейную польскую форму. Она должна была выполнять функции ополчения-полицаев на оккупированной территории. По радио транслировали обращение Куусинена с обещанием поднять красное знамя над президентским дворцом в Хельсинки. В Карельской ССР в ожидании расширения на запад вернули официальный финский язык.
На протяжении войны финская внутренняя кухня вытянулась по струнке и замерла в ожидании надрыва. Для финнов Зимняя война воспринималась (и до сих пор воспринимается) примерно как для нас Великая Отечественная — удар кувалдой по голове с минимальными шансами на выживание. Приостановилась привычная рутина, забылись даже самые насущные дрязги — и порыв защитить уже наличествующие территории с запасом перевесил любые устремления. Говорить о Великой Финляндии в дни Зимней войны — всё равно что говорить о разделе Германии летом-осенью 1941 года.
Сам ход боевых действий мы опустим, не об том сказ. Отмотав в конец мы увидим, что самым большим для всех разрывом шаблона по результатам стало выживание Финляндии. Советский Союз не смог сожрать её целиком. Несмотря на это, им была выполнена программа-минимум - граница отъехала от Города Трёх Революций, бонусом Советам отсыпали островов в Балтике. И вот тут начинается самое интересное: финны обиделись.
Не сразу, конечно. Первое время они отходили от шока и решали насущные вопросы - разрушенные города, выборгских беженцев, эвакуацию военных с проигранных островов… Но, отойдя, они подняли головы - и увидели много интересного.
Весна-лето 1940 года. Под ударами Рейха пали Франция, Бельгия, Нидерланды, Дания и Норвегия. Советский Союз, ожидаемо, окончательно съел прибалтийские республики и продолжал наращивать боевую мощь. Британия отбивается от немцев на воде и в воздухе, в разгаре Битва за Атлантику. Швеция, испуганная судьбой соседей, не рыпается и поставляет немцам ресурсы. В большой игре за Европу гитлеровская Германия уверенно заняла кресло крупье. Подобно тому, как СССР годом ранее обратился к Рейху для обеспечения своих интересов, Финляндия теперь обратилась к нему чтобы обеспечить свои. Забитые в дальний угол маргинальные идеи ждал приток свежего воздуха...\
Автор: Даня Годес
