Во имя Отца и Сына, и Святого Духа!
Сегодня Святая Церковь вступает в подготовительный период спасительной и благословенной Четыредесятницы, назидая своих чад через Евангелие. Чтобы научить нас молитве и смирению, нашему вниманию предлагается притча о мытаре и фарисее.
На страницах Святого Евангелия мы не найдем эпизода, где Господь осуждал бы человека. Тем, кто нуждался в покаянии, он говорил, что они поступают неправильно, но никого не судил: «ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12:47). Мы тоже не будем спешить осуждать фарисея за его поведение в храме. Его молитва с одной стороны была наполнена правдой, но с другой — не имела самого главного: духа сокрушенного (Пс. 50:19). Ведь, что сказал фарисей? Разве он солгал?! Сказал что-то неправдивое в своей молитве? Многие из нас могли бы научиться праведной жизни у фарисея. Он говорит: я пощусь два раза в неделю, я отдаю десятую часть из всего приобретённого, я не грабитель, я не пьяница, я не блудник, я живу абсолютно правильной жизнью (Лк. 18:11–12). Фарисей перечисляет то, чего и многим из нас недостает. Но в чем же состоит неправда его молитвы? Почему, по словам Господа, он вышел из храма менее оправданным, чем мытарь?
Мытарь же — человек всем известный — облеченный большой силой и властью, зайдя в храм, остановился в самом его начале. Он не поспешил занять место, которое ему было бы удобно, что зачастую делаем мы. Если пристально взглянуть на описанный евангельский отрывок, многие увидят самих себя. Как мы порой ведем себя в храме? Стараемся занять «свое» место: «Я-то знаю, где мое место! Вот здесь! Никому его не уступлю!», «Если кто-то попытается занять мое место, ему несдобровать!» Зачастую, мы пробираемся к этому «своему месту», не замечая никого, расталкивая ближних, и всем своим видом говоря: «Ты недостоин этого, у тебя нет стольких талантов, власти, стольких знакомых, чего угодно, главное — недостоин». А вот мытарь, способный подвинуть почти любого, не поспешил к месту, которое люди готовы были ему уступить, надеясь, что он это вспомнит, когда придет в их дом за податью. Мытарь в этом не нуждался. Он знал, что закон без милости — уже преступление, он помнил слова Христа: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9:13). Он понимал, что любое милосердие способно сохранить в человеке главное — его человечность.
Мы не знаем, как поступал мытарь, но из его молитвы понимаем, что он имел опыт этого милосердия: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк. 18:13). Он знал силу этой молитвы, потому что в эти слова очень многие люди вкладывали свою последнюю надежду, всю свою жизнь. Не справедливости я ищу, не закона, но милости. Мытарь, как никто другой, мог, подняв свои глаза, сказать многое о тех, кто находился в храме. Уж он-то знал, кто и с чего имеет свое богатство. Но он стоит вдалеке, замечая только свои грехи, свою несвободу.
Фарисей был справедлив, но не имел милости к человеку, а справедливость без любви лишает самого главного — милости Божией, Его оправдания. И даже несмотря на это, Господь не осудил фарисея —помиловал его. Но более милостив был Он к мытарю, к тому, кто сам жил милостью.
Сегодняшнее Евангелие ставит перед нами два образа, которые одинаково нас учат: надменный фарисей, живущий по букве закона и несчастный мытарь, осознающий свою неполноценность, но надеющийся на милость Божию. И тот и другой обретают милость Господа, но мытарь более, потому что вкладывает в свою молитву то, что он готов давать и другим.
Выбор остается только за нами: продолжать хвалиться тем, что мы — «не то, что другие», или взять для себя образ мытаря, как мерило своей жизни. Взять пример того, кто не спешил расталкивать всех подряд, осуждать, превозноситься, но оставался в притворе храма и там, не смея поднять глаз, бил себя в грудь, и говорил: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк. 18:13).
Аминь.
