56-я школа находится во дворе дома номер 22 по Кутузовскому проспекту. Как нам говорили, это первая школа, построенная в Москве при советской власти. Ее фундамент заложил поэт Демьян Бедный в 1925 году, когда еще не существовало никакого Кутузовского проспекта. Тогда трасса называлась Можайским шоссе, а место считалось довольно далеким от центра. Вокруг - только рабочие бараки окрестных мануфактур и работников «Бадаевского» пивного завода. В те времена он назывался «Трехгорный». Новая школа новой страны для новых детей. Детей пролетариата. Очевидно, в те времена она выглядела настоящим дворцом - трехэтажное здание желтого цвета, каждый этаж, наверное, метров 5. Классы и коридоры просто огромные, широкие окна, паркетные полы, покрытые лаком, и оттого блестящие.
Да что там говорить, и в наше время она тоже казалась нам весьма монументальной. Но вокруг уже не осталось никаких общежитий, а детей рабочих можно было пересчитать по пальцам. В основном здесь учились дети «ответственных работников». Чего стоил один Сеня Калинин - правнук всесоюзного старосты, имя которого гордо носил целый проспект – продолжение нашего Кутузовского. Сеня прославился на весь район тем, что как как-то раз допинал до школы самый настоящий человеческий череп. Просто шел вот так, и пинал перед собой, как футбольный мяч. Одно время найти человеческие останки в нашем районе не составляло особенных сложностей. Когда-то давно в этих местах находились кладбища. Потом, когда набережную заасфальтировали, про них просто-напросто забыли. И вот как-то весной, кажется, для того, чтобы проложить новые трубы теплотрассы, или, скорее для того, чтобы поменять старые, рабочие сняли асфальт, и экскаваторами стали рыть землю. Огромные ковши копали глубоко, извлекая на поверхность все, что лежало под землей. Это происходило у нас на глазах в 200 метрах от школы - на набережной. Почти уже почти полностью сгнившие гробовые доски, человеческие ребра, берцовые кости, лопатки, черепа, челюсти, одним словом, то что мы проходили на уроках анатомии. Но только здесь лежали настоящие кости. Не понимая, насколько это кощунственно, мы, мальчишки, бегали на набережную смотреть на раскопки. Нам не было ни страшно, ни противно, нам было просто интересно. И вот однажды после уроков одному из нас пришла в голову мысль напугать настоящим черепом девчонок, которые играли возле школы. Череп без нижней челюсти, с оставшимися кое-где седыми волосами. Жутко на него смотреть, не то, чтобы прикасаться. Сеня оказался самым смелым, он ловко его пинал по направлению к школе, и через пять минут, именно в тот момент, когда Валерия выходила из школы, череп оказался у нее под ногами.
- Что это? Семен? Как! Как можно?
- Да, я.. только показать..
Немая сцена.
Что же теперь? Сеню выгонят из школы? Вызовут в школу отца? Он вроде бы служил заместителем какого-то важного министра. Но ничего подобного не случилось. Просто у Сени в дневнике появилась запись красной ручкой гневным истерическим почерком: «Вместо уроков, играл на стройке». Ни слова о черепе. Что это могло значить? Играл? Ну и что? Он прогуливал? Но это совершенно невозможно в школе N 56.
Не то, чтобы прогуливать, даже опаздывать мы и не мечтали. Курить? Да никто и не курил даже среди редких для этой школы хулиганов. И Сеня Калинин не курил. Бегать на перемене? Да вы что? Это никому в голову не приходило! Порядок, строгость и дисциплина - вот принципы школы 56. На этажах, по стенам стояли многочисленные кашпо с цветами, пол блестел, окна сверкали. Мы же, застегнутые на все пуговицы, на переменах ходили парами, с раскрытыми учебниками и готовились к предстоящим занятиям. Это правило никто не устанавливал, но если вдруг ты этого не делал, то гарантированно тебя вызовут к доске в первую очередь. Неважно знаешь ты урок или нет, все равно найдут к чему придраться, и поставят двойку. Это касалось, прежде всего, уроков математики, просто потому что математичка Валерия – наша классная руководительница зорко следила за гуляющими на перемене учениками. А жертвами чаще всего становился я или Яблонский. Особенно после истории с картами. Мы с Яблонским утыкались носами в учебники, но, конечно же, ничего не учили. И все равно находили способы как себя развлечь.
Способ N 1. Смотришь на какую-нибудь одноклассницу с такой гаденькой улыбочкой обязательно так, чтобы она это заметила, а потом говоришь что-то на ухо Яблонскому. Неважно что, просто мычишь или читаешь: «В пустыне чахлой и скупой». Он начинает улыбаться, смотрит, как бы исподтишка на нашу жертву, его улыбка перерастает в смех, а затем и в хохот. Ты, заразившись «смешинкой», начинаешь ржать просто от глупости этой ситуации. Одноклассница краснеет, не знает, куда деваться от стыда, убегает в другой коридор. В общем, мы довольны.
Способ N 2. Мы с Яблонским держась «под ручку», сгибаем колени, и идем вдвоем «гусиным шагом». Выглядели мы очень смешно, потому что наши головы оказывались на уровне «пояса или даже ниже», своих одноклассников и одноклассниц. Со стороны мы, видимо, походили на какое-то диковинное животное, на гигантского двухголового гуся, который, к тому же еще и абсолютно доволен собой. Мы делали вид, что читаем учебники, старались придать лицам серьезное и вдумчивое выражение, что делало нас еще глупей. Весь наш класс ржал. Ну и понятно чем эти прогулки заканчивались.
Невыученный урок. Опять двойка.
«Вместо того, чтобы учить, урок, повторять, вы кривляетесь, ржете, как кони. Что из вас будет? Вас же никуда после школы не возьмут. Даже в ПТУ. А у вас ведь почтенные родители!»
Как я уже говорил, в школу мы ходили в форме, и только на субботник, которые проводились раза 4 в год, разрешалось прийти в чем хочешь. Даже в джинсах Levi’s, которыми теперь обладала не только Кристина Лунстрем. И вот уже весь класс внимательно рассматривал лейблы на моих новых штанах. Я радостно ощущал эти взгляды спиной или вернее, тем местом, что располагается чуть ниже. Яблонский тоже слыл модным парнем. В 8 классе родители купили ему невероятно редкие тогда, то ли сапоги, то ли валенки, сделанные из поролона и обтянутые цветным нейлоном. В народе их назвали «луноходами». Луноходы нигде не продавались, их, как тогда говорили, «доставали». Яблонский ходил в них в школу, но брюки носил «на выпуск», поэтому мало кто замечал его восхитительные «луноходы». А вот как-то поздней осенью или ранней весной, теперь уже неважно, во время субботника он заправил в них штаны. Ясное дело, хотел похвастаться.
Недолго же он работал на благо общества.
Чеботы! – раздался вдруг истерический крик Валерии Михайловны.
Очень четко и с явным ударением на Е, которое получилось каким-то носовым, на французский манер.
- В чеботах приперся на коммунистический субботник! - продолжала кричат Валерия. - Как можно? В чеботах он ходит, видите ли.
Мы даже не поняли сначала, к чему это относится.
-Вот ведь, все дети, как дети, а этот в чеботах. Нет, нет, не может он быть, как все советские дети. В чеботах ходит, вот посмотрите!
Она кричала и кричала, и никак не могла остановиться. И никто больше не собирал опавшую листву, и все теперь глазели на Яблонского, точнее не его ноги. На его изумительные чеботы. Ее ярость видно подогревалась еще и тем, что против чеботов она совершенно бессильна. Обувь не регламентировалась никакими школьными правилами. Ученик мог ходить в чем угодно. Ни выгнать с субботника, ни сделать запись в дневнике Валерия не могла. Но зато вот этими своим «чеботами» Валерия прославила в очередной раз Яблонского в глазах всего класса, хотя и слегка подпортила нам так славно начинавшийся коммунистический субботник.
Продолжение следует