– Не открою. Не пущу, – Вика билась головой в простенок, повторяя и повторяя эти фразы. Казалось, что заставляет принять это, убеждая себя в правильности решения.
Влад прислал сообщение: “Буду после семи”. В последнее время не звонил, а вот так просто писал. Спасибо, что сегодня не коротко: “В 7”.
А она должна сидеть и ждать! Ждать, ждать… Это слово, как жаба, растягивалось на сердце, а потом сжимала его – ощущение было мерзкое. Холод сковывал движения, замирали чувства.
Он приходил – она кидалась к нему, прижимаясь всем телом, чтобы согреться…
“Как таких, как я, называют? Содержанка… Слово … неприятное! Созвучно со служанкой”, – Вика поморщилась.
Несколько лет назад об этом не думала: он, обеспеченный, взрослый, дал ей всё, о чём могла мечтать студентка, замученная общежитским бытом, неустроенностью, жалкой стипендией…
… В окно тоненько постучали. Синичка. Вертела маленькой головой, внимательно вглядывалась в тёмную комнату. Вика протянула руку к форточке, хотела впустить гостью. Но резко отдёрнула: “Птицы в дом – к несчастью!” Так говорила бабушка. Память услужливо подбросила житейские истории соседей, родственников: залетел голубь – умерла тётя, врезался в стекло воробей – отец попал в аварию… Нельзя пускать малютку, хоть и жалко.
– Ерунда какая в голову лезет, – Вика досадливо посмотрела на часы и побежала умываться. “Нарисовала” лицо – маску счастливой женщины. Улыбнулась… фальшиво. Вздрогнула: “Решила же не пускать!”
Уверенность в правильности таяла, подогреваемая горячими мыслями: “Как жить без него? Идти работать? Кем? С квартиры нужно съезжать… Менять всё!” Вика машинально одевалась к ужину. Как он любит: вечернее платье, украшения, туфли… Всё как нравится ему! Стол с белой скатертью… Свечи… Бутафория. Театр двух актёров.
Потом постель. Видимость страсти с её стороны. А с его? Он приходил как на работу… Лощёный, солидный, снисходительный. Не играл! А она? Притворяться становилось всё труднее.
... Ключ ворочался в замке. Задвижка не давала открыть дверь. Нетерпеливый стук.
Вика притаилась. Не дышала. Казалось, что взгляд Владислава Викторовича прощупывает комнату через дверь. Девушка вжалась в диван, прижав к себе подушку. Хотелось спрятаться под плед, стать маленькой-маленькой.
Раздалась нежная мелодия – телефон!– Вика ужаснулась: он услышит.
Точно! Услышал. Позвонил ещё два раза. И затих. Потом раздались шаги – ушёл! Этого он ей не простит.
Она стала судорожно скидывать в чемодан вещи.
– Брать только свои! Ничего из подарков! – сняла кольцо, браслет, цепочку, оставила на столе.
– Документы! – Вика метнулась к шкафу – чуть не забыла!
Подошла к двери – тишина. Вышла, оставив ключи на видном месте, у зеркала. Раздался шум лифта. Вика поднялась на этаж выше. Правильно, это вернулся Владислав Викторович с мужчиной. Стали вскрывать дверь.
– Ну вы даёте! Не могли ключом? – слесарь сплюнул, взял деньги, выматерился.
– Неблагодарная свинья! – Это он ей. Влад вышел, с силой захлопнул злополучную дверь, которая была виновата во всём: и в том, что не открылась, и в том, что легко поддалась.
… Вика плакала, зажимая рот рукой, чтобы не выдать себя. Через десять минут позвонила подруге:
– Поживу у тебя неделю?
Вытащила “симку”, бросила телефон в почтовый ящик.
– Здравствуй, бедная свобода! – Вика вздохнула, расправила плечи. Было легко, как будто вышла из больницы, где провела пять лет.
На противоположной стороне дороги в машине сидел пожилой мужчина, разглядывая со всех сторон своё ущемлённое самолюбие.