Все в моей жизни было по высшему разряду. Природа наградила эффектной внешностью, а родители обеспечили безбедное существование и избранный круг общения.
Я училась в элитной школе, и подруги у меня были сплошь из богатых семей. Затем я окончила престижный университет, и папа устроил меня референтом в банк. Жизнь не могла не радовать!
Шли годы, но со своими школьными подругами я связь не теряла — нужные люди, глупо оставлять их в прошлом. И сейчас я спешила на день рождения к одной из подруг.
Как назло, с утра сломалась машина. Мой личный водитель отвез ее в ремонт и, перезвонив, сообщил, что авто починят только завтра. Вот досада! А я еще подарок Кларе не купила. И обещала ей фрукты привезти на стол.
Придется брать такси, а что делать, не подводить же подругу, которая может быть мне полезной. Благо рядом с работой открыли крупный торговый центр.
Ровно в шесть я вышла из банка и процокала на высоких шпильках в магазин. Что купить человеку, у которого все есть? Ответ нашелся на витрине дорогого бутика, где продавщицы — сама любезность. Это был французский косметический набор из разнообразнейших принадлежностей, коими женщины могут видоизменяться до неузнаваемости, наводя тени, выщипывая брови, подкрашивая губы и ресницы, накладывая румяна и подпиливая ногти пилочкой со стразами. Превращаясь таким образом из «серой мышки» в куклу Барби, только покрупнее.
— Заверните в подарочную упаковку. — Я ткнула пальцем в набор, даже не поинтересовавшись его ценой.
— Выбирайте бумагу. — Продавщица достала разноцветные рулоны.
Я недовольно сморщилась. Еще не хватало мне вникать в цвет бумаги. Женщина мгновенно все поняла, подобострастно закивала и выудила из-под прилавка большую блестящую коробку.
— Подойдет? Вам нравится? — пролепетала заискивающе.
Коробку я одобрила — ее внушительный размер говорил о том, что я не поскупилась на подарок для подруги. Да и выглядела она нарядно-празднично.
После бутика я зашла в супермаркет, где по просьбе подруги следовало докупить к праздничному столу какие-нибудь экзотические фрукты. С коробкой в зал было нельзя. Прозрачный целлофан, в который заворачивают сумки на входе во многих супермаркетах, здесь предусмотрен не был. А ячейки в камере хранения все заняты.
Пришлось ждать. Наконец кто-то забрал свои сумки и освободил место, но это проблему не решило. Коробка никак не вмещалась в узкую ячейку. Я заскрежетала зубами от злости и нетерпения.
Огляделась по сторонам и увидела охранника.
— Послушайте, у меня проблема: подарочная коробка не помещается в камеру хранения, — обратилась я к нему.
— Такое бывает, — флегматично протянул долговязый парень.
Меня переполняло раздражение, тем не менее я сдержанно попросила:
— А можно я оставлю ее возле вас?
— Ну оставляйте, — лениво и безразлично произнес охранник.
И я побежала по магазину, хватая на ходу все, что попадало под руку. Справилась быстро, минут за двадцать, расплатилась и... ахнула. Коробки не было на месте!
— Где мой подарок?! — набросилась я на охранника.
— Не знаю, — удивился он и растерянно посмотрел по сторонам.
— А кто знает?! — завопила я.
— Здесь, вообще-то, какой-то бомж ошивался, — вмешался напарник охранника.
Мы вызвали полицию, а сами начали судорожно бегать возле магазина в поисках злоумышленника.
Завывая сиреной, подкатил полицейский автомобиль. К моей радости, на место преступления прибыл знакомый опер из уголовного розыска, мой бывший одноклассник.
— О, Саша, привет! — воскликнула я. — Помоги, меня обокрали, а я собралась на день рождения к Люсе. Помнишь ее?
— Да-да, как же, я у нее еще задачки списывал, — ответил офицер. — Ну говори.
Саша внимательно выслушал мои сбивчивые объяснения и охранников, подумал немного и довольно профессионально заметил:
— Бомж так бомж, значит, будем искать бродягу. Так, ближе к телу, как говорил Мопассан. Тут рядом вокзал, они все там обычно ошиваются. Поехали!
И действительно, в просторном зале ожидания железнодорожного вокзала я сразу же заметила свою необъятных размеров коробку возле ног неопрятного и грязного старика.
— Вон она! — закричала я и потащила за собой опера.
— Спокойно, тише, я сам, — сказал Саша.
Мы подошли с двух сторон к бомжу, как группа захвата.
— Так-с, дед, зачем украл? — строго спросил Саша, пристально глядя на него.
Старик поднял на нас усталые, слезящиеся глаза, как-то неуверенно пожал плечами и, еле ворочая языком, почти неразборчиво промямлил:
— Я больше не буду.
От него сильно несло перегаром и потом, одним словом, неповторимым смрадом никогда не моющегося человека. Рядом с ним лежала пустая чекушка и недоеденный пончик с повидлом.
А я уже заглянула в коробку и затараторила:
— Где косметичка? Где мой подарок? Это французский и очень дорогой... Куда ты его дел? — взвизгнула я.
Дед лишь виновато смотрел себе под ноги.
В полиции продержали бродягу три дня и отвезли в наркологический диспансер. Он во всем признался, а убегать ему, как оказалось, было некуда.
Бомж Иван Алексеевич, в прошлом учитель физики, оказался на улице по обычной схеме превращения мягкотелого интеллигента в бездомного бродягу.
Педагог с тридцатилетним стажем беспробудно запил после оформления на пенсию. Несколько раз пытался излечиться от алкоголизма, но не получилось. Сыновья разъехались на заработки и учебу. Один в Прагу, другой в Лондон. А жена тайком выписала его из квартиры, продала ее и тоже уехала из города, не оставив ему никаких своих координат.
И вот суд по делу бомжа. Я сидела на передней лавке, забросив ногу на ногу, вся такая уверенная и непоколебимая. Но моя профессиональная улыбка банковского менеджера вмиг исчезла, когда я увидела Ивана Алексеевича.
Перед судом предстал аккуратно подстриженный, выбритый подсудимый, в отутюженном сером пиджаке, из-под которого выглядывала чистая рубашка и темный в полоску галстук. Его доброе, обвислое лицо отображало лишь усталость, грусть и раскаяние. Он ничего не отрицал, извинялся и только просил у меня прощения.
Я, пораженная контрастом превращения бомжа в нормального человека, лишь попросила денежную компенсацию за французскую косметичку, которую суд и назначил.
Прошло три месяца. За это время я получила лишь треть компенсации, поэтому решила поинтересоваться причиной задержки положенной судом выплаты.
Молодой лейтенант в соответствующей службе, покопавшись в сейфе, достал нужное дело и объяснил:
— Понимаете, у него была минимальная пенсия, и мы могли только по частям высчитывать с нее положенную сумму. Но сразу после суда он умер, и мы смогли перечислить вам только эти деньги.
— Что? — опешила я. — Умер? Получается, вы из его похоронных...
— Ну, примерно так, — замялся он.
— А где его похоронили? — спросила я, сама не понимая зачем.
— Не знаю, он долго лежал в морге, мы пытались сообщить родственникам о его смерти, но никого не нашли.
Целую неделю меня не покидало какое-то оцепенение. В ступор вводила мысль, что деньги умершего бездомного человека попали на мою банковскую карту. Испуганное и умное лицо несчастного бомжа все время возникало перед глазами, мучило и требовало покаяния.
Желая избавиться от тяжести пережитого, я зашла в собор, заказала молебен, поставила свечку. Потом купила розы...
Работница городского морга, перебирая бумаги со справками и известиями, равнодушно разъяснила:
— Одиноких покойников, не имеющих родственников, хоронит спецкоманда из работников кладбища. Там у них есть начальник, обратитесь к нему.
Молодой и юркий гробокопатель отвел меня в самое запущенное место городского кладбища. Только неровные, заросшие надгробные холмики, покосившиеся кресты с выцветшими, неразборчивыми надписями, а то и вовсе без них, указывали, что под ними лежат бывшие люди.
— Где его могила? — облизывая пересохшие губы, еле выдавила я из себя.
— Вон там, где-то сбоку, это самые последние захоронения, — неуверенно махнул рукой в сторону парень.
На четырех могильных холмиках с наспех сколоченными крестами не было ни венков, ни табличек с фамилиями и датами жизни. На каждую из могил я положила по цветку. В горле стоял ком. Слезы потекли сами собой.
Мне было безумно стыдно и жаль этого совершенно чужого человека...
