Первый день лета выдался на удивление великолепным. Во всяком случае, так думал Артем, вдыхая через открытое окно восхитительно свежий, наполненный озоном после небольшого ночного дождика утренний воздух.
Артем вышел из машины, закурил, и вдруг вспомнил, нащупывая в кармане пачку сигарет, оставленных так, на всякий случай. Накануне, вечером, клятвенно заверил собственную совесть, что он, старший опер, Артем Алексеевич Головков, «дает зуб», и наглухо завязывает с вредоносной привычкой табакокурения.
Глядя на клумбу из петуний в голове пронеслось: «Я люблю тебя жизнь! Эх, как хорошо - то на этом свете!» Сигарета обожгла пальцы. Артем ругнулся, и швырнул окурок в клумбу с петуньями. Ему стало стыдно. Он воровато огляделся по сторонам. Мимо сновали куда-то деловито спешащие, пестро разодетые люди.
Почему-то ему вспомнился его дед. В ватнике, синих, покроя сороковых годов галифе с красным кантом, и блестящих, несменяемых хромовых сапогах. «Мент» времён войны, носящий в себе восемнадцать граммов свинца. Один на один, выходящий против шайки бандитов, ловивший дезертиров, шпионов, спекулянтов.
«Удивительно, как жили люди раньше! Довольствовались малым, и при этом были счастливы!
Не чуравшийся пропустить за обедом пару-тройку рюмок, захмелевший дед всегда говорил: главное, чтоб крыша над головой была, да стол не пустовал, и, глядя на бабулю, добавлял: - и тыл был надёжный, остальное приложится. А бабуля никогда ему не перечила, и при слове «тыл», застенчиво, но довольно улыбалась. Что с нами случилось сейчас?»
Артем посмотрел на двери своей конторы, и ощущение радости мигом улетучилось. Он спланировал на грешную землю, неожиданно вспомнив, что зарплату снова задерживают и в его карманах властвует сквозняк, при полном отсутствии хватательного рефлекса.
Снующие туда-сюда люди- это вышвырнутый под предлогом оптимизации и модернизации за ворота завода, приватизированного Мельниковым-младшим, отработанный материал, готовое сырьё, для растущей в геометрической прогрессии преступности.
«Из какого болота выполз этот чертов «мажор», вместе со своей мамашей, госпожой Люси Мельниковой? Как же! Теперь хозяева города они, меценаты-благотворители, понастроившие ночных клубов и казино, вместо поликлиник и школ. А лично от меня, им низкий поклон! Пока они есть, без работы я не останусь».
Артем неспешным шагом вошел в холл. – Чао! Ивлев! Опять «Доширак» трескаешь? Смотри, на проплешине уже лапша растет! И глаза как у рака в кипятке. Что, опять ночь Святого Варфоломея выдалась?
- Да ладно тебе, «Голова»! Хватит ёрничать! Сам, небось не омарами пробавляешься! Чего не спится в ночь глухую? Приперся ни свет, ни заря?
- Да так, мыслишка одна свербит, добру молодцу спать не дает. «Прокачать» надобно.
- Ну, дерзай, качок, Аристотель доморощенный, беспокойный. А у меня сегодня «урожай» на молодняк. Вон, в обезьяннике два отморозка маются. «Колёс» обожрались и дел наворотили.
- Ба! Знакомые всё лица! Сладкая парочка! Жабров! Гладышев! Какая встреча! Снова у кого-то что-то сперли?
- Хуже, Головков, значительно хуже! В дом вломились, деда обчистили на двадцать «кусков», да ещё отметелили изрядно, ногами, сволочи, били. А потом тут же, в доме, устроили себе праздник, идиоты, вылакали всё, что горит и течет. Оставили деда без запасов.
- Что же это вы, друганы, в гопники подались? Разбой, грабеж. Это статья серьёзная! Молчите?
- Слушай, Головков, – подмигнул ему глазом Ивлев, - А давай-ка, мы этих Твиксов на ночку в КПЗ отправим? Завтра у них язычки на верёвочках будут.
- А подружка ваша где? Марго?
- А подружка вовремя «сделала ноги», - вмешался Ивлев. -Ничего! Далеко не смоется.
- Чего с ними Калашникова возится? Прошлый раз говорила – «закрою, надоели, отмороженные», а сама выпустила. Им уже по семнадцать скоро, оформлять надо.
- А ты, у Калашниковой спроси.
- Спрошу. Непременно. Хотя, сам знаю, почему. Тренера Колосова - выкормыши. Из спортшколы Мельникова.
- Которого грохнули?
- Вася! Не старайся казаться глупее, чем ты есть. У нас что, колосовых как головастиков в луже? И вообще, не всё там так чисто. Как пить дать, «дружину» себе готовит Мельников, причем с националистическим душком. А зачем и кто убрал Колосова, вопрос вопросов. Разобраться бы с этим, да кто ж в петлю шею добровольно сунет.
- Ты же, Головков, засунул? Тебя вечно вносит не в г…но, так в партию.
- Нет, Вася, не висельник я, самоубийца. Засунули, Вася, засунули. Выловили в коридоре, папку в руки, и разбирайся Головков, пока с тобой не разобрались. Ладно, хватит трепалогию разводить. Пойду я.
Артем зашел в кабинет. Никого. Все усердно выполняют свои служебные обязанности «в поле». Кто делает «поквартирный обход» от кафешки до пивнушки, пробавляясь холодным пивком, кто на конспиративной квартире получает от важного осведомителя информацию, за запотевшей бутылочкой «Гжелки» из служебного холодильника. Опер работает, служба идёт.
Артем открыл окно. В душу заползла смутная тревога. Взял «Дело» со стола, полистал. Голова отказывалась работать, мысли ускользали. «Да на кой черт я сую свою единственную и неповторимую голову в гнездо шершней? Убили тренера в пьяной драке, так и пусть себе убили. Быть посему. Всё шито-крыто, и гладко. Всё по закону. Нет же, неймется! Лезу, как долгоносик, копаю как крот! А как докопаюсь, это будет последним, «светлым» днем в моей жизни. Ну, а если, паче чаяния, «светлый» день по воле божией, вдруг окажется с продолжением, кто даст добро на «посадку» убивцев? Никто».
Он отодвинул папку в сторону, потянулся, сомкнув руки над головой в замок. «Включайся в работу Артем Алексеич. Где наша не пропадала. Бог не выдаст, свинья не съест. Или… Или…».
Артем вышел из кабинета и быстрым шагом направился на выход.
- Вася, а кто у этих неандертальцев «терпила»? И чего Жабров жалобно скулит? Ты что, поучил их правилам хорошего тона?
- Да на кой он мне сдался? От страха скулит. Просветил я его, в чью норку их занесло. Понял барбос, чьё мясо съел. Расправы испугался.
- А обиженный где? В больничке?
- Да щас! Не тот это человек! Отказался от больнички. Туда попал третий подельник. Дед ему три ребра сломал и сотрясение мозга обеспечил. Попробовал бы ты его в глаза обиженкой назвать! Когда банда натешилась, показалось мало, или что-то знали, но не нашли, решили деда ещё пощипать. А Андрей Лукич…
- Стоп! Ты сказал, Андрей Лукич? Нафанаилов?! Нафаня?!
- Ну, да! Ты, что, не в курсе?
- Вот это номер!! Ну, идиоты!! До приговора не доживут. Это – к бабке не ходи. Сам не тронет. Он давно в «завязке». Но, смотритель «общака». По чьей-то наводке у него искали. Ну, а дальше, что?
- А дальше, Нафаня…, дедок крепкий, немного очухался, да и приложил третьего урода старинной, дубовой вешалкой по ребрам, и выбежал во двор. А там двое дюжих мужиков- соседей, с бутылкой, искали «третьего». Ну, и размялись маленько. Они и наряд вызвали.
Кто забыл поставить лайк?).
Уважаемые читатели! Не забывайте оценивать рассказ.
Благодарим Вас за то, что читаете рассказы, комментируете, а также за отметки " мне нравится".
Возможно Вы, уважаемые читатели, не увидели этот рассказ. Он также будет интересен многим читателям, если Вы его оцените лайком)