В «Журнале для чтения воспитанников военно-учебных заведений» (упоминавшемся в предыдущей нашей статье) опубликовано письмо от 28 декабря 1794 года А.В.Суворова к графу и русскому генералу Егору Гавриловичу Цукато (?—1810), обратившемуся к полководцу с просьбой дать ему необходимые материалы для написания биографии Александра Васильевича (которую, к слову, так и не написал) следующего содержания (полностью): «Высокоблагородный Граф, высокопочтенный Г.Полковник и Ордена Св. Георгия Кавалер!
Письмо ваше, начертанное слогом древних Бардов, исполненное добродушием и привязанностью, напоминаем мне с удовольствием, о достойном сотруднике в победах при Кобылке и Праге и исторгает искреннюю и усердную мою благодарность.
Материалы, принадлежащие к истории моих военных действий, столь тесно соплетены с историей моей жизни, что оригинальный человек или оригинальный воин должны быть между собою нераздельны, чтобы изображение того или другого сохраняло существенный свой вид.
Почитая и любя нелицемерно Бога, а в нем и братий моих, человеков, никогда не соблазняясь приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни, обращался я всегда с драгоценнейшим на земле сокровищем – временем – бережливо и деятельно, в обширном поле и в тихом уединении, которое я везде себе доставлял. Намерения, с великим трудом обдуманные и еще с большим – исполненные, с настойчивостью и часто с крайней скоростью и неупущением непостоянного времени, – все сие, образованное по свойственной мне форме, часто доставляло мне победу над своенравною фортуною. Вот что я могу сказать про себя, оставляя современникам моим и потомству думать и говорить обо мне, что они думать и говорить пожелают.
Жизнь столь открытая и известная, какова моя, никогда и никаким биографом искажена быть не может. Всегда найдутся неложные свидетели истины, а более сего я не требую от того, кто почтет достойным трудиться обо мне, думать и писать. Сей то есть масштаб, по которому я жил и по которому желал бы быть известным.
Для доставления материалов потребно свободное время, но сего-то мне теперь и недостает, однакож я приказал вам сообщить все подлинные документы с начала и до конца компании, против польских мятежников, ныне к счастью более не существующих. Ясный и понятный слог и обнаженная истина, основанная на совершенном познании образа моих поступков, должны быть единственными правилами для моего биографа. Не знаю много или мало сказал я вам о себе, но скажу еще от всего сердца, что всегда питал почтение и дружбу к Вам, Любезный Граф, Вам преданнейший слуга, граф Александр Суворов-Рымникский» («Журнал для чтения воспитанников военно-учебных заведений». 1845. Т. 57, № 226, стр. 194, 195, перевод по изданию Отечественные записки. 1830. Т. 42. С. 231–232.)
Так что за человек был А.В.Суворов?
Людям не посвященным (среди которых хватает и биографов полководца) Александр Васильевич представляется неоднозначным, одиозным, эксцентричным, противоречивым, т.е. попросту не понятным и не объяснимым, в лучшем случае «оригинальным», но более «полупомешанным, или даже просто помешанным» (цитата из книги Петрушевского А. Ф. Генералиссимус князь Суворов. — СПб.: тип. М. М. Стасюлевича, 1884).
Утомлять уважаемого читателя примерами оригинальности Суворова мы себе не позволим; о многих странностях, вероятно, Вы слышали и знаете; в свое время рассмотрим их подробно и даже, хотелось бы надеется, найдем большинству свое объяснение. В данной статье приведем лишь один, но яркий, пример. Далее по тексту в фигурных скобках наши {авторов данной публикации} примечания.
Габриэль-Пьер-Исидор де Гийоманш маркиз дю Боскаж, подполковник Кинбургского драгунского полка, который провел в штабе Суворова три года (о нем уже упоминалось ранее в статье о росте А.В.Суворова), в своих мемуарах, опубликованных в 1808 г. (не переиздавались, на русский язык не переводились), вспоминал:
«Суворов, родился в небогатой семье и самую маленькую сумму денег считал очень значительной; привыкший с юности к бережливости, он сохранил эту привычку даже тогда, когда приобрел большое богатство; был по природе прост и противился всякой помпезности, презирал роскошь…
У него не было ни экипажа, ни верховых, ни тягловых лошадей... Для своей личной службы он нанял только одного слугу (сноска дю Боскажа: единственным слугой маршала Суворова был его крепостной из одного, принадлежащего Суворову, имения. Слуга получил свободу после смерти своего хозяина); для временного пользования своим домом он употреблял столько солдат (сноска дю Боскажа: в России согласно воинским приказам офицер имеет право иметь в услужении определенное количество солдат: это число установлено для каждого звания. Этих домашних солдат называют денщиками; они следуют за своими хозяевами до тех пор, пока не меняют полки. Врачи маршала бывали с ним лишь изредка, и их число регулировалось крайней необходимостью.) или казаков, сколько требовала необходимость, смотря по обстоятельствам. Его экипаж был запряжен почтовыми или реквизиционными лошадьми: этот экипаж представлял собой простую кибитку. Когда он направлялся командовать войсками на маневры или в бой, то ехал на первой попавшейся лошади, иногда на казачьей; но обыкновенно лошадь одалживал ему Тищенко (в сноске дю Боскаж объясняет: Тищенко, бывший солдат, спас в бою жизнь маршала, который последовательно повысил его до звания полковника и сделал своим личным адъютантом. Этот генерал, несомненно, мог бы выбрать на эту должность человека, который объединил бы больше талантов; но независимо от полученной им службы я должен прибавить, что этот офицер действительно был к маршалу; Более того, последний привлекал его только в своем доме в качестве своего рода дворецкого или фактотума {устаревшее выражение, означающее доверенное лицо, исполняющее разнообразные поручения}, которому, однако, он воздавал довольно высокую похвалу за его остроумие). Таким образом, сложно себе представить более скромные расходы и более скромный выезд…
Стоит ли поэтому удивляться, что при таком образе жизни его часто обвиняют в скупости?»
Из приведенного отрывка А.В.Суворов представляется человеком определенно скупым.
Далее: «Его бескорыстие было таково, что ни в одной из своих побед он никогда не оставлял себе ни малейшей части добычи. После штурма Исмаила, атака, предпринятая его армией, оценивалась примерно в двадцать пять миллионов нашей {французской} валюты, и, тем не менее, он ничего из нее не взял. В походе 1771 года против польских федератов был пойман польский офицер, сопровождавший богатый полковой сундук: вместо того, чтобы присвоить эту добычу, он дал этому офицеру паспорт, с которым, благодаря проявленному Суворовым бескорыстию, тот незаметно доставил это сокровище в место назначения. После сдачи Туринской цитадели у еврея-ростовщика были изъяты королевские алмазы, которые республиканцы сбыли ему по низкой цене. Суворов вернул их все королю Сардинии, хотя имел право забрать себе по праву завоевания».
Здесь Суворов видится человеком бескорыстным.
Читаем дальше: «Находясь в Варшаве, офицер его штаба, курировавший полковую кассу, растратил 60 тысяч рублей (около 150 тысяч фунтов). Об этом немедленно сообщают Суворову; он вызывает этого офицера, наказывает его и тотчас же пишет императрице: Офицер присвоил из армейской казны 60 тысяч рублей; но когда Ваше Величество получит это письмо, я уже восстановлю эту сумму в военный фонд из своих собственных средств. Это правильно, что я отвечаю за офицеров, которых нанимаю» {письмо не публиковалось; вероятно, речь идет о так называемом деле по жалобе секунд-майора Д.Т.Вронского на злоупотребления по провиантской части}. Какая щедрость! и в то же время какая строгая честность!
Кратко о деле Д.Т.Вронского в изложении историка А.Ф. Петрушевского: В Варшаву приехал… секунд-майор Вронский, втерся к Суворову в доверие и подал ему донос на злоупотребления по провиантской части. Суворов назначил следственную комиссию, в которую вошли генералы Исаев и Буксгевден, а также и Вронский. Последний, как видно, взял на себя всю черную работу и сделался действительным следователем; допрашивал прикосновенных лиц с угрозами и «пристрастием»; одного провиантского поручика продержал целую ночь в ретирадном месте и угрожал ему розгами. Злоупотребления оказались немалые: получение взяток под видом займов; продажа подрядчикам из провиантских магазинов муки, якобы купленной смотрителями на свой счет; покупка дорогих вещей у подрядчиков без отдачи денег; игра в банк и проч. Но цифра доноса не оправдалась: Вронский доносил о расхищении полумиллиона, а оказалось всего начету на 62,554 рубля. Следствием выяснено пятеро виновных: три провиантских чиновника и двое из штаба Суворова — Мандрыкин {Даниил Давидович Мандрыкин родился в 1771 году. Начал военную службу в 10 лет, приписав в своей метрике лишних три года. Его принял в штаб полководец А.В. Суворов. После боя под Брестом 8 сентября 1794 А.В.Суворов пишет графу Петру Румянцеву о Мандрыкине: "Последний, помимо свидетельств о его храбрости, заслуживает особого воздаяния ...". Суворов назначает Мандрыкина флигель-адъютантом штаба. В 1795 году в списке чинов армии он упоминается как адъютант генерал-лейтенанта. Возможно, военная карьера молодого офицера стремительно развивалась бы и дальше, но после смерти Екатерины II на престол взошел Павел I. Из-за конфликта между Суворовым и императором штаб полководца был распущен. Генералиссимус попал в опалу к новому царю, та же участь постигла и его ближайшее окружение. Мандрыкину по делу Вронского вынесен приговор: ему велели переехать на службу в Оренбургскую губернию в должности батальонного командира. Но молодой офицер распоряжению не подчинился и подал в отставку, которая была принята 18 марта 1797 года. Больше он не состоял на службе, сосредоточившись на частной жизни помещика} и Тищенко {в этой статье выше по тексту о нем уже упоминал марких дю Боскаж}. Суворов велел их арестовать, посадить на хлеб и воду и взыскать с них всю сумму, которая по получении и была распределена на разные надобности, — на выдачи подрядчикам, на прогоны, в пособие бедным польским офицерам, разоренным революцией, и наконец Вронскому 15,166 руб., «яко доносителю», по закону.
Вронский этим не ограничился и, пользуясь приобретенною у Суворова доверенностью, стал мешаться в производство торгов, объявленных тогда на большую поставку хлеба; входил в сношение с подрядчиками, грозил им, предлагал заменить подрядный способ заготовки комиссионерским. Тем временем арестованные, высидев на хлебе и воде несколько недель или месяцев, были освобождены Суворовым, и дней через 20 — 25 после того Вронскому приказано ехать в свой полк. По всей вероятности, этим исходом он был обязан между прочим Суворовскому штабу, но главным образом самому себе, так как наглость и бесстыдство его превосходили всякую меру и совершенно отрицали его якобы честные побуждения. В начале Вронский проживал в Варшаве без всяких средств, перехватывая где только можно по червонцу и по два; а втершись в доверенность к Суворову, получив назначение в следственную комиссию, а потом и участие в производстве торгов, он стал брать направо и налево, нанял дом по 100 червонцев в месяц, обзавелся экипажем, большим штатом домашней прислуги и выездных верховых лошадей, держал любовницу, давал богатые обеды. Суворов, начинавший понимать истину, запретил ему вмешиваться в производство торгов. Вронский как-то вздумал самовольно выехать из Варшавы; его остановили на пражском мосту и, по жалобе подрядчика-еврея, у которого он взял дорогие часы и не заплатил денег, — отобрали карету и лошадей. Вскоре после того он был, как сказано, выпровожен по приказанию Суворова из Варшавы в свой полк (Петрушевский А. Ф. Генералиссимус князь Суворов. — СПб.: тип. М. М. Стасюлевича, 1884).
В 1796 году маршал, желая наградить лично прикрепленных к нему офицеров, направил своему зятю, графу Николаю Зубову, брату фаворита, письмо, адресованное Екатерине II, с просьбой наградить офицеров крепостными. Маршал, уязвленный тем, что не получил ответа от зятя, который как он знал, пользовался величайшим доверием, и, подозревая, что он, вероятно, не доставил письма императрице, раздал этим офицерам одну из своих земель и снова написал Николаю Зубову: «Я вижу просьба, с которой я обратился к его величеству, не скромна... Поэтому я только что раздал офицерам, которых я взял на себя смелость рекомендовать ей, одно из имений, которыми владею по ее доброте... Предупреждаю вас, что буду использовать свою землю для этих целей и в будущем... Как бы мы ни были богаты благами нашей государыни, правильно, что мы делим наше состояние с теми, кто хорошо ей служил» {данное письмо до настоящего времени не опубликовано}.. Есть ли более благородный, более щедрый и в то же время более пикантный способ выразить свое недовольство зятю и распространить свои блага на офицеров, которым он хотел оказать услугу {о том, как Суворов раздал своим офицерам Кобринских крепостных и чем все это закончилось, мы поговорим в одной из следующих публикаций}.
Сосланный Палом I на срок более года в глухую деревню в Новгородской губернии, этот старый генерал предполагает, учитывая продолжительность претерпеваемого позора, что у наказания не может быть другого срока, кроме срока его жизни. Подчиняясь повелению государя и воле Провидения, он терпел свою судьбу без ропота. Но, считая свое богатство излишним и бесполезным, писал императору Павлу: долгое время, государь, я был очень счастлив служить моей стране; теперь мне не остается другого средства быть ей полезным, как просить Ваше Величество раздать более нуждающимся людям землю в 4 тысячи крестьян, которую я возвращаю Вашему Величеству (около 100 тысяч фунтов) Это письмо осталось без ответа! {…и до настоящего времени не опубликовано}»
А.В.Суворов выглядит человеком явно щедрым (на наш взгляд, приведённые маркизом дю Боскаж примеры щедрости не совсем удачны. Безусловно, щедрость А.В.Суворова, как мы увидим в одной из следующих публикаций, перечисленным не исчерпывается).
Далее де Гийоманш дю Боскаж делает то, что (за редким исключением) не делает ни один биограф полководца: он четко объясняет, почему никаких противоречий в действиях Суворова нет. Хотя мысль свою дальше не развивает, ограничиваясь объяснений только кажущегося противоречия: «скупой-бескорыстный-щедрый». То, к каким выводам пришел маркиз дю Боскаж, мы изложим, но чуть позже. Дело в том, что свои мемуары, дю Боскаж издал только в 1808 г., а до него, еще в 1794 году, поэт Гавриил Романович Державин, которого Александр Васильевич считал другом (взаимоотношения поэта и полководца - отдельная тема) в своей оде «На взятие Варшавы» уже дал золотой ключик к пониманию оригинальности Александра Васильевича.
Вот фрагмент оды Гавриила Романовича Державина «На взятие Варшавы»:
Полсвета очертил блистающий ваш меч;
И славы гром,
Как шум морей, как гул воздушных споров,
Из дола в дол, с холма на холм,
Из дебри в дебрь, от рода в род,
Прокатится, пройдет,
Промчится, прозвучит
И в вечность возвестит,
Кто был Суворов:
По браням — Александр, по доблести — стоик,
В себе их совместил и в обоих велик.
Сама ода имеет свою, отдельную историю. Вот что поведал сам поэт: "Когда первый экземпляр напечатанный поднесен был императрице и читал его В. С. Попов {управляющий императорским кабинетом или, проще говоря, секретарь Екатерины II}, то ошибкою против ударения он выговорил: уже пОлно {«Бессмертная Екатерина! Куда? и что еще? — Уж пОлно ...» (вместо уже полнА)}, или довольно: то за сие и за стих, под 424 примечанием написанный, в котором сказано: Трон под тобой, -- корона у ног, Царь в полону! императрица погневалась, потому первым подумала, что унимается от побед, а вторым, что изъявляется якобинизм, которым тогда во Франции попиралась корона; рассуждала, что с таким уничижением о священных регалиях царских говорить не должно. Сие автору сказывал бывший при том разговоре граф А. И. Пушкин. По сим причинам, хотя оды сей было напечатано 3000 экземпляров, с согласия любимца императрицы Зубова, и внесена из типографии в ее комнату, откуда в свет и не выпущена» (Державин Г.Р. Сочинения / Г.Р. Державин; [Сост.,биогр. очерк и коммент. И.И.].—М: Правда, 1985 .—575 с.). По восшествии на престол императора Павла I, все 3000 экземпляров отдали обратно автору Г.Р.Державину.
Так что за человек был А.В.Суворов? Державин подсказал:
Кто был Суворов:
По браням — Александр, по доблести — СТОИК,
В себе их совместил и в обоих ВЕЛИК.
Александр Васильевич – СТОИК! На наш взгляд – это ключевой момент для понимания Суворова-человека.
Суворова-полководца Г.Р.Державин приравнял к Суворову-стоику и указал на величие и того и другого.
Сам Александр Васильевич высказался поскромнее, великим себя не называл, но человека и воина тоже приравнял (отвечая на письмо к графу Е.Г.Цукато, с которого мы сегодня и начали публикацию): «оригинальный человек или оригинальный воин должны быть между собою нераздельны, чтобы изображение того или другого сохраняло существенный свой вид».
Т.е., по мнению Суворова, понимание его, как полководца, неразрывно связано с понимаем его, как человека.
Для нас осмысление Александра Васильевича как оригинального человека неразрывно связано с пониманием его, как Стоика.
И здесь начинается самое интересное: Суворов – полководец изучен вдоль и поперек. А вот основательных публикаций, исследований, статей, посвященных Суворову-стоику, нет вообще. Ни одной.
Современники и потомки не увидели (или не придали значения увиденному) в А.В.Суворове стоика!
Удивительно, но и Г.Р.Державин сам до конца не понял, о чем написал. В «Объяснениях на сочинения», опубликованных в 1812 году (через 12 лет после смерти полководца!) сам поэт так объяснил эпитет «стоик» в оде «На взятие Варшавы»: «...Стоик.-- Философ стоической секты. В первом экземпляре {оды «На взятие Варшавы» в 1795} напечатано было Циник {имеется в виду «киник» - одна из сократических школ в Древней Греции, предлагавшая простой принцип: довольствуйся малым. Самым ярким более всех прославившим киническую идею философом был Диоген Синопский, который жил в бочке, доказывая этим возможность быть счастливым при сведении своих жизненных потребностей к минимуму}, но переменено, потому что циник по-гречески значит собака {от греч. κύων, собака}, хотя циническая или стоическая все равно; ибо граф Суворов вел строгую и странную {!} жизнь, т. е. спал на сене, ел часто одни сухари и терпел самые жестокие морозы, так что другой бы вынесть не мог». (Державин Г.Р. Сочинения / Г.Р. Державин; [Сост.,биогр. очерк и коммент. И.И. Подольской Ил. Е.Е. Мухановой, Л.И. Волчека]..—М :Правда, 1985 .—575 с.)
Таким образом, для Г.Р.Державина «киник» (он же «циник») и «стоик» - одно и то же, а весь стоицизм А.В.Суворова заключается в том, что он «вел строгую и странную жизнь, т.е. спал на сене, ел часто одни сухари и терпел самые жестокие морозы».
Но вернемся к Гийоманшу маркизу дю Боскаж. Вот его объяснения «странной жизни» А.В.Суворова: «Рассмотрев жизненные привычки маршала Суворова, можно придти к выводу, что он был истинным философом-стоиком. Подобно этим философам, он, по выражению старца {вероятно, имеется ввиду Эпиктет}, свел свои потребности к необходимому; но эта смелость бескорыстия является добродетелью настолько редкой в нашем веке, что неудивительно, что ее неправильно поняли. Суворов редко давал, потому что ему всегда говорили, что у него нет денег, а этот воин-философ презирал заботу о своих финансах. Он давал мало, потому что помнил, что в молодости ему самому мало чего требовалось, и всех судил по себе»
Уважение проницательному человеку - Габриэлю-Пьер-Исидору де Гийоманшу маркизу дю Боскаж!
Памятуя о «ясном и понятном слоге и обнаженной истине», «основанной на совершенном познании образа поступков» Александра Васильевича, мы возьмем на себя труд восполнить пробелы в биографии полководца и в ряде следующих публикаций продолжим (точнее сказать: начнем) изучение Суворова-стоика.
А пока, подведем сегодняшние итоги:
- современники не увидели в А.В.Суворове стоика, потомки не придали стоицизму Суворова особого значения.
- на наш взгляд понимание Суворова-стоика ключевое для понимания Суворова в целом, в т.ч. числе и как полководца.
- Суворов–полководец изучен вдоль и поперек. А вот основательных публикаций, исследований, статей, посвященных Суворову-стоику, нет вообще.
- из детального изучения первоисточника мы узнали о существовании трех, ранее нигде не публиковавшихся и не упоминавшихся, писем А.В.Суворова.