Когда человеку очень плохо, он приходит к Богу. Напрямую к Богу я обращалась через молитвы, но, яснее мой разум от этого не становился. И я решила обратиться напрямую - в церковь. Я уехала чуть раньше обычного из больницы и зашла в ближайшую, рядом с домом, церковь. Походила, осмотрелась, дождалась, когда появится батюшка. Обратилась к нему со своей болью, в двух словах пояснив, в чем её суть. Время было вечернее, и он пригласил меня на следующее утро, на голодный желудок, на исповедь. Накануне нужно было прочитать несколько молитв и небольшую брошюрку, которая подготавливает человека к исповеди и причастию. Вечером, после церкви кушать было невелено, приняв душ, я отправилась читать выданную батюшкой литературу, но недочитав до конца, заснула. С утра я отправилась в церковь, без завтрака, на голодный желудок, как и было обозначено мне днем ранее. Народу было немного, по очереди батюшка подзывал к себе, человек рассказывал о своей беде, потом батюшка покрывал его голову епитрахилем, и отпускал с Богом. Подошла моя очередь, я обратилась к священнику и сбивчиво начала рассказывать о своей тяжбе: ребенок родился в экстремальном весе, выкидыш, сказала акушерка при родах, он в реанимации, никак не выкарабкаться, второй месяц на аппарате ИВЛ, состояние крайне тяжёлое. Инфенкция поражает его изнутри, каждый раз с новой силой. Из меня потоком лилась боль и безысходность, в которых я жила последние месяцы. Потом я почему-то заговорила об ЭКО, и в этот момент у священника, что-то сломалось, и он остановил меня жестом.
- А, что ребенок, получается, зачат не естественным путём? Переспросил он. - А, что, и с отцом ребенка, вы не состоите в официальном браке? Ну, тогда всё понятно. В вашей жизни всё не по-человечески, мужа нет, ребёнок зачат в пробирке. Поэтому он и мается, ребёнок, и не с вами, и не уходит в царствие небесное. Из-за вас, понимаете!?Разберитесь уже со своей жизнью. К сожалению, я не смогу вас исповедовать. Решайте свои вопросы, распутывайте этот клубок. До свидания! И жестом подозвал следующего. Я отошла в сторону, и не понимала, что мне делать дальше, куда идти, броситься ли в ноги священника, и молить его о прощении, но тогда бы вышло совсем драматично. Церковь от меня отвернулась. Я искала спасения, а вместо этого получила отречение. Так я и стояла посередине храма Божьего, не понимая, что мне делать дальше, и куда бежать за помощью. Я почему-то всегда была уверена, что и убийца имеет право на исповедь и прощение, а оказалось, что нет, такие как я, не заслуживают.
В реанимации, напротив, батюшка не задавал лишних вопросов, и окрестил нашего сына. Ребёнок был крещён, и это вселяло надежду на чудо. В его кувез в этот же день была установлена малюсенькая иконка с ликом Святого Николая Чудотворца и такой же маленький крестик, на веревочке, которые я приобрела здесь же, в церковной лавке при больнице. Каждый день я приходила в храм при больнице, покупала свечку, зажигала её, и читала наизусть свои 3 выученные наизусть молитвы. Каждый вечер, по возвращению из больницы, я выставляла на прикроватную тумбу все имеющиеся в доме иконы, вставала перед ними на колени, и страстно читала молитвы, все подряд, какие были в книжки, пылко ударяясь при этом головой о пол. Мой мужчина напряженно наблюдал мои неистовые то ли истерики, то ли обряды. Иногда окликал меня: - Ну, хватит, а? А я не могла остановиться, мне и самой было страшно прибывать в таком состоянии, но это единственное, как мне казалось, что я могла сделать, чтобы умолить, чтобы вымолить у Бога, оставить ребенка с нами.
В один из дней меня не пустили к ребенку. На осмотре, медсестра материнского отделения, определила покраснение у меня в горле, и отправила лечить его домой. Честно признаться, я даже немного обрадовалась. Это был карантин, меня сняли с посещений, я не прогуливала, я была официально освобождена от обязанностей мамы. Я болела не физически, а эмоционально. Я ничего не хотела делать, лежала в постели дни и ночи напролёт. У меня не было больше сил. Надежды на благоприятный исход становилось всё меньше и меньше, и с каждым новым днем, проведённом на аппарате ИВЛ, его шансы когда-нибудь раздышаться самостоятельно стремительно уменьшались.
В реанимации детей периодически меняют местами - палатами, чтобы обмануть больничную инфекцию. И оказавшись как-то раз в палате номер N5, я увидела мальчика, кувез которого стоял рядом с нашим, на вкладыше был указан его вес при рождении - 640гр., чуть больше нашего, но он был рожден на несколько месяцев раньше, и пребывал на аппарате ИВЛ уже пол года. И никаких изменений в его состоянии не намечалось. Его отключали от аппарата, а спустя сутки снова подключали, из-за ухудшения состояния, и наличия газов в крови. Отсутствие динамики, в случае с нашим соседом, было равно отрицательной динамики. Я так поняла, из разговоров врачей, что если участков здоровой ткани легких совсем не останется, то и раздыхиваться ребенку будем просто нечем. Шансов нет, потому что нет органа, который играет ключевую роль на всех этапах выхаживания. И что тогда с этим мальчиком? Когда ткань лёгких будет выжжена окончательно, вентилировать их уже не будет смысла. И что дальше, что будет?
С этими мыслями я продолжила болеть, параллельно решив посетить своего знакомого невролога, попытаться полечить голову традиционным способом.
Продолжение следует. Спасибо за ваш интерес и поставленный лайк.
